— Господи. — Я касаюсь ее щеки. — Она так много плачет. Как ты думаешь, ей больно?

Себ бледнеет.

— Позови Бетани. Скажи ей, чтобы она вернулась. Она и раньше ухаживала за младенцами, она знает, что делать.

Я киваю.

— Точно. Да. Сейчас. — Я целую Ками, а затем осторожно опускаю ее в автокресло, хватаю ключи и выбегаю из квартиры.

Я чувствую себя абсолютным идиотом, когда стучу в дверь Бет. В коридоре темно и тихо, все остальные жильцы, очевидно, уже легли спать.

— Бет? — тихо зову я, стуча сильнее. — Ты там? Это снова я. — Я вздрагиваю.

Слышны какие-то низкие шаркающие звуки.

— Тьфу. Дерьмо. Иду! — кричит она хриплым голосом. Я слышу легкие шаги, когда она отходит от кровати, а затем щелчок замка. Моя небольшая заготовленная речь замирает на губах, как только открывается дверь.

Боже, Бет выглядит восхитительно. Ее рыжие кудри разметались вокруг лица, на ней пижамные штаны с вишневым принтом и белая майка. Без лифчика. Я заставляю себя не опускать взгляд ниже ее лица, но не могу не заметить, как тонкая эластичная ткань облегает мягкий изгиб ее декольте.

Нормальные люди разозлились бы, если бы их разбудили посреди ночи, но Бет просто улыбается, прислонившись к двери.

— Привет. Приятно видеть тебя здесь. — Она подавляет зевок.

— Извини, что мы продолжаем встречаться вот так, — говорю я. — Но Ками больна.

Она хмурится, внезапно выглядя более настороженной.

— Неужели? Она казалась в порядке, когда я уходила. Что с ней не так?

— Ее какашки зеленые. И она не перестает плакать.

Ее плечи расслабляются.

— О, дорогой, это из-за смеси. Вы сменили бренд, он переваривается по-другому. Вот и все. — Она трет глаза. Ранее на ней была косметика, и теперь, когда ее лицо чисто вымыто, я вижу слабое сверкание веснушек на ее носу. Ее брови и ресницы практически прозрачны, а губы бледно-розовые.

Она великолепна.

Сверху доносится приглушенный вопль, и мы оба поднимаем глаза к потолку. Бет улыбается.

— Похоже, она несчастна, — говорит она. — Может быть, пришло время еще раз покормить ее, если она так много плачет.

Я стону, думая об ошибках, ожидающих меня. Это слишком. Я никак не смогу исправить их к завтрашнему утру, если мне придется всю ночь переживать из-за Ками.

— Слушай, — говорю я, чувствуя себя ужасно. — Сколько ты берешь за ночь работы? Я утрою сумму, если ты просто поднимешься наверх и присмотришь за ней сегодня вечером. У нас нет комнаты для гостей, но наш диван очень удобный. Я просто… — Я вздыхаю. — Мне очень нужно поработать.

Она мило улыбается.

— Все в порядке. Я помогу. Тебе не нужно мне платить.

— Конечно, мы заплатим тебе…

Она качает головой.

— Ты явно ошеломлен, а я твоя соседка. Я не против тебе помочь. И я думаю, что мне бы очень хотелось когда-нибудь попросить вас об ответном одолжении. — Она хватает свой телефон и надевает тапочки. На них маленькие заячьи ушки. Это очаровательно. — Может быть, когда выйдет следующий сезон «Острова любви»^[6], я смогу прийти и посмотреть его по вашему огромному широкоэкранному телевизору или что-то в этом роде.

— Бет, если ты поможешь нам с этим ребенком, ты сможешь пользоваться нашим телевизором, когда захочешь.

Ее глаза сверкают.

— Ты же знаешь, что «Остров любви» показывают шесть раз в неделю? Два месяца подряд?

— Мне все равно, — честно говорю я.

Она слегка улыбается мне, запирая за собой дверь.

— Пошли.

Когда мы возвращаемся в комнату, Бет быстро разогревает бутылочку и начинает кормить Ками. Малышка замолкает, как только берет в рот соску и с удовольствием начинает пить, ее большие карие глаза оглядывают комнату. Она воплощение здоровья, а я чувствую себя полным идиотом. Я оставляю Бет тихо ворковать с ней и направляюсь в прачечную, чтобы найти чистое постельное белье.

ГЛАВА 7

БЕТ

Ками очень хорошо выпивает свою бутылочку, а затем ее лицо становистя расслабленным, каким бывает у детей после того, как они только что поели, поэтому я укладываю ее обратно в переноску и укачиваю, пока ее веки закрываются. Мне так жаль ее. Просто смешно, что ей пришлось провести в этой штуке весь день, а теперь она спит в ней и ночью. Неудивительно, что бедняжка такая ворчливая.

Хотя я думаю, что это автокресло — наименьшая из ее проблем.

Я смотрю, как Ками ерзает во сне, сжимая свои маленькие ручки, и у меня болит сердце.

Ее мама только что бросила ее. Через шесть месяцев она решила, что с нее хватит. Что стало последней каплей, заставившей ее отказаться от собственного ребенка? Не просто бросить ее — оставить на ледяном пороге.

Я вздрагиваю, внезапно осознав, как холодно в гостиной. Я не подумала накинуть толстовку или халат, когда Джек вытащил меня из теплой постели. Я просто вышла в своей тонкой майке и пижамных штанах.

Мне приходит в голову ужасная мысль. Я смотрю вниз.

Черт.

На мне нет лифчика. Мои соски можно увидеть ясно, словно день, сквозь тонкую белую ткань. Жар приливает к моему лицу. Я оглядываюсь в поисках одеяла или чего-нибудь еще, но кто-то, должно быть, прибрался после того, как я ушла, потому что тут довольно чисто.

Дальше по коридору открывается дверь, и появляется Джек с грудой подушек и сложенным постельным бельем. Я скрещиваю руки на груди.

— Я принес немного, — начинает он, наклоняясь над диваном и заправляя простыни поверх диванных подушек.

— Все в порядке. Я могу спать где угодно.

— И все же. Мне так стыдно за то, что я привел тебя сюда. — Он взбивает несколько подушек. — Тем более, что, на самом деле, с ней все в порядке.

Я качаю головой.

— Паниковать, когда у тебя появляется ребенок, совершенно нормально. Ты беспокоишься только потому, что она тебе небезразлична. Поверь мне, я бы разозлилась гораздо больше, если бы ты вел себя так, будто она ничего не значит.

Он напевает и застилает диван мягким на вид одеялом.

— Вот так. — Он выпрямляется, осматривая свою работу. — Думаю, это самое лучшее, что я могу сделать.

— Все идеально. Спасибо. — Я колеблюсь. — Слушай… эм… у тебя есть джемпер или что-нибудь, что я могла бы одолжить? — я показываю рукой на свою майку. — Эм, я забыла захватить что-нибудь.

Он несколько раз моргает с ошеломленным видом, затем кивает.

— Да. Да! Конечно, пойдем со мной.

Я бросаю на Ками быстрый взгляд. Она мирно свернулась калачиком, поэтому я встаю и иду за Джеком по коридору.

Его квартира намного больше моей. Вдоль коридора тянутся четыре дверных проема: я предполагаю, что это спальня для каждого из мальчиков, а затем ванная комната. Джек направляется к двери в дальнем конце коридора, придерживая ее открытой, чтобы я могла войти.

В его комнате гораздо больше беспорядка, чем во всей остальной квартире. Здесь разбросана всякая всячина. Плакаты заполонили стены. Скомканная одежда валяется на его черном покрывале. На столе установлены три разных компьютера: простой ноутбук, изящный компьютер с большим экраном и массивный белый компьютер, который выглядит так, словно вышел прямо из восьмидесятых.

Он смущенно потирает затылок.

— Извини за беспорядок. Последние несколько дней я вносил правки в код. Такие вещи, как уборка и стирка, как бы выпадают из списка приоритетов.

— Вносил правки в код? — Я оглядываюсь по сторонам. Несмотря на беспорядок, мне здесь нравится. Здесь уютно. Бирюзовые светодиоды на потолке придают комнате необычное свечение.

Он кивает, направляется к комоду и выдвигает ящик.

— Я занимаюсь разработкой игр. Сейчас мы находимся на стадии тестирования, поэтому я должен исправить все ошибки и сбои. Клянусь, они появляются из ниоткуда. И дата запуска скоро, так что… — Он пожимает плечами, роясь в ящике. — У меня и так много забот.

— У тебя будет их намного больше, если Ками окажется твоей.

Я не вижу его лица, но слышу, как его голос смягчается, как будто он улыбается.