Потом мне пришлось столкнуться с пристрастием герцога к живописи. Схватка была тяжелой, я с позором ее проиграл.

– Странно, что вы, Маркус, как представитель школы Стилета не интересуетесь искусством. Поверьте, эти знания лучше помогут вам понимать людей и использовать их слабости.

– Мне нравится литература, но сомневаюсь, что это мне поможет в бою, – честно ответил я. Из информации, что я получил от Ольги и Влада, я понял, что Николас не любит подхалимов, поэтому я ничем не рисковал.

– Что есть искусство? – риторически спросил Николас. – Это способ сказать простые вещи сложными словами, так чтобы их поняли каждый. Любую из этих картин можно было заменить клочком бумаги и парой строчек. Но разве мы бы поняли, разве мы бы осознали? Нам нужен долги путь со множеством остановок, чтобы понять какую-то идею и принять её.

– Интересная точка зрения. Но мне нравится другая. Искусство – это обман, в который мы хотим поверить. Ложь должна быть красивой, продуманной и интересной. Только тогда ее пустят в сердце.

– Интересной? – брови Николаса удивленно поднялись.

– Возможно, это не лучшее слово. Но лжец должен задевать струны души слушателя, играть на его слабостях. Получив это, он закроет глаза на все остальное.

– Дай нищему золотой, и он не заметит, что он ржавый, – предложил метафору Николас.

– Да, можно и так сказать, – согласился я. Мысленно вздохнул и произнес: – Ваша светлость, вы лучшем меня знаете зачем я здесь. Что вы собираетесь делать?

Вместо ответа герцог отвернулся и стал с интересом изучать какое-то батальное полотно.

– Вам интересна литература, я в равной степени люблю и живопись, и музыку. К последней у меня даже есть талант. Если бы не титул, я бы отдал свою жизнь ей. Играл бы на радость высокородной публике, создавал бы разные мелодии… Увы, сейчас я могу сыграть лишь несколько мелодий. Понимаете, о чем я?

Я отрицательно покачал головой. Николас не мог этого увидеть, но ему это не требовалось

– Сайрус знал лишь одну мелодию, – печально сказал он. – Власть и подчинение. Он мог быть подчиненным, он мог быть владетелем, но других вариантов мой дорогой брат не допускал.

– Хотите сказать, что все его метания были вызваны этим?

– Минхер Даламар, – герцог сделал акцента на первом слове, как бы намекая на свое отношение к генералу и алмазному. – Относился к нему, как к младшему компаньону. Но для Сайруса это было неприемлемо, он был уверен, что при первой возможности его сбросят вниз.

– И сам сделал все, чтобы так и произошло.

– Забавно, но достаточно банально, – герцог отошел от картины, сел на диван, отбил на подлокотнике какой-то ритм. – Мы так боимся некоторых вещей, что сами делаем все, чтобы они случились.

– Про Сайруса я понял. И даже согласен. Но как это относится к нам?

– Карл может играть разные мелодии. Но он всегда будет думать об отце. Как поступил бы Вильгельм Завоеватель? Как подобает поступить его сыну? Не ищите хитрых планов, великих идей, Карл всегда руководствуется этой мыслью. Он повел армию на Иллирию, потому что его отец никогда не договаривался с бунтовщиками. Хитрый план, изящные уловки, тонкие расчеты – все это появилось потом, как обоснование желаний Карла.

– Допустим. Витольд не такой?

– Он дирижёр. Он руководит оркестром, заставляет его играть свою пьесу. Карл – подражатель. Витольд – творец.

– Я уже слышал эти слова, ваша светлость, – задумчиво сказал я. – Слова почти такие же. Я так понимаю, вы общались с его высочеством?

– Верно. Если можно так выразиться, в ординарном порядке. Создание знамени из моего брата его не интересует. Только голос. Мечей и магов у нас не осталось, – герцог развел руками. – Витольд действительно может дать нам будущее, создать новую реальность.

– Вам предложили идею, и вы пошли за ней?

– Мир изменился. Но раньше это были проблемы мира, а не короля Вильгельма. Карл так не может, он будет действовать осторожнее. Возродит несколько старых семей, возможно, позволит создать новые безродным. Даст больше вольностей купцам и зицам, чтобы усмирить простецов. Передаст часть прав совета палате. Тихо, аккуратно, осторожно. Витольд будет другим королем.

– Я думал, что все наоборот.

– Понимаю, о чем вы. Но на самом деле Карл будет тихим реформистом, а Витольд хребтом об колено сломает сложившийся уклад. Использует конфликт безродных и аристократов, чтобы низвести последних до уровня слуг. Потом ликвидирует совет и палату – ведь с их подачи он лишился власти. Именно алмазные и главы родов убедили Вильгельма, что старший сын не сможет быть королем. Такое он никогда не простит.

– Уровнять всех магов в правах. Убрать конкурентов во власти. Пока я не вижу ничего страшного.

– Маркус, не пытайтесь казаться глупее, чем вы есть. Подобные перемены невозможны без крови. Например, Витольд закрепит единый порядок наследования власти. Не по силе, но по первородству. Вы понимаете сколько конфликтов из-за этого начнется?

– Могу себе представить, – мрачно признался я. Трагедия Бельских станет обыденностью.

– Под благовидным предлогом Витольд запретит феодалам иметь дружины. Это спровоцирует бунты простецов, которые подавит добрый король, а потом выкупит у разорившихся магов земли. Потом будет эфир. Обессиленных благородных лишат доступа к энергии. И с этим мы уже ничего не сможем поделать.

– Витольд уверен, что к тому моменту не останется тех, кто сможет выступить против него?

– Старших он собирается купить. Фактически, он планирует оставить власть только им. Младшие будут низведены до уровня слуг. Разделяй и властвуй, как говорили древние. Власть короля Витольда будет строится не на личной силе, не на повязанных кровью Черных и тайных союзах, но на армии, бюрократии и законе.

– Это ваши размышления? Или Витольд поделился планами?

– Поделился, но кое-что пришлось додумать, – Николас встал со своего места, подошел к картине, изображающей коронацию Вильгельма Завоевателя, сложил руки за спиной и стал с интересом ее изучать. – Знаете, еще пару месяцев назад это вызвало бы у меня отторжение. Панику, я бы встал под знамена Карла, но теперь… Теперь я не уверен. Некромант показал, что наш мир очень хрупок. Мы заигрались в богов, забыли, что лишь беглые подопытные, которые сидят на эфирной игле. Стоит хоть чему-то пойти не так, сломаться всего одной шестеренке, и мы окажемся в бездне.

Я плохо понимаю людей. Я их вообще не люблю. Но даже по голосу я понимал, что герцог не искренен. Он не колебался, не сомневался, нет, он просто излагал чужую точку зрения, не более.

– Я так понимаю, здесь и сейчас вам предложили только идею?

– И еще немного странного эфира. Последнего могли бы дать больше, – недовольно сказал герцог и развернулся ко мне.

Янус расхохотался.

– Одних слов мало, чтобы убедить вас?

– Маркус, Сайрус научил меня многому. В первую очередь – не верить простым словам. Красивая идея может купить пылкого юношу и разочаровавшегося старика. К счастью, я не отношусь ни к первым, ни ко вторым. Не спорю, в связи последними событиями я изменил свои взгляды… С другой стороны, я не верю, что план Витольда можно исполнить без крови. Нет не так, я уверен, что нас ждет море крови. И если вы думаете, что вольным при нем станет лучше – не обольщайтесь. Едва Витольд разгромит нас, он возьмется за вас. Все в его мире должны стать шестеренками в колоссальном механизме. Железном левиафане, который он собирает.

– Это не быстрый процесс.

– Даже вы понимаете это. Витольд не молод. Есть риск, что он просто не доживет до момента, когда все его труды обретут форму. И тогда мы можем оказаться в ситуации хуже, чем сейчас. Старое уже разрушено, новое еще не построено. Но даже если его труды увенчаются успехом… Ради чего? Ради чего строить этого гигантского монстра? Только ради него самого? Это слишком. Похоже из всех сексуальных отклонений принц Витольд предпочел этатизм (1).

Я задумался.

Очевидно, и для Ольги, и для Николаса Витольд использовал одинаковые аргументы. Не думаю, что Карла можно назвать слабым правителем, но согласен с мыслью, что он будет подрожать отцу.