— Хм, у меня остались два шприца с этим интересным средством. Если пропадёт… А давайте я введу его вам! Вам ведь всё равно уже.

Первый шприц получаю я, на этот раз в шею. Второй Марта делит между Белкой и Маришкой. Выжидает несколько минут, хватает ручку прибора и поворачивает на четверть.

Встаёт перед нами и слушая крики закрывает глаза. Раскинув руки глубоко и часто дышит. Прижимает руки к животу и вздрагивая вскрикивает.

— О да, — выдыхает Марта. — Как музыка. Владислав? Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Где мой несгибаемый, выдерживающий все игры советский солдат? Неужели ты сдался? Ай-яй-яй, как нехорошо. Целый месяц ты героически всё выносил. А теперь? Ты лишний раз доказываешь что сломать можно любого. И от этого… Я расстроена. Ты столько терпел все издевательства и радовал меня. Теперь же… Эх, мне придётся искать новую игрушку. Более подходящую. Но, не надейся, игра не закончится. Пока ты жив, мы будем продолжать. Тем более игл ещё много. Эх, жаль…

Качая головой, Марта выкручивает ручку на середину. Закуривает, и зажав сигарету между пальцами начинает вальсировать под наши крики.

О спасении даже не мечтаю, единственное желание хоть ненадолго отключиться. Хоть на секунду… В темноте нет боли, нет страха. Нет ничего… Но этого не происходит. Сознание упорно не хочет уходить и даёт мне почувствовать всё. Боль от игл под ногтем, боль от тока, другая боль от криков девушек.

Сколько так продолжается сказать не могу. Происходящее превращается в череду картинок и болезненных ощущений поверх которых образ бешеной Марты. Садистка переходит все границы и творит совсем ужасные вещи. Начинает с меня и истыкав иглами, практически превратив в дикобраза, оставляет одну иглу и переключается на Маришку. Наблюдая как несчастная бьётся в уже предсмертных конвульсиях, она пережимает шланг через который девушка дышит. Сыпет в этот шланг светящиеся порошки измельчённых кристаллов, заливает какие-то жидкости. В итоге опускает конец шланга в воду чем топит несчастную. Но даже когда Маришка затихает, не успокаивается и вытащив несчастную из аквариума избивает её.

С Белкой всё ещё хуже. На неё снова возвращаются все электроды и зажимы. В добавок, бешеная тварь избивает девушку электрошоковой дубинкой. Прижимает орудие пыток к её лицу и голове и с наслаждением смотрит как девушка медленно и очень страшно умирает.

— Эти наигрались, — бросив разрядившуюся дубинку на пол подходит ко мне Марта. — Наигрались. Устали. Их место скоро займут новые. Теперь же ты. Видишь эти иглы? Замечательно. Их ровно две сотни. Пока они введены неглубоко, да и большинство из них не причинят вреда, даже если их ввести полностью. Но не все такие, а всего сто пятьдесят. Тридцать, поставлены в особые точки. Оставшиеся расположены в особенных местах и стоит их ввести, как ты начнёшь умирать. Они войдут в жизненно важные органы. Последняя… В память о том, что долгое время ты развлекал меня, последней и самой длинной, я добью тебя. То есть не совсем добью… Я введу её в твой мозг, через нос.

— Себе введи…

— Мне нельзя! — восклицает Марта. — Я начальница. Умная, красивая, образованная. Баронесса, между прочим. А вот тебе можно. Ты ошибка эволюции. Обезьяна по несчастному случаю напоминающая человека. Твоя смерть… Давай поскорее с этим закончим. Вальтер пригласил меня на ужин и я очень не хочу опаздывать. Кстати, как думаешь, мы красиво смотримся вместе.

— Два выродка…

— Ладно… — улыбаясь тянет Марта и нажимает на иглу торчащую из моего плеча.

Ловко, быстро, в определённой последовательности, Марта нажимает на иглы и вводит их. Боль… Это уже не боль. Это что-то тяжёлое, густое и липкое. Что не проходит и не притупляется, а только нарастает и с каждой иглой становится сильнее.

Вместе с болью горькая обида, от того что даже пальцами пошевелить не могу. Тяжесть… От того что по моей вине такой страшной смертью погибли девушки. И никаких надежд. Я в аду. Без чертей, огня, кипящих котлов, но в аду. А передо мной, настоящий дьявол.

Что я мог сделать… Чем мы заслужили такое наказание? Чем?

— Прощай, Владислав, — наклоняясь ко мне всхлипывает Марта. — Я буду скучать.

— Я приду за тобой, сука. Приду и достану. То что ты сделала с нами, я умножу на сто. Ты…

Марта чмокает губами, показывает мне иглу и… Понимаю что всё. Я умер… Боль ушла. Всё кончено. Но я вижу. Я слышу. Не могу двигать глазами, не дышу, знаю что сердце не бьётся, но я вижу… Вижу как Марта разговаривает с пришедшим Вальтером. Как солдаты освобождают меня и снимают с цепи Белку. Как нас тащат за ноги по коридорам. Бросают на пол… Солдаты закуривают. Упоминая Маришку качают головами и сталкивают нас в яму…

Что будет дальше? Я просто перестану существовать? Или… Да, скорее всего. Я уже умер. Возможно, это всего лишь бред погибающего мозга. Или… Не хочу! Я должен выжить! Я…

Сон… Скорее не сон, а приятные грёзы. Многократный повтор падения вниз, в тёмную яму, удар и темнота. Кажется, что эта темнота и есть реальность. Но это ведь не так?

— Ага! — вырывает из забытья грубый мужской голос. — Неплохо, очень неплохо. Это нам пригодится.

— Да умолкни ты, ирод, — хрипит в тоже время старческий. — Нельзя здесь шуметь. Сборщики рядом. Хватаем всё что можно и драпаем.

— Вредный вы, Осип Иваныч. Ни договориться с вами, ни на дело сходить. Пять минут и уходим. Пока же не мешайте. Вещички в мешок и потихоньку к выходу.

Это черти? Или бесы? Или… Или я выжил? Но… Глюки продолжаются?

Глюки, точнее два надеюсь что человека, копаются где-то рядом. Спорят, негромко ругаются. Голоса их похожи… Однако звать их не тороплюсь. Мало ли… Вдруг фашисты. А если они, то или добьют, или что хуже отведут к Марте. А вообще, что со мной?

Лежу на чём-то мягком. Пахнет кровью, спиртом, формалином, разложением и вроде как лекарствами. Тело неприятно ноет. Все мышцы тянет. Желудок сворачивается в комок и отчаянно требует пищи. Если хочу жрать, то точно живой. Но блин как? Меня иглами проткнули, причём проткнули всего и везде. Даже ниже пояса где самое важное…Преодолев слабость поднимаю руку, шевелю пальцами и вижу то чего быть в принципе не может. Рука очень слабо, почти неразличимо светится. Боли нет, пальцы, в которых как я помню были иглы, относительно легко двигаются. Рука тоже.

Значит всё-таки… Иглы мне или привиделись, или их удалили. Но если удалили, то… Должно быть больно. Такие раны без последствий не остаются. Зажить не могло, особенно в моём состоянии. Я что, снова в другое тело попал? Может быть. Смог один раз, почему бы и во второй не изобразить.

— Крыса! — восклицает голос. — Жирная какая. Лови!

— Сам лови, — хрипит старик. — Она здоровая как овчарка. Такая сразу грабли отгрызёт. А как я потом без пальцев? Да и зараза с ядом попадёт. Заболею, фашисты проклятые, чтоб они позеленели, сразу поймают.

— А ты её палкой, Осип Иваныч! Давай, дорогой. Нам мяса на неделю хватит. Меня от тушёнки и консервов уже выворачивает. Свеженинки хочу.

Что за бред? Какая к чёрту свеженина? Где я вообще? Что… Как?

Где-то совсем рядом начинается забег. Слышится удар, верещание крысы, возня, оханье…

— Взяли! Ух и здоровая. Молодец, Осип Иваныч. Настоящий охотник. Такую зверюгу одним ударом.

— А ты учись, вот помру кто о тебе заботиться будет.

— Я человек науки. Мне жалко зверушек убивать.

— А суп с мясом жрать не жалко? А кашу? Так уминаешь, что за ушами трещит. Всё, профессор, пора уходить. Сейчас сборщики придут. И если мы с тобой этим фашистским гнидам попадёмся, то худо нам будет. Особенно мне. Давай, профессор. Собирай добычу и...

— Здесь девушка, — выдыхает судя по голосу профессор. — Смотри, Осип, живая. Да как же ты выжила, бедняжка. Надо…

— Помогите… — пищит судя по голосу Маришка.

— Сейчас, дочка, сейчас, — причитает Осип. — Это же чудо Господне. Из ада вырвалась и живая. Марта, тварь германская, чтоб тебя черти в аду раскалённой кочергой дрючили за то что наших детей так мучаешь. Убью собаку. Вот только подвернётся она мне, так я ей шею сломаю.