Проговорив всё это, дочь отвела взгляд. Джордж улыбнулся и потрепал её по щеке – не надо бояться, я в курсе. Неужели ты думаешь, что в своё время мне не сообщили о запросах из Кириллова монастыря в минюст? Игуменья просила помочь найти место захоронения гражданина Лиандра М. Ф., расстрелянного в 1985 году за хищения социалистической собственности в особо крупных размерах. В соответствии с законом, тела казнённых выдаче родственникам для захоронения не подлежали. Поэтому – да, дочь, я сам, лично, дал словесное указание – помочь найти тело. Я не воюю с мёртвыми, Стефани. Если твоей тёте зачем-то понадобилось это семейное кладбище прямо у себя под окнами – то пусть будет.

– Пап, я за них помолилась! – совсем тихим голосом сообщила Стефани. Как будто в преступлении сознавалась.

И вот после этого – воспоминание. Нечего Иуде на Голгофе делать!

– Пап?..

Всё, возвращайся в реальность. Ты сидишь у себя дома, а рядом с тобой – дочь, которая опасается, что ты сейчас обидишься.

– Помолилась – и умница! – он улыбнулся девушке.

– А ты не против, если я закажу по ним заупокойную? У нас, здесь?

– Заупокойную – по трём атеистам из актива КПСС? Хотя… в Нордландской церкви и не таких отпевали. Но вообще – проконсультируйся лучше с отцом Феогностом. Я в этих делах мало что понимаю. Знаю только, что личную молитву, от себя, можно возносить за кого угодно, хоть за идейного сатаниста. А церковная служба… впрочем, тебе, если попросишь, вряд ли откажут. Особенно наши наследнички Святейшего Синода.

– Понимаешь, пап... Я не знаю, как это объяснить. Но мне кажется, что своей смертью они многое искупили. И, наверное, можно за них помолиться. Особенно за бабушку…

Джордж всё понял. Встал из-за стола, подошёл к Чёрному Георгию, отодвинул икону и открыл сейф. Порылся там и извлёк пухлую папку. Полистал, нашёл нужные страницы. Подошёл обратно к столу, взял бритву для резки бумаг и вырезал некоторые листы. Протянул дочери.

– Папа, что это? Что ты делаешь? – опешила девушка. – Это, наверное, какой-то важный документ? Зачем ты его?..

– Это – моё уголовное дело 1982 года. Я там помню каждую строчку, так что мне эти листочки... Тебе они сейчас нужнее, Стефани. Это – всё, что я думаю о твоей бабушке Гертруде. Ты имеешь полное право на другое мнение, но... В общем, давай закроем этот вопрос. Если тебе требуется какое-то моё разрешение – то я тебе его даю. Ты можешь сколько угодно ездить к ним на могилки в Кириллов монастырь, заказывать любые заупокойные и молиться за них. Ничего не имею против.

Он засунул папку обратно в сейф. Стефани разглядывала листки.

Три листочка, исписанных ровным канцелярским почерком от руки. Протокол допроса свидетельницы Гертруды Феликсовны Лиандер. Она подтвердила всё. Да, я давно замечала за моим сыном Лиандром Д. М. антисоветские настроения. Также он всегда хотел жить лучше, чем люди вокруг, любил предметы роскоши, особенно модную западную одежду. Отношения в семье были напряжённые, он уехал в неизвестном направлении сразу после окончания школы и получения аттестата. Где находится сейчас и чем занимается – не знаю. И ниже, кривым каким-то почерком, другими чернилами: «С моих слов записано верно. Мною прочитано. Г. Лиандер».

Стефани протянула листки обратно.

– Оставь у себя, дочка. Я и так их помню. Всё, что там написано.

…Агран только бровью повёл – и секретарь исчез, понимающе кивнув. Шеф занят, ни с кем не соединять.

– Стефани? Проходи, проходи. Чем обязан? Почаёвничаем?

Руководитель Службы безопасности президента усадил гостью в кресло напротив и лично занялся чаем.

– Дядя Рудольф, помогите!

– Всем, чем смогу – обязательно! Что у тебя приключилось?

– Вот. И вот.

Гостья положила перед ним на стол две тоненькие папочки.

– Эти документы мне отдал папа два месяца назад. Эти – дала тётя Ева, вы потом верните, пожалуйста.

Взглянув на бумаги, Жмеровский только присвистнул. Документы от тёти Евы – так, чушь. Какие-то стародавние анкеты, которые Гертруда Лиандер заполняла при перерегистрации партийного билета. Заполнить обязательно своей рукой: ФИО, время и место рождения, образование, время вступления в комсомол и в

КПСС... Число, личная подпись. А вот то, что дал папа… – Стефани, он тебе сам это дал?

– Сам, лично. Вырезал из дела и отдал. Говорит – тебе они теперь нужнее.

– Ну, допустим... А зачем они тебе вдруг понадобились?

Листки допроса Гертруды Лиандер по делу её младшего сына. О праве не свидетельствовать против близкого родственника – предупреждена. Даю согласие на дачу показаний. В этом месте – отдельная подпись допрошенной.

– Дядя Рудольф, я даже не знаю, как вам объяснить... Вот эти бумаги – их словно писали разные люди. Почерк какой-то совершенно другой. Я вижу, что анкета – 1977 года, а протокол – 1982го, но… не меняется же почерк так сильно за пять лет? Вот я и хочу понять. У вас ведь есть эксперты по почерку? Помогите!

– Тебе требуется официальное заключение графолога? А на какой предмет? Если я отдам на официальную экспертизу, то надо указать – зачем.

– Мне для себя… понять. Мне кажется, что... То ли это подделка, то ли... Можно как-то установить… не знаю… в каком состоянии бабушка подписывала протокол допроса?

– Ну, тут я тебе и без экспертов всё объясню. Почерк в обоих документах – один и тот же. Особенности написания букв одни и те же и там и здесь, прямо в глаза бросаются. Это не подделка.

Твоя бабушка Гертруда действительно лично подписала донос на твоего папу.

Гостья отхлебнула чаю и отвернулась. Хозяин кабинета всё понял и протянул ей платок – вытри слёзы, я всё понимаю. А пока Стефани тихо плакала, он внимательно рассматривал обе бумаги. Потом, когда девушка подняла на него глаза, заговорил.

– Стеф, я ведь тоже не посвящён в детали. Если ты хочешь каких-то подробностей, касающихся твоей бабушки, то я их не знаю. А что вижу из этих документов… вот смотри. Буквы кривые, строчки кривые, общего наклона букв нет. Скорее всего, Гертруду заставили подписать протокол вопреки её воле. Она его подписывала, пребывая в крайнем волнении и, похоже, с крайней неохотой. Но если учесть, что дело твоего папы начинали в КГБ, то... У них есть масса способов заставить человека подписать любые бумаги. Это то, что увидел я. Если тебе нужны более подробные сведения – то оставь документы, я найду подходящего эксперта-графолога. Он напишет подробнее.

– Спасибо, дядя Рудольф. Не надо. Спасибо, что помогли.

Девушка сложила документы обратно в папочки. Когда хозяин кабинета встал из-за стола и пошёл её провожать, Стефани умоляюще на него посмотрела:

– Дядя Рудольф, пожалуйста, не говорите папе, зачем я к вам приходила. Я ещё сама не знаю, как с ним об этом поговорить…

Чертовка! – ухмыльнулся Жмеровский про себя, провожая гостью взглядом. Вот она выходит из здания. Вот садится в неприметную скромную иномарку без опознавательных знаков. Но водитель там – спецслужбист. И его служебный долг – сообщить господину президенту, что Стефани Джорджиевна сегодня пожелала заехать в Службу безопасности главы государства и там встречалась с Рудольфом Владиленовичем. Может, Джо и вовсе ничего спрашивать об этом не станет, а может…

Дожил, блин, на старости лет. Придётся что-то врать и придумывать. Потому что... Он ей обещал. И она ему поверила. Чертовка. Джо говорит, что с каждым годом она всё больше похожа на Машу. Если Маша была такая же – то понятно, почему у Джо как снесло от неё крышу, так и до сих пор не отпускает. Рудольф пообещал Стефани. Ликвидатор, ты что, до сих пор способен кого-нибудь полюбить или хотя бы пожалеть? Так, чтобы обмануть этого человека было просто стыдно? Блин, хоть садись – и пиши заявление по собственному желанию. Полная профнепригодность же.

А с другой стороны – она его дочь. Любимая дочь. Её он рано или поздно всё равно простит. А простит ли она, если сегодня её обманешь? Тебе оно надо? Опять же – вспомнился рассказ Лёшки о том, как эта девочка разговаривала с начальником колонии.