Он обернулся к одному из привезённых с собой сотрудников СБП. Тот всё понял, полез за пазуху и протянул шефу упаковку шоколадных пряников. Ещё один короткий жест – стойте все здесь, ждите меня.

Тусклый свет, железные двери камер. Можно не сомневаться – из каждой сейчас внимательно следят, куда и зачем идёт гость.

Он постучал в дверь кабинета библиотекарши и сразу же вошёл.

– Добрый день, Марковна!

Она почти не изменилась. Милая на вид седая женщина в скромном платье. Сидела за столом и заполняла какие-то бумаги и книжные формуляры.

– Ох!.. Это ты? Вы?.. Маркович? То есть… Джордж Джорджиевич…

– Для тебя я всегда – «ты» и всегда Маркович. И никак иначе.

Здравствуй, рад тебя видеть!

Он шагнул в кабинет и обнял вскочившую со стула старушку.

– Помнишь, я тебе когда-то обещал, что мы будем пить чай с шоколадными пряниками? Ну вот – пряники со мной!

Надо отдать ей должное – нервы у тюремной библиотекарши были что надо. Пока она заваривала чай, говорила ещё неуверенно, никак не решаясь перейти (вернее сказать, вернуться) к разговору на «ты». Но потом…

– Между прочим, у нас в централе до сих пор самая востребованная библиотека среди тюрем области. Больше всего сидельцев книжками пользуются. Из-за тебя! – хвасталась старушка, отхлёбывая из чашки. – Я им теперь всегда говорю – вот, сидел у нас Лиандер, очень любил читать. Вышел, стал большим человеком! Хотя главный иногда и ругается – тебя теперь велено считать выдающимся государственным деятелем.

Джордж рассмеялся. Подмигнул старушке и спросил:

– А ты сама как думаешь, Марковна? Я – кто? Говори, как есть. Надоело уже слушать дифирамбы от холопов и проклятия от врагов.

Старушка вздохнула.

– Я каждый день хожу на работу и домой мимо бывшего швейного комбината, где работала твоя Маша. Сейчас там всё разорено, стоят пустые корпуса с выбитыми стёклами. И вот я думаю – кому и зачем было надо, чтобы оно всё вот так повернулось? Хорошая же была фабрика, шили одежду для людей. Работал бы сейчас комбинат, работала бы там Маша, ты бы свои картины на дереве делал, растили бы дочку... Вот зачем оно всё так? Когда ты этому… шею свернул прямо в камере – я потом понять не могла, как это. Тебе картины надо рисовать, а не людей убивать. Не должно было ничего этого быть. А получилось... Сначала убийце этому шею свернул, потом стране. Судить тебя не могу, а страну жалко. Съезди на то, что от комбината осталось, – поймёшь.

– Ты тоже думаешь, что страну – это я?

– Ох, не знаю. Не пытай ты меня, Маркович. Чего не знаю – того не знаю. Самой бы кто объяснил – неужели без разрухи этой никак нельзя было обойтись?

…Два впечатления. Этот разговор со старушкой Марковной – и взгляды его бывших вертухаев. Старушка одна всех их стоила. Не люди – холопы. Скажи, что вешать их будешь, – спросят только, мыло и верёвку выдадут аль свои приносить. «Люди холопского звания – сущие псы иногда…» Книжку с этими стихами он брал в библиотеке у Марковны за годы заключения несколько раз, читал и перечитывал.

А комбинат в итоге восстановил. Ради светлой памяти Маши. Она ведь действительно любила шить. Когда у тебя имеется свободная пара миллиардов долларов, не велика проблема – восстановить небольшое швейное производство в провинциальном городке. Швейное объединение «Мария», так оно теперь называется.

А вот холопы... Когда и как он умудрился их недооценить? Псы вонючие…

Они попытались его убить.

Они убили его Солнышко.

И неизвестно, что хуже.

Половина пятого утра. Пытаться заснуть – бесполезно. За окном, по летнему времени, уже достаточно светло. Он тихо встал с кровати, накинул больничный халат и присел за столик у окна.

Профессор категорически одобряет желание пациента вернуться к рисованию простым карандашом. Развивает мелкую моторику рук, а самое главное – приводит в порядок нервы больного.

Взял карандаш, открыл папку с набросками. Вытащил один.

Пожалуй, сегодня он закончит эту работу.

Ещё в начале девяностых, когда на его деньги реставрировали церковь Георгия Кладбищенского, отец Феогност показывал и рассказывал ему о канонах, по которым писали фрески и иконы. В высшей степени любопытный художественный стиль. Теперь вот, в Центральной кремлёвской больнице, появилось время поупражняться в подобной живописи.

Рисунок был почти готов. Сюжет из «Апокалипсиса». А вот над подписью ещё надо поработать. Текст, сопровождающий рисунок, должен копировать шрифты церковных книг XVII века. Каждую буковку надо прорисовывать. А надпись длинная: «И услышал я из храма громкий голос, говорящий семи Ангелам: идите и вылейте семь чаш гнева Божия на землю! …Четвёртый ангел вылил чашу свою на солнце, и дано ему было жечь людей огнём». А в верхней части рисунка, пожалуй, надо сделать заголовок – немногие читали «Откровение Иоанна Богослова». Сюжет называется «Господь изливает чашу гнева Своего на солнце».

7

Под новый, 1998 год они всё-таки встретились за одним столом – Санни и Жозефина. И... Нет, определённо – его женщин посылает ему Всевышний; это такая форма проявления милости Небесной Канцелярии к многогрешному Георгию. Они поняли друг друга. Из всех правил бывают исключения, в том числе и из канонов семейной жизни. Иногда женщине для счастья необходимы несколько мужчин, иногда мужчине – несколько женщин. Санни может дать Джорджу то, чего, к сожалению, в силу нездоровья, не может дать Жозефина – наследника мужского пола. Всё остальное она может дать ему сама, поэтому и уверена в прочности их брака. И раз уж так вышло – может, мы не будем устраивать боёв за мужчину, которого любим одинаково? Да-да, Санни, я и это знаю. По тебе видно – ты его тоже любишь. И поэтому – не добавляй ему стресса скандалами, хорошо? Тем более у тебя тоже будет почти всё. Кроме штампа в паспорте.

К весне они подобрали жильё для будущей молодой мамы. Николина гора. Соседей многовато, хотя, с другой стороны – и неплохо. Видеокамер везде понатыкано. Если кому вдруг захочется последить за жизнью юной мамы и её малыша, чтобы сварганить чернуху из серии «скандалы, интриги, расследования», то отследить правдоруба будет куда легче. Средних размеров участок, обнесённый высоким забором и богато засаженный деревьями. Уютный каменный особняк в два этажа в глубине участка. А чтобы соседи лишний раз с расспросами не лезли – опекуном и распорядителем элитной недвижимостью до совершеннолетия хозяйки определим сотрудника Службы безопасности президента. Кому особо интересно – можете поговорить с товарищем генералом; у него удивительная способность чётко и ясно отвечать на все вопросы – так что вопросов вскоре не останется.

Итог медицинских исследований – у Санни будет сын. Мудрая девушка – она первой предложила компромиссный вариант. Её самый дорогой человек – покойный отец. Джордж – наверное, он и сына хотел бы видеть Джорджем. Поэтому мальчика назовём Герхардом – в честь дяди Шпеера.

Когда у Жозефины случался очередной отъезд за рубеж, они несколько раз проводили вместе ночи, но чаще…

Выяснилось ещё одно совпадение их характеров: Санни, оказывается, тоже любила прокатиться на автомобиле с ветерком. И даже знает очень хорошую песню по поводу. Джордж послушал – ему тоже как-то сразу на душу легло. Так что три-четыре раза в месяц по улицам ночного Мошковца и его окрестностям гонял на большой скорости автомобиль с тонированными стёклами, из которого можно было услышать бодрый ритм и пение очередного кавказского соловья:

Бывает, судьба мне случайно подарит Такие желанные эти часы:

Из аэропорта домой меня катит По мокрой и скучной дороге такси.

И я, вечный раб своего настроенья,

Любуясь мечтами во всей их красе,

Все чувства и мысли отдам на мгновенье Дороге, что ты называешь шоссе.

А мир задыхается в воплях и стонах, Но доживает двадцатый свой век. Себя потеряв во дворцах и в притонах, Я только в дороге ещё человек.

А ты, зная всю мою сущность гнилую, Постарайся не спорить с судьбой: Всё равно я тебя поцелую,