– В чём этом, Стеф?

– Пап, ты же уже всем отомстил за маму. Хватит!

– Стеф, что ты несёшь?

– Пап, в этом эпизоде не ты главный пострадавший! А я!И если бы я могла решать... Но всё зависит от твоей подписи. Подпиши ей помилование! В конце концов, она уже и так несколько лет отсидела. Хватит. Нельзя всю жизнь только мстить. Пап…

Девочка отскочила от его стола на пару шагов, хотя Джордж даже рукой не повёл. Просто... На неё сейчас смотрел не папа, а Президент Северной Федерации. Суровый начальник, от тяжёлого серо-стального взгляда которого бросает в холодный пот проштрафившихся подчинённых.

– Ты считаешь, что в данном случае главная пострадавшая – ты? И поэтому тебе решать, что достаточно, а что нет?

– Папа, эта женщина у меня отнимала любимую игрушку, а не у тебя!..

– Хм. И ты решила, что пора поставить точку во всей этой истории именно вот так? Через её помилование?

– Пап, сколько ей осталось сидеть? Четыре года, кажется?

– Что-то около того.

– Пап, я столько не выдержу.

– Чего ты не выдержишь?

– Того, что из-за меня в тюрьме сидит человек. За то, чего он не совершал.

– Хм…

– Папа, я её простила. Пусть выходит на свободу и живёт, как хочет. В конце концов, тебе что – нравится мучить людей?

Да уж... Здрасьте, приехали.

С минуту он молча разглядывал Стефани. Такой он её никогда не видел. И даже не мог предположить, что…

В первые секунды она, по-видимому, страшно испугалась. И отскочила от его стола. А сейчас... Нет, она не уйдёт без его подписи под указом о помиловании. Она почувствовала свою правоту и теперь будет настаивать на своём. У неё свои представления о добре и зле, и Стеф... Блин, вот только Сократа, готового напиться цикуты ради торжества истины, ему и не хватало. Да ещё и у себя в семье.

– Точно простила?

– Да, папа.

– Вот прямо настолько, что... Если я подпишу указ о её помиловании – ты готова сама его отвезти и отдать ей?

– Отвезти и отдать?

– Да. В женскую колонию. Там встретиться с ней, отдать ей указ и сказать – мол, поздравляю вас с досрочным освобождением, я вас простила! Сможешь это сделать?

– Да. Смогу.

Дочь произнесла это тихо, но твёрдо.

– Ты сама согласилась. Подписанная бумага будет у тебя завтра. После чего ты сама её отвезёшь в женскую колонию и отдашь.

– Гео, Стеф, вы чего? – в дверях его кабинета стояла Финка. – Ваши крики в кухне слышно. Что у вас случилось?

– Папа, подпиши ей помилование! Пожалуйста!

Стефани разрыдалась и бросилась прочь из его кабинета. Финка посмотрела на мужа – и тоже тихо исчезла, плотно закрыв дверь.

– Гео! Открой, пожалуйста! Я с подносом!

Сколько прошло времени? Час? Два? За окном было уже темно. Джордж встал и открыл перед женой дверь кабинета.

Финка действительно была с подносом. Зелёный чай, какие-то пирожные, печенье... Водрузив всё это к нему на стол, она обняла мужа.

– Я пришла тебя поддержать, Гео.

– Поддержать меня?

– Стеф мне всё рассказала. Что тут у вас произошло.

– Что с ней? Где она?

– У себя в комнате. Я дала ей успокоительное. И пришла поддержать тебя.

– А со мной что не так? Финка, я, кажется, пока ещё в состоянии ясно формулировать свои мысли и чётко их излагать? И я вам всем вполне доходчиво объяснил – у меня не будет домашнего Политбюро. Ко мне нельзя ходить с указивками и советами, как управлять страной. Я сам решаю, какие предлагать законы и кому подписывать прошения о помиловании! И кому не подписывать!

– Я поэтому и пришла, Гео. Мне страшно представить, что сейчас творится у тебя на душе. А я когда-то пообещала твоему шефу, генеральному директору «Беркута», что буду тебя поддерживать всегда, когда тебе будет плохо.

Она улыбнулась и обняла мужа.

– А ты вовремя, Финка! – Джордж кивнул на чай. – Действительно, в горле пересохло.

– Я сейчас!

Жена налила ему чашку и протянула печеньку. Ну да, разумеется – овсяное с изюмом. Стресс снимать. Ещё со времён «Беркута».

Первую чашку они выпили в молчании. Финка только держала Джорджа за руку.

– Как там Стефани? – спросил он, когда жена налила по второй чашке.

– Ты её порядочно напугал. Хотя… Я бы никогда не решилась на такой разговор с тобой. Зато теперь она вряд ли ещё когда-нибудь придёт к тебе с просьбами и советами по управлению государством.

– А почему ты не решилась бы на такой разговор?

– Ну, я всё-таки постарше Стефани. И догадываюсь, что у каждого человека есть что-то такое совсем личное, куда залезать не надо. А ей 15 лет. Подросток в переходном возрасте.

– Ты всё-таки пришла попросить за неё? – усмехнулся Джордж. – Мол, пойми правильно: переходный возраст, с кем не бывает?

– Ещё не хватало. С этим ты и без меня бы справился.

– Ты так думаешь?

– Уверена. Я же помню, как первый раз пришла в эту квартиру. А пустая пятая комната для кого? Однажды здесь будет жить девочка по имени Стефани. И как ты её потом разыскивал. Ты – нормальный любящий отец, Гео. И сейчас тебя надо поддержать. Потому что та девочка, для которой ты когда-то специально оставил пустую комнату в квартире, и нахальный подросток, явившийся к тебе за жутко неприятной для тебя государственной бумагой – одна и та же Стефани.

– И что ты предлагаешь с этим делать?

– Ничего. Из всякого правила рано или поздно происходит исключение. Она ведь пришла к тебе не за каким-нибудь законом или постановлением правительства – кому завод в управление отдать. Для неё это такая же личная история, как и для тебя. – Не могу я совсем ничего с этим не делать… Джордж встал и пошёл в комнату Стефани. – Гео! Она только недавно уснула… Он рассеянно кивнул жене.

Дочь действительно спала. Он поправил ей одеяло, постоял несколько секунд посреди комнаты. На столе дочки по-прежнему центральное место занимал тот самый резиновый котёнок-игрушка, а вокруг было много бумаги, тряпочек, фломастеров. Джордж взял листок розовой бумаги и ярко-красный фломастер. Нарисовал сердечко и ниже: «С добрым утром! Я тебя люблю!» Пристроил над кроватью. Завтра, когда девочка проснётся, она первым делом должна будет увидеть этот листок.

Вечером он показал дочери бумагу. Всё официально. Указ Президента Северной Федерации о помиловании. Стандартная формулировка: «Руководствуясь Конституцией Северной Федерации, Уголовно-процессуальным кодексом Северной Федерации и принципом гуманизма, постановляю: применить процедуру помилования к... Помилованную от дальнейшего отбытия наказания в местах лишения свободы освободить, уголовное преследование в отношении неё прекратить. Вступает в силу с момента подписания. Президент Северной Федерации Д. Лиандер. Подпись удостоверяю. Главный секретарь Администрации Президента Северной Федерации». Печать Администрации Президента Северной Федерации.

– Спасибо, папа!

Дочь крепко его обняла. Какое всё-таки счастье... После чего забрала бумагу себе.

– Стеф, я не понял?

– Я должна сама её отвезти и отдать.

– Стеф, не выдумывай! Отправим с фельдъегерем.

– Пап… – дочь опустила взгляд. – Вчера я пообещала отвезти и отдать указ о помиловании сама.

– Можешь считать, что ты ничего не обещала. Не выдумывай!

– Вы опять?

В дверях стояла Финка и улыбалась не то сочувственно, не то иронически. Джордж матюгнулся про себя.

…В ворота женской колонии они въехали в начале одиннадцатого. Полномочный представитель Президента Северной Федерации Стефани Джорджиевна Красс и сопровождающий её взрослый – Алексей Рудольфович Жмеровский. Пятнадцатилетняя девочка привезла какую-то особо важную бумагу из Администрации Президента и должна проверить её исполнение. Всё это могло бы показаться бредом, если бы не было подтверждено несколькими звонками Откуда Надо и ещё парой бумаг с печатью президентской администрации. На словах руководству тюрьмы пояснили только самое общее. Не надо лишний раз показывать гостье зечек. Примите в самых благоустроенных помещениях. Обед в колонии допускается, только имейте в виду – это вам не инспекция из ФСИН, так что не вздумайте выставлять на стол батарею бутылок с крепким алкоголем. Что у вас там безалкогольного есть? Клюква растёт? Вот и угостите Стефани Джорджиевну клюквенным морсом.