Так как убежище шариата, наш господин, величайший верховный судья в мире Насир ал-Хакк ва-ш-Шариа'ат ва-д-Дин `Омар, — да продлит Аллах над ним тень своего покровительства! — достиг высоких степеней совершенства в извлечении пользы из очагов знания и в распространении мудрости, и поскольку в нем гармонично сочетались превосходство в храбрости и мужество с красноречием и ученостью, то уместно заметить, что он является и брачным покоем благородных нравственных качеств. Опередивши в них великих людей, обладателей нравственных доблестей, он и в опасных сражениях, где отказывались принимать участие ученые мужи и люди, подобные им, опередил храбрейших людей прежнего времени. На поприще искренней преданности и доброжелательного отношения к сему [высокому] дому убежища вселенной, — тень [благостей] которого [дома] да будет распростерта над головами людей до крайних пределов мира! — [названный выше Насираддин 'Омар] опоясался поясом ведения священной войны и самоотверженности, несмотря на то что 'в этом походе все время безотлучно находился при его величестве и ни при каких обстоятельствах не отлучался от высочайшего стремени и мирозавоевательного кортежа. Используя этот случай /50/, он вел дневник побед в Индостане, выполняя это по смыслу стиха Низами, каковой [поэт] является сводом правил о красноречии...

Так как [своим] проницательным взором и знакомством с истинным положением вещей он понимал, насколько глубоки милость и сочувствие его величества, убежища халифского достоинства, к сему первому плоду из сада его царствования и государства, то по желанию его хаканского величества он украсил предисловие к сей августейшей истории и счастливой книге всяческого преуспеяния высоким именем этой молодой ветви из сада величья и могущества [Халил Султана], который в рядах войск, участвующих в сражении, в битвах и стычках, со всем пылом юности, как свирепый лев и страшный тигр, представил доказательства своей военной опытности.

Несомненно, что упоминание государей в исторических текстах является причиною увековечения их имен, а упоминание красивого [молодого человека, как Халил Султан], по этой же причине навсегда останется на страницах дня и ночи. Иным способом не запечатлеть [в памяти людей] высокую степень и большое состояние [великих людей], и никакой из даров не может заменить этого...

Теперь мы опять перейдем к изложению обстоятельств, [сопровождавших] каждую остановку, упоминаний о стоянках и войне за веру его величества, счастливого монарха, подробно остановившись на движении и покое победоносного [его] знамени в районах Индостана.

В этом походе были участниками высокая колыбель[79], Балкис своей эпохи к своего времени, убежище и пристанище [всех] госпож мира /51/ [Сарай Мулк]-ханым — да умножится ее величие и да будет вечным ее целомудрие! — и победоносный принц человеческого рода, блеск господа, царственный именной перстень и рубин из копей бесконечного счастья,

принц Улугбек-бахадур — да длится его правление! В тот же день последовало разрешение, чтобы они [во избежание трудностей похода] в благополучии и под счастливою звездою направились в столичный город Самарканд[80], что объяснялось любовью его величества к сему красивому, благонравному и похвальных качеств принцу, у которого на благословенном челе ясны и видны, как солнечный свет, сияния зрелости и миродержавия и признаки божественного блеска как при движении его, так и в спокойном состоянии. Все [это было выражено] в такой степени, что без вида его счастливого лика и без августейшей с ним встречи меньше всего чувствовалось спокойствие сердца и душевное удовольствие, а не видя его дорогие черты, трудно было быть веселым.

Как ни хотелось его величеству, чтобы они находились при нем неотлучно, чтобы не расставаться [ему] со светом [своих] очей и с плодом сердца, но он подумал, что не дай бог, если жара Индостана дурно повлияет на благословенное здоровье [Улугбека]. [Если] разлука с тем дорогим [его сердцу принцем] создавала затруднительное положение [для его величества, тем не менее] высшие побуждения религиозного порядка [его величества] явились причиною того, что он предпочел разлуку с [этим] любимым ребенком[81]. [Правда], любовь, составляющая потребность человеческой природы, не давала разрешения хотя бы на один час разлучиться с принцем, но поскольку его величеству, счастливому монарху, свойственны избранные постановления и одобряемый законом образ действий, то религиозные соображения одержали верх [над чувствами любви к Улугбеку]. Страсть же к войне с неверными, гебрами и тиранами [крепко] вцепилась в подол августейшей энергии. Как бы [сам] принц тварей мира Улугбек-бахадур внешне ни был далек от всегдашнего присутствия при хаканском дворе и от ковра монаршего благоволения, все же он всем своим существом, всем сердцем и душою всегда присутствовал на пространстве высочайшего двора, подобно тому, как солнце небес пророческой миссии и луна неба величия, глава послов и пророков, Мухаммад-избранник, — да благословит его Аллах и да приветствует! — когда в некоторых [ведшихся им] священных войнах его сподвижники — да будет над всеми ними благоволение Аллаха! — по необходимости [не принимали в них участия и] лишались общения с пророком и служения ему, говаривал: “Ни на одной остановке, ни в одной долине не случалось перехода без того, чтобы они не были в общении с нами и в созерцании нас, иначе говоря, перед нашими духовными очами они были, неотделимы от безотлучного при нас пребывания”. Сказал посол Аллаха: — да благословит его Аллах и да приветствует! — “Поистине Аллах не смотрит на образ ваш и дела ваши, но он взирает на сердца ваши и на ваши намерения”. Художник предвечности, — да будет он могущественным и великим! — создав всякий цвет, заключил в него определенное значение, кроме которого обширный ум ничего другого не признает. Извечный мастер, выводя из-за завесы потустороннего мира на равнины [всеобщего] обнаружения каждый образ, заключает в него определенное качество, которое святой дух, кроме него, другому не отвешивает[82] /53/.