Когда настало время августейшего выступления, то вследствие искреннего расположения, которое его величество имеет к дому пророчества и к семейству посланничества, и превосходного покровительства, оказываемого им наследникам науки пророков, последовал приказ [государя], чтобы сейидов, ученых богословов, судей /131/ и шейхов поместили в соборной мечети Джаханпанаха и не допустили, чтобы им был причинен какой-либо ущерб и вред. Одного из состоящих при его особе сановных лиц[226] он поставил над ними главою[227]. Всеславная и всевышняя истина да дарует сему своему рабу, который стал [начальником] над народом государя, воздаяние через господина тварей — да благословит его Аллах и да приветствует! — и да просветлит она на долгие годы очи людей лицезрением августейшего лица. Аминь, господи миров!

В тот день, в среду, в предполуденное время, государь, сопутствуемый божественною милостью и господним вниманием, выступил в [обратный] поход от окраины водоема Хваджа-йи Джахана, находящегося у ворот 'Айдгах в Джаханпанахе; благополучно достиг Фйрузабада, где остановился на один час, осмотрел это очаровательное место, сделал два молитвенных поклона в мечети Фирузабада, воссылая благодарность за божественные и безграничные [к нему] благости. Когда выступили из ворот Фирузабада, то прибыл сейид из числа термезских Ханд-зада[228] [по имени] 'Ала'дин, заместитель наместника[229] города Куку, раньше ездивший в качестве посла из августейшего лагеря в Лихавар. [Явившись к его величеству], он доложил, что Бахадур Бахар, правитель этой области, положив голову на черту покорности и опоясавшись поясом службы [его величеству], изъявил готовность в пятницу облобызать прах территории, занимаемой убежищем вселенной. Когда по выступлении отсюда его величество соизволил остановиться поблизости Вазирабада, явились послы от Бахадура Бахара с двумя белыми попугаями и доложили, что эти попугаи /132/ остались еще от времен Султана Туглук-шаха и весьма долго пребывали в собраниях государей, разговаривая и грызя сахар, что они были в поле зрения великих людей и властелинов мира[230]. Послы этим драгоценным подарком, который хотя и состоял из птиц, но таких, которые по степени одаренности словом приближались к человеку, приветствовали его величество и в знак счастливого предзнаменования преподнесли этот дар.

Соловей луга надежды, подобно бутону, раскрыл уста, и попугай сада благополучия украсил свой, похожий на лилию язык обещаний: живописец вселенной и искусный создатель всех существ, — да прославится и да возвеличится он! — украсив жасминовые заросли ланит царь-пером попугая письма, а райский сад суфы лика наделив павлином красоты и прелести, как можно скорее утвердит все царства мира во власти второго Александра, достойного называться Сахиб-кираном[231] и наследником владений Сулаймана, и изо дня в день будет открывать врата победы и торжества перед желаниями [этого] всадника ристалища покорения вселенной.

В четверг двадцать третьего числа [месяца раби' ал-ахира][232] его величество, выступив из Вазйрабада, переправился через реку Джаун[233]. Пройдя шесть курухов расстояния, он остановился в местности Мурдаулат. От Дели до Вазйрабада восемь курухов. В пятницу двадцать четвертого числа /133/, выступив из Мурдаулата, прошли шесть курухов и достигли местности Кат'а. В субботу двадцать пятого числа, выступив из Кат'а, остановились в Баг-и Бут[234]. Расстояние между этими остановками — шесть курухов. В воскресенье двадцать шестого числа [раби' ал-ахира][235] выступили из Баг-и Бут, сделав пять курухов пути, остановились в местности Асар, где оставались два дня[236].

Эта крепость относится к числу известных крепостей Индии. В воскресенье двадцать шестого числа того же месяца [раби' ал-ахира] его величество отправил из Асара в ту крепость Мирт эмирского сына Рустам Барласа, эмира Шах Малика и эмира Аллахдада. Во вторник двадцать восьмого числа эти отправившиеся в крепость эмиры прислали известие, что Илйас Афган, сын Маулана Ахмада Таханасарй, и Сафи Габр со сборищем гебров укрепились в той крепости, не идут на мир и будут воевать. Они говорят: “Падишах Тармаширин[237] приходил к внешним укреплениям этой крепости и не мог [их] взять”. От таких слов его величество, счастливый монарх, распалился гневом: почему какой-то гебр /134/ считает слабыми и нерадивыми нескольких принцев нашего царства? Много голов [бывало], которые из-за своего языка скатывались, как шары, и много жизней [было], которые из-за вмешательства не в свои дела уничтожались.

Господин послов [Аллаха] — да благословит его Аллах и да приветствует! — в назидание [своей] общине однажды высунул свой благословенный язык и, указывая на него, сказал одному из своих сподвижников: “Удержи это от говорения неподобающего, потому что, кроме разящего языка, [ничто другое] не ввергает людей [в адский] огонь!”

Когда пламя хаканского гнева начало пылать целыми языками и когда высочайшая сила, противопоставленная этим словам, столь далеким от благопристойности, поспешила отомстить этим злосчастным безумцам, [его величество] немедленно, в [тот же] вторник двадцать восьмого числа [раби' ал-ахира], во время /135/ намаз-и пйшйн [в полуденное время], сев на коня, с десятитысячным отрядом устремился по направлению к крепости Мирт. Через ночь, совершив восемь курухов пути, двадцать девятого числа, во время намаз-и пйшйн, знамя покорителя вселенной достигло крепости Мирт. Тотчас последовало [высочайшее] повеление [приступить к осадным работам]. Эмиры частей войска, каждый против своей стоянки, занялись рытьем подкопов. Когда настало время молитвы намаз-и шам[238], под каждую стену был подведен подкоп на 10 — 15 газов. Гебры поразились и изумились, и щеки их надежд, подобно цвету их лиц, потемнели, а упования на освобождение [от злой участи] и пути спасения исчезли. [Поэтому] кровь в их жилах от чрезмерного страха стала похожа на сок в сердцевине засохшего тюльпана.