– С тобой все в порядке? – спросил он по-персидски. – Лейли, я сожалею о том, что меня здесь не было.

– А я рада, что тебя здесь не было, – горячо воскликнула девушка. – Я рада, что ты был в безопасности.

Он покачал головой.

– Сейчас в Лондоне можно забыть о безопасности, – хмуро ответил он. – Там творится какой-то кошмар… Это Велиал, Корделия. Он превратил простых людей в безмозглых марионеток…

Он замолчал, заметив, что Томас подошел к телу Кристофера. Высокий, широкоплечий Томас, казалось, стал меньше ростом.

– Это невозможно, – прошептал он. – Такая ничтожная рана. Вы пробовали иратце?

Никто не ответил. Корделия вспомнила видение: как Анна наносит исцеляющие руны на плечо Кристофера, как они исчезают, как она лихорадочно царапает все новые бесполезные иратце. Сейчас она не выглядела ни взволнованной, ни взбешенной – сестра стояла у изголовья брата неподвижно, словно каменная статуя ангела, и даже не взглянула на Томаса.

– На клинке был яд, Томас, – тихо ответила Ари. – Исцеляющие руны не смогли его спасти.

– Люси, – грубым, хриплым голосом произнес Томас, и девушка в изумлении заморгала. – Неужели ты ничего не можешь сделать? Ты же воскресила Джесса… Ты вернула его с того света…

Люси побелела, как полотно.

– О, Том, – вздохнула она. – Это происходит не так, как ты думаешь. Я… я все-таки попробовала позвать Кита, сразу после того, как он перестал дышать. Но мне никто не ответил. Его душа покинула тело. Он мертв. Не как Джесс. Он действительно умер.

Томас внезапно сел на пол, как будто у него отнялись ноги. И Корделия вспомнила все те моменты, когда она видела Кристофера и Томаса вместе, как они болтали, смеялись или просто читали каждый свое в дружеском молчании. Это было вполне естественно, ведь их друзья, Джеймс и Мэтью, были парабатаями и тоже всегда держались вместе, но причина была не только в этом: Томас и Кристофер подружились потому, что их характеры дополняли друг друга.

И еще потому, что они были знакомы с детства. В течение одного года Томас потерял сестру и друга, который был ему практически братом.

Мэтью встал. Подошел к Томасу и опустился на пол рядом с ним. Он взял друга за руки, и Томас, который был намного выше и крупнее, уцепился за Мэтью, как утопающий за спасательный круг.

– Мне нельзя было уезжать, – с истерическими нотками в голосе заговорил Томас. – Мне следовало остаться… я бы защитил его, уберег…

Алистер побледнел. Корделия поняла: если Томас будет и дальше винить себя в смерти Кита, терзаться, что во время трагедии был где-то с Алистером, это убьет ее брата. Он и без того нес почти непосильное бремя.

– Нет, – резко произнес Мэтью. – И не вздумай это повторять. Кит погиб по чистой случайности. На его месте мог оказаться любой из нас. Врагов было слишком много, они были сильнее. Ты ничего не смог бы изменить.

– Если бы я был там… – как в бреду, повторял Томас.

– Ты лежал бы сейчас рядом с Кристофером. – Мэтью поднялся на ноги. – И тогда мне пришлось бы жить дальше без двух моих лучших друзей, без половины моего сердца. Очень хорошо, что тебя не оказалось в Институте, Томас. Ты был вне опасности. – Он повернулся к Алистеру, и Корделия увидела, что его зеленые глаза ярко блестят от непролитых слез. – Не стой столбом, Карстерс, – бросил он. – Сейчас Томасу нужен не я. Ему нужен ты.

Алистер явно растерялся, и Корделия сразу поняла, о чем он думает: «Это не может быть правдой, не может быть, чтобы Томас нуждался во мне, хотел моего общества сейчас».

– Иди, – сказала девушка и слегка подтолкнула брата.

Алистер решительно расправил плечи, как будто готовился к битве, пересек Святилище, прошел мимо Мэтью и опустился на колени рядом с Томасом.

Томас поднял голову.

– Алистер, – прошептал он, словно это имя было талисманом, оберегавшим от боли и горя, и Алистер обнял Томаса с нежностью, поразившей Корделию. Он привлек юношу к себе и поцеловал его глаза, потом лоб. Корделия подумала: если кто-то и недоумевал раньше по поводу их отношений, сейчас все сомнения развеялись. И она была этому рада. Хватит с них секретов.

Она поймала взгляд Мэтью и попыталась улыбнуться ему. Улыбки не вышло, но Корделия надеялась, что он прочел в ее глазах то, что она хотела ему сказать: «Хорошая работа, Мэтью».

Джеймс нахмурился, не глядя на обнявшихся Томаса и Алистера. Казалось, он что-то услышал. И в самом деле, со двора донесся топот копыт.

– Это Балий, – заговорил Джеймс. – Лошадей несколько. Должно быть, Чарльз вернулся с патрулем.

Мэтью кивнул.

– Думаю, надо пойти и узнать, что они обнаружили, – произнес он голосом смертельно усталого человека. – Во имя Ангела, неужели эта ночь никогда не кончится?

Они покинули Святилище. Остались лишь Анна, которая молча покачала головой, когда Джеймс предложил ей выйти на улицу, Ари, не желавшая оставлять Анну, и Грейс. Идти куда бы то ни было она была просто не в состоянии.

Чарльз уехал из Института один, а вернулся в сопровождении примерно десятка членов Первого Патруля; все они были верхом и в броне. Во дворе внезапно стало очень тесно, и Корделия в изумлении разглядывала всадников.

Вид у них был такой, будто они тоже побывали в сражении. Изрезанная, изорванная броня была покрыта багровыми пятнами. Сквозь белую повязку на голове Розамунды проступила кровь. Куртка Чарльза сбоку была сильно опалена. У нескольких виднелись целительные руны; у Огастеса заплыл глаз, и он растерял все свое самодовольство.

Чарльз, перекинув поводья через холку коня, подошел к Джеймсу, Корделии и остальным. Его исцарапанное лицо было суровым; наконец-то он выглядел как Сумеречный охотник, а не как банкир или какой-нибудь деловой человек из простых.

– Грейс сказала правду, – угрюмо произнес он. – Мы поехали сразу на Хайгейтское кладбище, но вход в Безмолвный город охраняли демоны. Целая стая. Мы не смогли пробиться сквозь этот заслон. В какой-то момент Пирс прорвался сквозь их ряды, но… – Чарльз покачал головой. – Это уже не имело значения. Двери в Город были запечатаны. Мы не могли найти другого входа, а демоны продолжали прибывать…

Подошел Пирс Уэнтворт. Он был без перчаток, держал в руке стило и прямо на ходу наносил целительную руну на тыльную сторону левой кисти. Корделия понимала, почему он так спешит: его щеку пересекала глубокая рана, а палец на левой руке был сломан.

– Однако это было еще не самое худшее, – сказал он, глядя на Джеймса. – Кто-нибудь из вас выходил в город?

– Недалеко, – ответила Корделия. – В тумане почти ничего не видно.

Пирс рассмеялся издевательским, лающим смехом.

– Все намного хуже, чем просто туман. В городе происходит нечто страшное.

Джеймс посмотрел на Мэтью, Томаса, Люси, Алистера и Джесса. Все были бледными и усталыми. Корделия поняла: муж сомневался, что они вынесут новое потрясение.

Кроме того, он ни слова не сказал о Кристофере и промолчал насчет нападения Стражей. Видимо, хотел, чтобы Чарльз и его патруль высказались первыми.

– Что ты имеешь в виду, Пирс? – спросил он.

Вместо него ответила Розамунда.

– Покинув кладбище, мы очутились в Аду, – произнесла она и, поморщившись, приложила руку к виску. Пирс, забыв о своей раненой руке, принялся наносить ей иратце. – Мы не стали сражаться с демонами на кладбище – некоторые из нас сочли, что их слишком много. – Она холодно разглядывала Огастеса. – В ту минуту, когда мы выехали на улицу, опустился плотный туман. Почти ничего не было видно. С неба били молнии – они были повсюду, мы с трудом уклонялись от них…

– В Блумсбери молния расколола надвое фонарь, – вставила Эсме Хардкасл. – Прямо как то старое дерево в «Джейн Эйр», помните?

– Сейчас не время демонстрировать свою эрудицию, Эсме, – осадила ее Розамунда. – Эта молния чуть не спалила Чарльза. Это были не обычные молнии. И гроза… в ней чувствуется демоническая магия.

– Ни один из простых, попавшихся нам на дороге, ничего не замечал, – добавил Чарльз. – Ни грозы, ни пожаров. Они просто бродили по улицам, как пьяные или наркоманы.