Первые пятнадцать минут, до выноса горячего, шёл обычный светский разговор «обо всём и ни о чём», никак не касавшийся ни меня, ни причины моего прихода. Ритуальная пустая трата времени.

«И заодно экзамен на готовность и умение вести такой разговор, то есть — на уровень и характер воспитания».

После перемены блюд, выдержав три минуты в молчании, Екатерина Сергеевна невзначай стала нахваливать Машу, какая та замечательная хозяйка, как она помогала с готовкой, чуть ли не лично выбирала на рынке мясо. Удивлённый взгляд Маши до того, как она поймала, видимо, «страшный взгляд» мамы подсказал, что дифирамбы как минимум вдвое приукрашивают ситуацию.

«Если начали товар нахваливать — то, стало быть, гнать с порога не собираются. Начинается нормальный торг».

«Товар, торг… Дед, нельзя так!»

«Именно так и надо — без иносказаний и иллюзий!»

«Ррррр!»

От Машиной хозяйственности плавно перешли на её учёбу, а потом и на мою. Ну, тут много говорить было не о чем — всё же только первый семестр заканчиваю, ни хвастаться нечем, ни жаловаться не на что. Меня понесло было в очень интересный, как мне казалось, рассказ о кристаллографии в целом и о парадоксальности макра, как кристалла — но дед вовремя остановил. Точнее, я сперва решил, что он меня перебил на самом интересном месте — но потом увидел облегчение на лицах присутствующих… Зато тему учёбы тут же свернули насовсем.

Перешли на планы на будущее.

— Планы — развивать семейное дело и возрождать свой род, а то на данный момент в нём только я и остался, что слишком рискованно.

— А что за дело?

— Уже почти двести лет, буквально полтора года осталось, будем отмечать его двухсотлетие. У нас есть бровар — то есть, пивоварня, — пояснил я для Мурлыкиной-старшей, на случай, если она этого слова не знает, будучи уроженкой других краёв, при ней цех, выпускающий дрожжи хлебопекарные, а с недавних пор — пивные дрожжи в виде пилюль, как добавку к пище. Кроме того — винокуренный заводик, и три трактира. Недавно по случаю достался ещё один заводик, но он после аварии, плюс расположен не очень удачно и есть проблемы с персоналом для него. У меня сегодня поезд — надо по дороге домой заехать туда, на завтра назначена встреча с управляющим и другими заинтересованными лицами.

— А что у вас для души, какие увлечения? Машенька наша, например, недурно поёт и играет на трубе.

— На саксофоне, если быть точным. Я знаю, мы с ней и познакомились на одной из репетиций. Так что для души — думаю, продолжу сочинять песни, которые Машенька будет исполнять ко всеобщему удовольствию. Это, кстати, не только «для души», но и для семейного бюджета пользу приносит.

— Ну, для пользы бюджеты надо ещё многое сделать! — с лёгкой снисходительностью ответил Мурлыкин. Не понял, он что, пластинку не видел? А ведь точно — не видел! Ну, держись!

— Екатерина Сергеевна, можно вас попросить — подайте Василию Васильевичу ту пластинку, что я принёс. Спасибо.

Пока Мурлыкин крутил в руках конверт, а потом изучал автографы и вникал в суть прочитанного, я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, без хвастливых ноток, пояснил:

— Детали коммерческого соглашения я разглашать не имею права, но рассчитываю, что моя доля дохода от этой пластинки покроет расходы на реконструкцию родового поместья Дубовый Лог.

Ага, проняло. Маша вообще расслабилась и сияет.

— Кстати, возвращаясь к семейному делу. Я принёс кое-какие образцы для дегустации. Где-то у горничной должны быть сорокаградусная клюквенная настойка и двадцатипятиградусная брусничная.

— О! А я думал, и то, и другое — компоты дамские! Значит — клюкнем сейчас, раз такое дело! Дарьюшка, а принеси-ка гостинцы сюда!

— Главное, не наклюкайтесь — Юре в дорогу ещё.

Больше серьёзных тем не поднимали. Тем более, что вскоре пришли младшие сёстры Маши. Звали их Ирина и Василиса соответственно. Маша, пока сёстры раздевались, переобувались и вообще готовились к выходу в гостиную, передала мне купленные ею для них подарочки. Какие-то девочковые вещички, смысла которых я толком не понял и уж точно никогда не купил бы. Боюсь, что источник подарка они вычислят влёт, ну и ладно. Приняли они подношения благосклонно, а когда обнаружили вложенные туда банковские билеты — по два у каждой, номиналом в двадцать пять рублей, и моего пояснения, что это «на конфеты, и на мелкие расходы, на которые е попросишь денег у папы» — и вовсе оттаяли.

Средняя выглядела абсолютно домашней кошечкой (хотя внешность бывает обманчива), а вот младшая оказалась, похоже, ещё большей заразой, чем старшая. После комплимента расцветающим юным бутонам, которые превращают дом своего отца в настоящую оранжерею она, усаживаясь рядом со мной, негромко произнесла:

— Подкуп и лесть? Не худший способ приобрести союзников, продолжайте в том же духе!

Ах, так? Ну, держись, мелкая!

— Живёт, говорят, в Минске девушка — ну, уже молодая дама, конечно, с красивым древним именем Василиса. Как-то встретила она и полюбила парня из Болгарии с древним болгарским мужским именем Светлан. А их дочка больше всего любит дразнить окружающих и новых знакомых рассказывая им, что её маму зовут Вася, а папу — Света[1].

Больше всего развеселилась средняя:

— Ну всё, Васька, будем искать тебе мужа-болгарина!

— Не «Васька», а Василиса Васильевна! То есть — Вась-вась! Ну, или «Вася в квадрате», если будешь вредничать. — Последнюю фразу я произнёс тихонько на ушко соседке.

Но та не сдавалась. Немного откинувшись в сторону, она сделала большие глаза и преувеличенно восторженным тоном сказала:

— Ой, Юра, вы такой смелый! Другие Машкины кавалеры сразу разбегались, как тараканы, стоило им только узнать, что наш папа — жандарм!

И смотрит, зараза, ждёт реакцию. Скрип зубов Маши мне, возможно, почудился, а вот тихое и возмущённое: «Васька!» от соседки слева — нет.

— Видите ли, любезная Вась… — тут я сделал небольшую паузу. — … илиса Васильевна! Дело в том, что с вашим многоуважаемым отцом мы познакомились где-то на полгода раньше, чем с вашей восхитительной сестрой. А на данный момент мы с ним в некотором роде коллеги.

— Так неинтересно! — буркнула Василиса и отвернулась. В этот момент стала так похожа на милого надувшегося щеночка, что я с трудом удержался от того, чтобы потрепать по голове и вообще — затискать. Боюсь, не поняли бы остальные такого моего поведения. Но повернувшись к маме этого пузырика, не удержался, прокомментировал:

— Она сейчас такая милашка, правда?

Та только тихонько рассмеялась. В общем, на вокзал меня провожали уже как своего, приглашая заходить в гости «по-простому». Даже Вася буркнула:

— А ты ничего так, забавный. Заходи, если что. Но только я белковый крем и ириски не очень люблю.

— Василиса!!! — Мама её всё же расслышала последнюю фразу.

[1] Реальный случай. Этого миловидного голубоглазого блондинистого тролля с бантиками, обожающего выносить мозг окружающим, водили в тот же садик, что и моих младших, но в группу на год моложе. Однако как-то в начале лета группы объединили…

Маша выскочила меня провожать до двери подъезда. И сходу начала проявлять заботу:

— А ты не замёрзнешь⁈ Как ты вообще без вещей в дорогу собрался⁈

«Хе-хе. Заботу проявлять начала. Значит, уже считает своим, о просто знкомом беспокоиться бы не стала!»

«Думаешь?»

«Постоянно, чего и тебе желаю! А если серьёзно — то да, есть такая примета. Если начинает переживать о том, как ты одет в целом, и чтобы не мёрз в частности — то уже как минимум свадьбу спланировала, включая рассадку гостей и меню».

— Все мои вещи, включая тёплый костюм, заранее сданы в камеру хранения на вокзале. Переоденусь в поезде. Не хватало ещё, чтобы твоя семья подумала, будто я к вам переселяюсь в примаки, если бы со всеми баулами заявился!

— Скажешь тоже! — хихикнула Мурка (нравится мне это её прозвище, да и подходит ей).

— Слушай, есть вопрос. Только не смейся!