Автомобиль остановился у самого входа в административный корпус. Вышла юная девушка-брюнетка и её сопровождающий. Было видно, что девушка волнуется. Хотя – что хорошего можно увидеть внутри колонии? Серые кирпичные здания, колючая проволока над ними... Девушка робко оглянулась. Сопровождающий выразительно посмотрел на начальника колонии. Конечно, не тот самый Жмеровский, но – родная кровь. Он находиться внутри тюрьмы не боялся. Внимательный холодный взгляд, характер нордический, стойкий.

– Стефани Джорджиевна, Алексей Рудольфович, здравствуйте! Проходите, пожалуйста!

Внутри административный корпус выглядел куда симпатичнее. Вполне благоустроенное казённое ведомство. Разве что железных дверей и решёток поперёк коридора многовато, но перед гостями мгновенно открывались все двери. А кабинет начальника колонии и вовсе походил на любой из столичных офисов: большие окна, светлые обои, мягкая мебель.

Чем мы заслужили вашего внимания, Стефани Джорджиевна? По какому поводу вы к нам собственной персоной? Или о делах потом, а сначала желаете перекусить с дороги?

Обыкновенные люди. К ним, в глухую тюрьму в далёкой провинции, зачем-то приехала любимая дочь Самого, а в качестве её сопровождающего – сын всесильного начальника Службы безопасности президента. Такой шанс выпадает один раз за всю жизнь. Надо понравиться.

– Стефани, мы сначала поедим? – поинтересовался младший Жмеровский.

– Нет. Потом поедим.

И уже обращаясь к начальнику колонии:

– У вас содержится Элина Грай. Позовите её.

Начальник посмотрел на Алексея Рудольфовича, тот кивнул – выполняйте. Доставьте ко мне арестантку Элину Грай! И побыстрее! – это уже подчинённым, в телефонную трубку. И – снова в сторону гостей: Алексей Рудольфович, так чем обязаны вашему посещению? Тот кивнул в ответ – сейчас узнаете. Пока лучше вот что сделаем: разговор с арестанткой начну я, а Стефани Джорджиевна подключится потом. Поэтому поставьте мебель как-нибудь так, чтобы меня доставленная увидела сразу, а Стефани Джорджиевну… лучше, если вообще она её до определённого момента видеть не будет. О да, конечно, сейчас всё сделаем. Поставим два мягких кресла одно за другим. Вы садитесь на переднее, а Стефани Джорджиевна – на заднее. Может, вам пока чаю? Мы тут свой делаем, на наших травах. Всё натуральное, экологически чистое. Адъютант, быстро принеси чаю!

Арестантку тоже доставили быстро.

Стефани видела её один раз в жизни, трёхлетней девочкой.

В памяти остался не портрет, а образ. Точнее, несколько образов. Самый симпатичный – Снежная Королева из советского мультика. Злая, холодная, властная женщина.

Доставленная в кабинет начальника колонии арестантка Элина не походила на тот образ ну примерно ничем. Четыре года тюрьмы... Тюрьма вообще отлично учит скромности и терпению. Обычная мышь в робе; видно, что уже немолодая; глаза опущены вниз; голос тихий. Арестантка Грай по вашему приказанию явилась.

– Элина… Генриховна, вы подавали прошение о помиловании господину президенту Северной Федерации?

Младший Жмеровский говорил с ней презрительно-ровно; обычный большой начальник.

– Да, подавала, господин… – она запнулась, не зная, как обращаться к этому человеку, столь вольно сидящему в кабинете начальника колонии.

– Меня зовут Алексей Рудольфович.

– Да, подавала, Алексей Рудольфович.

– А почему вы решили подать это прошение?

– Приближалась половина моего срока. И товарищ… гражданин полковник утвердил мою положительную характеристику с места работы.

Гость бросил взгляд на хозяина кабинета.

– Точно так, Алексей Рудольфович, утвердил. Она... Она действительно хорошо у нас работает в швейном цехе. Если желаете, мы вам покажем наше производство.

– Я ничего не понимаю в швейном деле. Покажете соответствующей комиссии ФСИН при проверке. Они оценят.

И снова в сторону арестантки:

– Элина... А почему вы написали такое краткое прошение? Как будто рапорт какой-то. Обычно когда человек просит его помиловать, он о себе рассказывает всё что угодно. Какой он хороший работник, как участвовал в самодеятельности, сколько поощрений... У вас ведь должны быть поощрения, если вы хорошо работали?

– Да, у меня были поощрения, Алексей Рудольфович. Гражданин полковник о них упомянул в справке, которая прилагалась к прошению.

– То есть обосновывать, что вы заслуживаете помилования, вы доверили товарищу полковнику? – усмехнулся гость.

– Он справедливый начальник колонии, Алексей Рудольфович. Если у меня были какие-нибудь заслуги – он наверняка их отметил в своей характеристике.

– А вы в вашем прошении постеснялись сделать это? Почему?

– Я никогда не писала прошений о помиловании. Не знала, что надо в них писать о своих заслугах.

– Нет типовой формы прошения о помиловании. Каждый пишет его так, как считает нужным. Это, кстати, очень помогает раскрыть личность просящего. Вы написали какой-то рапорт младшего инспектора службы по делам несовершеннолетних.

– Я по-другому не умею, Алексей Рудольфович. Вы же наверняка знаете, за что я здесь оказалась. Когда-то я действительно была инспектором в службе опеки и попечительства.

Она, похоже, совсем растерялась – чего хочет от неё этот человек? Но надо молчать и отвечать на его вопросы – это какой-то очень важный человек, которого боится даже начальник колонии.

– Когда я писала прошение, Алексей Рудольфович, я... Не знаю, как точно сказать. Я хотела попросить прощения у Джорджа Джорджиевича.

– А вы успели его чем-то обидеть?

Арестантка вздрогнула. Но тут же опустила глаза и тихо произнесла положенную формальность.

– Вы не так поняли, Алексей Рудольфович. Джордж Джорджиевич – президент нашей страны. Он имеет право помиловать человека, сидящего в тюрьме. Я просила у него прощения как у президента. Но, видимо, написала плохо, и он меня не простил.

– Нет!

Стефани, сидевшая в кресле за спиной младшего Жмеровского, больше не смогла молчать. Крикнула «нет!» и вскочила со своего сиденья. Чем огорошила всех присутствовавших в кабинете.

– Нет! Элина, он вас помиловал! Я привезла вам указ об освобождении!

Арестантка взглянула на девушку, выскочившую из-за спины таинственного Алексея Рудольфовича, и смогла произнести только одно слово:

– Стефани?

После чего пошатнулась, ухватилась за стенку кабинета и начала тихо сползать по ней на пол.

– Ну помогите же ей! – это дочь президента крикнула уже всем и сразу: начальнику колонии, Алексею Рудольфовичу, присутствовавшим при разговоре сотрудникам СБП. И первой бросилась к арестантке.

Да уж. Картина маслом «Не ждали». Что делать, если арестантка попробует кинуться в сторону дочери президента, знали все присутствующие, в особенности – доставивший Элину сюда тюремный конвоир. А вот что делать, если наоборот?

– Ну что вы стоите?! – ещё громче крикнула девушка. – Ей же плохо! Сделайте что-нибудь! Элина, да, это я! Стефани. Папа подписал указ о вашем помиловании. Я увезу вас отсюда.

Хватило нескольких мгновений. Арестантку положили на какой-то диванчик в углу, над ней хлопотал тюремный врач. Стефани стояла рядом. Алексей Рудольфович, порывшись в папке, которую до этого держал в руках, вытащил и протянул начальнику колонии документ.

– Господин Президент Северной Федерации Джордж Джорджиевич Лиандер рассмотрел прошение арестантки Грай о помиловании и приложенную к нему характеристику за вашей подписью. И нашёл возможным помиловать арестантку Грай, руководствуясь принципами гуманизма и соразмерности наказания совершённому преступлению. Я передаю вам соответствующий указ господина президента за его личной подписью. Зарегистрируйте и исполняйте, полковник.

Начальник колонии взял бумагу. Да, всё верно. Гербовый лист. Гербовая печать Администрации Президента. Две подписи: аккуратненькая закорючка руководителя администрации и кривоватое фиолетовыми чернилами: «Д. Лиандер».

– А почему лично, а не с фельдъегерем? – полковник тоже был несколько ошарашен всем происходящим, так что не удержался – брякнул дурацкий вопрос.