В ночь на субботу[290], когда Джамшйд востока отправился на горизонт запада, его величество поместился в палатке принца мира, Пир Мухаммад-бахадура, — да длится его время! По тому счастью, коего удостоился этот принц /162/, его благородное местопребывание озарилось блестящим, благословенным, августейшим, хаканским светом, а голова его от [полноты] гордости [оказанною честью] возвысилась до неба и языком факта сказала:

Поутру в субботу[291], когда индус, страж ночи, открыл перед лицом атаки солнца дверцу востока,

его величество] соизволил выступить с этой остановки и достиг высочайшего лагеря в местности Бихра, находившейся в районз Бикрй, известного [под именем] вилайат-и Майапур[292]. В воскресенье[293] одиннадцатого числа месяца [джумади ал-авваля][294], выступив из Бихра, прошли четырнадцать курухов и остановились в местности Шакк-и Сарсава[295]. Вследствие большой добычи, доставшейся войску, и [необходимости] тащить [ее за собою] двигались медленно. Было трудно проходить ежедневно больше четырех курухов. В понедельник[296] двенадцатого числа [того же месяца] вышли оттуда и остановились в месте Кундур[297]. Расстояние [между этими пунктами] было около четырех курухов. Утром и вечером, в движении и покое, на каждой остановке и на каждом месте, да будет милость всеведующего владыки охранительницею и стражем величественной, как небесная сфера, личности [счастливого монарха], а тираническое небо и притеснитель-время да будут его покорными слугами и рабами по милости пророка [Мухаммада]! Да почиют на нем молитвы и благословения! /163/.

Во вторник[298] тринадцатого числа месяца джумади ал-ула[299], когда войско полудня бросилось из засады тьмы на площадь неба, знамена завоевателя мира пришли в движение и [его величество] переправился через реку Джаун[300] и достиг другой стороны гор Суалика. В тот же день до величественного слуха было доведено, что один из индийских раджей по имени Рин[301], обратился с воззванием [к населению], набросив [на него] аркан возбуждения [против войск счастливого монарха, вследствие чего] под его знаменами собралось множество огнепоклонников и других индусов. Они стеклись из разных мест и сторон и нашли убежище в неприступных [здешних] горах и в непроходимых лесах. Горы же [были столь] высоки, что быстрокрылый сокол не пролетел бы через их вершины и луч зрения не достиг бы и подножия их высоты. Леса же были таковы, что от множества перепутавшихся между собою деревьев [ни один] луч солнца не падал на землю. Пеший с трудом мог пройти через эти чащи. По чрезмерной [своей] укрепленности каждая гора представляла [своего рода] стену Александра [Македонского]. Эта беспредельная крепость /164/ была недоступна [даже] для сильного ветра. Как горы, так и леса [эти] по своей недоступности и [естественной] укрепленности превосходили горы и леса Мазандерана. Кроме, как вырубить деревья и проложить дорогу через них, иначе невозможно было пройти. Его величество, счастливый монарх — да будет он поддерживаем божественной помощью! — вечером во вторник тринадцатого числа[302] в целях открытия военных действий в столь опасной местности и в столь страшном лесу приказал: “Эмиры войсковых частей, зажегши факелы, войска, расположившись в порядке, вырубая деревья и прокладывая дорогу, проходите!” В эту ночь, когда серебристый сокол дня спрятался в гнездо мрака и черный ворон ночи подложил под свое крыло золотое яйцо неба, проложили дорогу на двенадцать курухов, каковую и прошли с быстротою, подобно ослепительной молнии и быстрому, пронзительному ветру.

В среду четырнадцатого числа[303], когда золотой образ солнца поднялся с сребровидного горизонта и поднял [свой] блестящий стяг над лазуревым куполом [неба], знамя покорителя вселенной достигло промежутка, образуемого двумя горами, Суалик и Кука /165/. Раджа Рин построил правый и левый фланги своего войска и со [всеми своими] подчиненными и полками стал ожидать сражения, готовый вступить в битву. Когда же индусы издали увидели внушающее страх победоносное войско, когда они услышали грохот большого царского барабана, рокот малых барабанов, звуки боевых труб и рожков, все существо их потряслось до основания. От неустрашимости и силы государя земной поверхности, от страха и ужаса, внушаемых победоносным войском [нового] Фаридуна и Александра [Македонского], у них не стало силы и возможности противостоять [счастливому монарху]. Во всяком случае ничтожная пылинка не осмеливается противостоять солнцу. Не имеет силы стадо овец, чтобы сопротивляться льву. [Поэтому] индусы обратились в бегство, предпочитая путь поражения. Эмиры армии и [все] войско убежища победы со всех сторон насыщали муравьев своих сабель зернами сердец неверных[304] и обогащали острие мечей жемчужной стали жемчугом душ неверных[305]. Они повергли этих злосчастных [своими] блестящими кинжалами во прах унижения, пустили их на ветер небытия, послав в адский огонь. Столько попало слугам [его величества] молчащей и говорящей добычи, что она не поддавалась никакому учету! [Достаточно сказать, что] каждый из военных захватил по сто, по двести коров и по десяти, по двадцати пленников.

На правом фланге принцы Пир Мухаммад-бахадур и Сулайман-шах-бахадур сражались в другой долине и перебили множество индусов, [причем] в руки [их] войска попала огромная добыча. Они опять соединились в этой стороне [с войском его величества]. На левом фланге принц Джахан-шах-бахадур со своей стороны атаковал другую горную долину, но столько добычи в руки воинов не попало, чтобы она могла их удовлетворить. В ночь на пятницу войска правого и левого флангов собрались у августейшего кортежа убежища вселенной и сделали остановку между двумя горами.

Что касается неверных, то они, как мотыльки, сгорели на пламени блестящих мечей, и кровожадные палараки[306] погасили огонь их жизни. Потоком мести очистив землю индусов от мерзости бытия неверных[307] и разрушив сильным ветром [своей] ярости основание жизни [этих] несчастных /166/, его величество в пятницу шестнадцатого[308] джумади ал-авваля снова вернулся из этой долины, находившейся между двумя горами, к горе Суалик. От этой остановки до области Никиркут[309] было пятнадцать фарсангов. В этой долине были столь густые леса, что и передать невозможно. Они до такой степени делали горы неприступными, что самое пылкое воображение не могло представить этого, а фантазия художника не в состоянии была изобразить это на странице [самого] причудливого представления. Самонадеянные гебры и темные [по коже и вере] индусы в этих джунглях были в количестве большем, чем можно представить. [Несмотря на это, его величество] решил в столь опасном месте провести сражение за веру. Так как войска левого фланга под командою эмира Джахан-шаха и хорасанское войско днем до этого никакой добычи не захватили, то [его величество] приказал им прежде других вступить в бой и атаковать неприятеля. В этот день в карауле был Сафа Тимур[310]; он около полудня прибыл к кортежу убежища вселенной и доложил, что толпы гебров и скопище индусов все больше увеличиваются. Его величество своею августейшею персоной /167/ встал и [лично] отправил в бой войска левого фланга и хорасанские [части], приказав им атаковать неприятеля. Круг [военных] действий охватил все до центра боя. Серпом ярости срезали с тел головы индусов и похищали у них жемчуг их жизни. Страница их бытия осталась запечатанною восковою печатью потери этого мира и будущей жизни. В руки [победоносного войска] попала огромная и неисчислимая добыча.