А ещё в её комнате появился постер. Неизвестно, кому именно в пиар-службе президента пришла в голову эта идея, но только. В молодёжных магазинах, рядом с постерами, изображающими рок-звёзд, вдруг появилось фото: глава государства в кожаной куртке с заклёпками и расстёгнутым воротником. Смотрелось, кстати, очень логично: президенту недавно исполнилось 36. Несколько раз Герхард заставал племянницу разглядывающей фото. Что с тобой, Санни? Не знаю, дядя. В жизни он – совсем другой человек. Герхард грустно вздыхал – он прекрасно видел, каких сил его солнышку стоило молчать об этом романе. Примерно раз в месяц Санни ночевала не дома.

…В ноябре отмечали 49-летие Саши Городецкого. Большой концерт – для широкого круга почитателей; маленькая тусовка узким кругом – в ресторане, строго для своих. Ближе к концу банкета Джордж отвёл именинника в сторону.

– Не знаю, кому ещё показать. Не Жозефине же... И тем более не ей... Пусть будет нашей маленькой личной тайной, ОК?

Листок бумаги. Почерком Джорджа написано. Без заголовка, без даты. Впрочем, ему ведь никогда не удавались законченные стихотворения. Так, озарение, вспышка, какой-то явный фрагмент. Вот и на этот раз. Кусочек, без начала и без конца.

Ох, забыть бы мне свет сумасшедшей луны, Чтобы стёрся из памяти крик твой и шёпот. Но ни шёпот, ни крик мне ничьи не нужны – Лишь твои поднимают меня так высоко.

Сколько раз умолял я тебя – отпусти.

Сколько раз повторял – нам не надо встречаться.

Но живу во грехе, и назад нет пути –

Потому что нет сил отказаться от счастья.

– А ты ей правда такое говорил? – помолчав, спросил певец.

– Никогда. Не могу я ей этого сказать. Знаешь, у нас с ней когда-то давно был разговор о моих отношениях с женщинами. Я ей рассказал, что Жозефина – мой ангел-хранитель. И затруднился точно сказать, кто мне Стеф. А теперь знаю точно. Жозефина – ангел-хранитель. Стеф – голос моей совести. А она – моё солнце. Или вот как ты поёшь: может, я это, только моложе – не всегда мы себя узнаём.

– Даже не знаю – соболезновать тебе или завидовать… – певец вернул ему листок.

Несколькими днями позднее ошарашенная Санни вышла из кабинета врача. Студентка первого курса педиатрического отделения? Ну и отлично. Вскоре сможете использовать полученные знания на практике. У вас будет ребёнок.

Сейчас надо бы бегом к дяде, но... Она знала, какой будет ответ. У любых отношений есть предел. В её романе с первым лицом страны детей быть не может. И поэтому... Да, наверное, дядя Герхард потом всю жизнь будет себя проклинать. Но на аборт он отвезёт её сам. Как, впрочем, и Ватерман, если обратиться к нему.

А к кому тогда?

«Санни, я сам дам тебе телефон, по которому ты сможешь звонить, когда понадобится помощь». Утро их первой ночи. Визитная карточка, самая простая: плотная белая бумага, чёрные типографские цифры. Только телефон, без имени владельца. Похоже, сейчас самое время звонить.

…Это был очень долгий рабочий день. Сначала Жозефина вообще хотела уехать ночевать на свою старую квартиру, но потом передумала. В расстроенных чувствах, стараясь ничем не выдать своего состояния, она вошла в предбанник семнадцатой квартиры. Посмотрела на часы, висевшие в будке охранников – время шло к полуночи.

Вчера... До этого она только раз видела Гео таким – когда он собрал всех близких людей, чтобы объявить, что у него не будет домашнего Политбюро. И когда с ними, уже успевшими выпить и поболтать за дружеским столом, заговорил не муж, папа или Джо, а глава государства. Вчера почти таким же тоном он кратко известил: Санни Флетчер ждёт ребёнка; Джордж не бедный человек, так что девушка получит более чем достаточное содержание; будем рожать; дядя Герхард уже предупреждён.

Сегодня весь день она старалась уйти с головой в работу, хотя какое там. Скажем прямо – не ждали. От секса бывают дети, но когда она преподносила Гео в подарок юную девственницу из хорошей семьи – не предполагалось, что так далеко зайдёт. Тут же выплыли мучительные воспоминания о своих собственных родах и приговоре врачей – следующая беременность почти наверняка будет с летальным исходом. И... В этом месте она разрыдалась. Гео. Который держал её на руках и ласкал, как младенца. Мой подарок от Всевышнего – это ты. Мне не нужен мир, в котором не будет тебя. Именно ты – моё счастье, а дети и всё прочее – так, приложение. Есть – хорошо, нет – рыдать не будем. И ведь, похоже, не врал. Финка действительно его ангел, без которого ему не нужен этот мир... Была тогда. А вчера – он сообщил ей, как сообщают населению о подписанном президентском указе: раньше было так, теперь будет этак.

Якобы у всех супружеских пар на седьмом году брака наступает кризис отношений. А ещё – Финка уже давно одна из кремлёвских жён, а кремлёвские семьи – это вообще отдельная категория брачных союзов. Кремлёвская жена должна всем демонстрировать теплоту семейного очага и то, что тыл драгоценнейшего руководящего супруга благополучен и нерушим. А отказаться от разного рода метресок и секретуток руководящий муж может только в силу естественных причин – таких, как преклонный возраст, болезнь или нетрадиционная ориентация.

И всё-таки... В голову упорно лезли воспоминания то о днях после родов, то об августе девяносто первого. Наверное, Гео тогда должен был быть где угодно – на пресс-конференциях, на совещаниях у Эльцера... А он как-то умудрялся всё равно оказаться рядом со своей Финкой, шокированной штурмом их квартиры. А вскоре последовала странная ночь, когда он пришёл домой, что называется, ни в одном глазу, но было понятно – впервые за много месяцев он крепко выпил. Ей сказал одну фразу – можешь забыть августовский кошмар. Навсегда. Уже потом ей шепнули на ухо – в ту ночь он лично перебил всех гэбистов, пытавшихся взять штурмом семнадцатую квартиру. Включая бывшего Финки. Хотя, конечно, на тот свет он его отправил не за прежние связи с его женой. И – да: где-то после той странной ночи у него и появилась эта манера вести заседания. Равнодушно-суровый начальник, который иногда напоминает подчинённым об их ошибках и предупреждает об их последствиях. Ещё один косяк – и на вашем месте будет сидеть другой. После чего некоторым делается дурно.

…Семнадцатую квартиру уже много лет охраняли одни и те же сотрудники «Беркута», теперь формально трудоустроенные в Службу безопасности президента. И, конечно, они мгновенно улавливали все тонкости настроения хозяев.

– Добрый вечер, Жозефина Андроновна! – начальник караула сдержанно улыбнулся. Да-да, ничего не произошло. Хозяйка просто немного устала, не следует её нервировать и докучать.

– Здравствуйте! Джордж Джорджиевич дома?

Зачем она это спросила? Меньше всего ей сейчас хотелось болтать с охранниками.

– Так точно, дома. Он сегодня удивительно рано приехал, всех отпустил, даже няню Элегии Джорджиевны.

– Хорошо... Спасибо.

Она прошла на второй этаж.

В квартире царили темнота и тишина. Свет пробивался только через приоткрытую дверь комнаты Стефани, да ночник горел в комнате Элли. Она же их бывшая гостиная, рядом с кухней, совсем недалеко от входа. Оттуда же доносилось тихое пение – единственное, что нарушало тишину.

Місяць на небі, зіроньки сяють, Тихо по морю човен пливе.

В човні дівчина пісню співає, А козак чує – серденько мре.

Пісня та мила, пісня та люба, Все про кохання, все про любов. Як ми любились та й розійшлися, Тепер зійшлися навіки знов.

Это народную украинскую песенку в их дом принёс Саша Городецкий. Он так проникновенно её пел, что в полном восторге была даже Элли трёх лет от роду. После чего маме и папе девочки пришлось осваивать азы мовы, ибо песня стала идеальной колыбельной для их дочери.

– Мама!

Не успела Жозефина заглянуть в комнату, как её заметила Элли. И радостно вскочила на постели.

– Элли! Здравствуй, доченька!

Она подошла, обняла малышку.

– Привет, Гео!

– Привет! – как-то жалобно ответил он.