Стихи
С тех пор как от лица правосудия сбросили [миру] твое знамя и [общепризнанное] мнение,
[Воссиял] свет на горнем небе и [утвердилось] покровительство над этим преходящим миром.
Светила на потолке небесной сферы свободны [теперь] от ударов [рока].
Жители населенной части вселенной — в безопасности от потрясений.
Его величество после утренней молитвы, в утренний час, каковое время является временем победы и триумфа, следуя божественным указаниям и словам достохвального [Корана]: “Ложь не подходит к нему ни спереди, ни сзади”[194], поставил перед собою обязанность первым делом ради /112/ похода на город Дели прибегнуть к гаданию на преславном Коране; вышел следующий стих из суры Иона: “В самом деле, чему подобна здешняя жизнь? Она подобна воде, которую низводим мы с неба и которою питаются земные растения, какие едят люди и скот. В то время как земля наденет на себя красивые уборы, нарядится в них, и обитатели ее думают, что это они делают с нею, в течение какой-либо ночи или дня приходит к ней наше повеление и она делается как бы пожатою, как будто она и не была вчера так богатою”[195]. Смысл этого стиха, который лучезарен как начало утра, тот, что жизнь этого мира похожа на дождь, которым замешиваются растения, служащие пищею людей и животных, до тех пор, пока не покроется земля одеждами великолепными и платьем разноцветным и не украсится [всем этим]. А обитатели ее думают, что зерновые-хлеба и плоды обязаны им [своим] возникновением. Между тем это наше повеление коснулось земли, и те же произрастенья мы превращаем в ничто. Ты сказал бы, что вчера их не было, теперь они появились. Этот стих ясно указывал на пороки и заблуждения противников [его величества], на жителей города [Дели], а также на замыслы Маллу-хана, который был стержнем войска, опорою и убежищем /113/ Индийской страны, [Его величество вторично] загадал на Коране и открыл такой стих из суры Пчелы: “Аллах указал вам сопоставить раба, не властного ни над чем, с тем, кого мы наделили от себя прекрасным содержанием, вследствие чего он тайно и ясно делает из него пожертвования”[196]. Смысл этого стиха тот, (то всевышний творец привел притчу о правоверном и неверном. [Один], на положении купленного за золото раба, слабый [и ничтожный, другой] — свободный человек, счастливый и могущественный, который и тайно, и явно живет в свое удовольствие, и [потому] никогда они не будут равны друг с другим.
Этими двумя обнаруженными [гаданием] стихами Корана, которые чрезвычайно соответствовали [создавшемуся] положению, выявились и подтвердились чудо Корана и чудесная пзо-никновенность счастливого монарха [эмира Тимура]. Постигающие тонкости таинственных значений и знающие истины божественных слов потребуют ли более ясного, чем это, указания на то, что миссия его хаканского величества — особенная?
Руководимый небесной помощью и призираемый божественным попечением — “поистине в этом есть поучительное для людей, обладающих рассудительностью”[197], и полагаясь на предсказание преславного Корана, [его величество] в воскресенье пятого числа упомянутого месяца [раби' ал-ахира][198] двинулся по берегу реки Джаун. Перешедши через нее, он остановился на другой ее стороне /114/; в целях предосторожности опустился в ров, прилегающий к холму, называемому Пушгайи-Бахали. Отсюда во вторник седьмого числа [раби' ал-ахира][199] в первый день, сев на коня, он построил правый и левый фланги армии, авангард и центр ее и привел ряды в боевой порядок. На правом фланге были: принц Пир Мухаммад-бахадур, принц Сулайман-шах-бахадур и остальные эмиры; на левом фланге: принц Султан Хусайн-бахадур, принц Халил Султан-бахадур, Джахан-шах-бахадур и другие эмиры, в передовой части [в авангарде] — принц Рустам-бахадур, эмир Шайх Нураддин-бахадур, эмир Шах Малик, Аллахдад и другие эмиры. Его величество же собственною благословенною персоною стал во главе центра армии. Законченное в своей боевой готовности войско казалось таким, что с тех пор как древнее небо сделало площадь земли местом своего обтекания, подобное войско в ряде войн не появлялось на ней; с тех пор как движутся в просторах неба копьеносец Солнце и разящий кинжалом Марс, такого невероятного множества храбрецов не участвовало ни в одном сражении. С неприятельской стороны царевич Султан Махмуд /115/ с Маллу-ханом и другими военачальниками и командирами Индийской страны, десять тысяч кавалерии, двадцать тысяч отборной пехоты и сто двадцать боевых слонов волновались, как страшное море от ветра, будучи расположены в боевом порядке в вооружении и боевых доспехах. На спинах горообразных слонов были положены круглые деревянные сидения, подле ряда слонов стояли извергающие мрак и гром [орудия]; на каждом слоне сидело по нескольку стрельцов из лука, а хоботы слонов были соединены вместе. Сколько бы ни были победоносному войску обычны и знакомы войны, военное дело, битвы и [проявления] храбрости и хотя оно участвовало во множестве страшных сражений и в водоворотах смертей, но это препятствие послужило [для него] ареною многих размышлений, [особенно] из-за этих огромных, как тучи, слонов, которые издали казались особенно страшными[200]. Таким образом, некоторые из выдающихся мужей стали сомневаться в своем мужестве, вроде таких, как мау-лана-йи а'зам[201] Хваджа-Фазл, сын султана ученых и шейхов, Джалал ал-Хакк вад-Дина Каши, “великого господина” 'Абдалджаббара, сына царя судей в мире, Ну'манаддина Хварази, кои оба принадлежат к известным ученым теологам и кои были из числа лиц, безотлучно пребывающих при дворе убежища вселенной. Его величество спросил их: “Где вы будете находиться?” Они от большого страха и чрезмерной растерянности ответили: “Наше место там, где находятся женщины”. Его хаканское величество, счастливый монарх, улыбнулся. Когда оба войска сблизились друг с другом, его величество остановился посреди своей ставки, расположившейся на склоне высокого холма Бахали, и [зорко] осматривал окрестность. Караульные отряды и передовые части [обеих армий] встретились, и битва началась.
В тот час его величество, убежище халифского достоинства, соизволил указать рабу [своего] двора, маулана Насираддин 'Омару, чтобы он положил на камень молитвенный коврик, и его /116/ величество, спустившись на него, благоговейно и с мольбою сделал два молитвенных поклона, прося у не требующего признательности дарователя [всяческих благ], — да будет он прославлен и возвеличен! — победы и помощи. В это время эмиры, бывшие в передовой части армии, вроде Шайх Нураддина, эмира Шах Малика и эмира Аллахдада, подумали: его величество — счастливый государь, и если божественная помощь станет нашим спутником и проявятся знаки божеского благоволения, то от центра армии в направлении к правому флангу и к нам, рабам, [господь] пошлет помощь.
Когда его величество закончил молитву, заявив [всевышнему о своей] нужде, то сообразно вдохновленным [свыше] владыкам государств он приказал послать из центра армии подкрепления на правый фланг и передовым частям. На правый фланг [поспешил] 'Али Султан “таваджи” с отрядом, и подобная же помощь пришла к передовым частям. Сердца и руки их [эмиров правого фланга и передовых частей] обрели крепость, и, не обращая ни на что внимания, они вступили в бой. Их имя и честь на этом посту получили в мире известность. Это похоже на то, что лев выходит на охоту, и пища обеспечена другим животным, которые проводят /117/ дни под его покровительством. Каким же образом в бдительное хаканское сердце и в хаканский неусыпный разум запало то, что его величество приказал послать подкрепления названным эмирам, чтобы таким образом имена их были вписаны в летопись подвигов? Подобно тому как пища зверям поступает от охоты страшного льва, так и свежесть луга государства получается от милостей источника попечения и искусства хакана, счастливого монарха.