От местных условий целиком зависел и материал, из которого возводились дома. В районах земледельческой колонизации росли многие породы хвойных деревьев, поэтому русские переселенцы наряду с использованием в строительстве привычной для них и удобной в обработке сосны часто применяли также лиственницу, пихту и кедр. Иногда в одном здании соединяли разные древесные породы, исходя из особых их свойств. Например, нижние венцы сруба делали из лиственницы, менее подверженной гниению, жилую часть — из сосны, кедр пускали на отделку и т. д. Так постепенно закладывались основы мастерства сельских строителей Сибири, поражавших позднее своим умением строить прекрасные дома — светлые, обширные, с изящной отделкой. Примечательно, что и во внутреннем их убранстве характерной чертой на целые столетия, как бы в противовес суровым природным условиям, стали просторность, опрятность и чистота.
СИСТЕМЫ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ РУССКИХ ПЕРЕСЕЛЕНЦЕВ
Заселение сибирских уездов, как правило, начиналось с земель, представлявшихся первопоселенцам лучшими. Такими считались участки, не требующие большой работы по расчистке, удобно расположенные и безопасные на случай вражеского нападения. Однако с течением времени менялись сами представления о лучшей земле. То, что оставалось незаселенным на раннем этапе колонизации, могло с успехом позднее и заселяться, и распахиваться. Так, во второй половине XVII в. произошло значительное продвижение земледельческого населения Западной Сибири к югу, в бассейн рек Исети и Миасса. В лесостепи были чрезвычайно благоприятные условия для хлебопашества. Там строились довольно крупные слободы и остроги с многочисленным, по сибирским понятиям, крестьянским населением и близкими к нему группами служилых людей (беломестными казаками и поселёнными драгунами). И все же и в конце XVII в. даже в наиболее освоенных районах Сибири успехи земледельческой колонизации края еще никак не соответствовали его огромным земельным площадям.
В Сибири XVII в. отдельные угодья нередко находились в совместном владении той или иной группы переселенцев. Особенно часто так получалось с пастбищами и сенокосами. Преобладал, однако, индивидуальный порядок землепользования, когда не только пашня, но и крупные по размерам участки целины были в полном распоряжении отдельных семей.
За Уралом в то время можно было встретить поселения, целиком состоявшие из представителей какой-то одной социальной группы (обычно ямщиков или крестьян). Но не менее, а даже более распространенными являлись селения со смешанным составом жителей. Переписные книги и другие документальные источники очень часто, кроме того, регистрируют земельные владения, состоявшие из нескольких наделов, расположенных в разных местах.
Складывание подобных систем землепользования объясняется прежде всего природными условиями, затруднявшими компактное размещение переселенцев. Вместе с тем на начальной стадии освоения Сибири русские часто «приискивали» себе участки под пашню и покосы самостоятельно с последующим, порой через много лет, оформлением соответствующих документов. Широко бытовало и право первой заимки (владения «исстари») без каких-либо «данных» или «отводных» грамот. Немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что, хотя земли в Сибири и считались «государевыми», многие участки переходили из рук в руки вследствие продажи, заклада и тому подобных сделок. Это усиливало чересполосицу владений и приводило к большой пестроте их размеров. По замыслам правительства, земельные участки сибирских служилых должны были соответствовать величине окладов их хлебного жалованья, а у крестьян — количеству обрабатываемой ими «государевой» пашни или величине взимаемого налога. На деле же этот порядок постоянно нарушался.
Особенностью Сибири было наличие огромного фонда пригодных для хлебопашества земель. Каждый переселенец рано или поздно приобретал столько земли, сколько мог обработать. И поскольку возможности эти не были у всех одинаковы, уже самые ранние переписи сибирских уездов выявили большую пестроту наделов. Обычным явлением, однако, было то, что из общего количества пригодной для пашни земли возделывать в хозяйстве удавалось, как правило, не более четвертой части. Средний размер крестьянской и служилой запашки в Сибири XVII в. определяется поэтому в три-пять десятин (десятина равна 1,1 га).
Но и за Уралом земельный простор был относительным. Наиболее удобными для хлебопашества участками являлись свободные от леса и расположенные недалеко от жилья. В них не было недостатка лишь в самый начальный период освоения края. Например, в ближайшем к «Руси» Верхотурском уезде земельные споры возникали уже в начале XVII в., а в 1625 г. вопрос о правомерности владения «лишними землями» рассматривался в Москве, куда дошла жалоба на несправедливость распределения угодий. «Всяких чинов люди» сообщали, что у некоторых верхотурских жителей «пашенных земель и сенных покосов занято много… а займовали… лишние земли те люди в те поры, как было на Верхотурье людей мало, а земель пороз-жих впусте много…»
Однако и в XVII, и в XVIII столетиях зоны хлебопашества в Сибири непрерывно расширялись, особенно в южном направлении — в лесостепь. Поэтому именно земельный простор еще долгие годы являлся отличительной чертой хозяйственного быта русских переселенцев. Он же в первую очередь определил и господствовавшую длительное время за Уралом систему полеводства.
В условиях слабой заселенности края и обилия в нем «пороз-жих» мест в Сибири при отдельных удачных попытках внедрить привычное для Европейской России трехполье (на казенной пашне и в монастырских хозяйствах) до конца XVII в. преобладала переложная система земледелия. В течение 8 — 10 лет земля выпахивалась, а затем лет на 20–30 ее оставляли в «залежь», и в обработку пускался новый участок. Как сообщалось в отправляемых в Москву «отписках», «выпашные худые земли сибирские пашенные люди мечут, а займуют под пашни себе новые земли, где кто обыщет».
В Восточной Сибири, особенно в Ленско-Илимском бассейне, где гораздо чаще, чем в Западной, применялись расчистка и выжигание леса под пашню и земля ценилась больше, в XVII в. стала складываться и паровая система в виде двухполья (одно поле было под паром, на другом сеяли зерновые). Она давала возможность путем чередования полей ежегодно засевать уже не треть, как при переложной системе, а половину земельной площади.
Русские люди стремились перенести с собой за Урал весь набор известных им сельскохозяйственных культур. В целом это удалось, но из-за разнообразия природных условий в различных районах Сибири зерновые там оказались представлены неравномерно. Из озимых культур главной и единственной была рожь (как. впрочем, и в Европейской России). Из яровых посевов на «государевых десятинных пашнях» возделывали практически один овес. На своих собственных полях русские обычно также отводили первое место среди яровых овсу, но выращивали и пшеницу, ячмень, гречиху, полбу, горох, просо. При этом в Западной Сибири площади под яровые и озимые были, как правило, равны, а в Восточной вследствие более сурового климата чаще преобладали озимые посевы. Исключение составляло хлебопашество в районе Якутска: там за короткое засушливое лето вызревал лишь ячмень и озимые культуры не сеялись.
Кроме полевого земледелия, за Уралом, разумеется, возникало и приусадебное, причем распространилось оно гораздо шире полевого, так как овощи выращивали и в городах, и в местах, непригодных для хлебопашества. В XVII в. в огородах сибиряков росли лук, чеснок, морковь, редька, огурцы, свекла, брюква, но особенно часто — капуста и репа. Они и гораздо позднее, до появления картофеля, были у русских основной овощной пищей, запасаемой на весь год. Местами огороды так и называли — «капустники».
При усадьбах же выращивали и коноплю, требовавшую хорошо удобренной почвы и служившую в то время основным сырьем для получения растительного масла, а также для изготовления веревок и грубых тканей. В конце XVII в. появились в Сибири и первые посевы льна.
