— Коллега, я, с вашего позволения, займу на пару минут одного из ваших студентов? — И, получив ленивый кивок, подошёл ко мне.

— Эх, господин Рысюхин, что же вы не поступили к нам год назад⁈

— То есть⁈ Но мне же тогда только семнадцать было, и гимназию не закончил ещё…

«Ага, и „тройки“ в потенциале не было».

— Да это я так, шутить пытаюсь. Это ваше «очевидное преобразование» было опубликовано в «Математическом вестнике» за июль месяц в качестве теоремы. И теперь она числится за немецким приоритетом, увы. Правда, у них доказательство вдвое длиннее, но зато указали пару моментов, которые вы упустили — видимо, снова из-за «очевидности» — но без них доказательство не является достаточно строгим и оставляет возможность для сомнений в универсальности. Тем не менее, ваши вычисления верны и оригинальны, так что законное и заслуженное «отлично» я поставил, держите.

Профессор вручил мне зачётную книжку.

— Кроме того, если вы не против, я бы хотел отослать в журнал ваш вариант доказательства, как более короткую альтернативу.

— Совсем не против. Более того, не против, если ваша фамилия в списке авторов будет стоять первой.

Это мне уже дед подсказал, что статью профессора со студентом-соавтором напечатают с вероятностью на пару порядков большей, чем статью студента, присланную тем же профессором.

Хоть мы и разговаривали тихо, но сидевшие ближе других студенты что-то, да расслышали, и по классу пошли шепотки. Ох, чувствую, к началу семестра будут гулять по академии слухи самого дикого вида, что не то я у немцев теорему украл, не то немцы у меня. Не исключено, что и судебное разбирательство сочинят, а то и дуэль.

Сама консультация не принесла ничего нового. Тот же рассказ о порядке проведения экзамена, те же самые дурацкие вопросы — причем, кажется, от тех же самых людей. И тоже список тех, кому предложено получить оценки заранее. Я снова отказался от предложенного «хорошо», опять сославшись на желание испытать себя. Короче говоря, если не считать визита математика — то никакой разницы с предыдущей консультацией, за исключением личности преподавателя.

На экзамене тоже не было бы ничего интересного, если бы не последний вопрос: «Влияние эгрегора на систему магии». В ответе я написал всего три слова: «Абсолютное, подавляющее, глобальное», но каждое — с новой строки. Дойдя до этой моей записи, профессор спросил:

— Можете пояснить свою мысль?

— Да, конечно! Если позволите — начну с примеров, а потом уже перейдём от частного к общему?

— Пожалуйста, как вам будет удобнее.

— Возьмём лёд. По всем параметрам — это кристалл. Гексагональная сингония, анизотропия, кристаллографические оси, перенос базиса, фиксированная температура плавления — абсолютно все свойства кристалла. Да что там говорить, даже само слово «кристаллос» означает лёд! И при этом магия кристаллов на лёд не действует вообще никак, в принципе. Потому что согласно эгрегору, лёд — это вода, и только вода, и подчиняется только магии воды. Невзирая на объективную реальность.

— Но ведь лёд — это и есть вода, её агрегатное состояние.

— Разумеется, с этим нельзя спорить. Но если бы не этот эгрегор, на лёд должны были действовать как минимум две школы — воды и кристаллов. Далее…

Дальше я выложил большинство дедовых стенаний на «неправильность» нашей магии, подводя всё к одному и тому же выводу. Я даже кальций в костях и железо в крови привёл как пример металлов, которые плевать хотели на магию металла, поскольку с точки зрения «коллективного бессознательного» кровь и кости относятся к другим школам.

— В общем, как можем видеть, магия как система подчиняется только и исключительно эгрегору, и плевать хотела, условно говоря, поскольку она не субъектна и желаний иметь не может, и на физическую реальность, и на логику, и на здравый смысл. Да, эгрегоры со временем меняются, так что возможно тысяч через десять-пятнадцать лет лёд начнёт подчиняться двум школам магии, но мы до этого момента точно не доживём.

— Ну, что сказать? Видно, что вы долго размышляли на эту тему, и даже экспериментировали, а не стали что-то выдумывать прямо на экзамене, как это частенько случается. Правда, мы увлеклись разговором и затянули экзамен, но на заслуженное «Отлично» это не повлияет. Кстати, если не секрет, эксперименты с костями на что были направлены?

— На попытки придумать боевое использование магии металла более эффективное, чем швырять всякую дрянь. Если быстро кристаллизовать содержащийся в костях металл, это сделает скелет чрезвычайно хрупким, что приведёт к многочисленным переломам просто под действием собственных мышц. Плюс кристаллизованный металл может приобрести любую форму и служить оружием для мага.

— Да уж… Уже жалею, что спросил. Жутковатое заклинание получилось бы. Про кровь и железо даже спрашивать не буду.

— Ой, ну там всё просто…

— Нет, нет, нет, не хочу слышать. Мне ломающихся под своим весом костей надолго хватит.

«Фу, неженка. Это мы ещё про термобарические боеприпасы ничего не сказали».

«Если на то пошло, то про них и я ничего, кроме названия, не знаю».

«Ну, тогда слушай».

«Не-не-не, не сейчас!»

Третий экзамен был профильный — химия. И тут обширные, хотя порой и весьма специфичные, наподобие умения сделать три варианта мощных фугасов из безобидного содержимого домашней кладовки, знания деда могли скорее повредить, чем помешать. Просто из-за вопиющей разницы в названиях величин, элементов и фамилий известных химиков. Даже отображение периодического закона было кардинально иным! Так что тут приходилось учить, учить честно, без мухлежа и дедовых подсказок. Разве что на практических занятиях он мне помогал серьёзно.

В общем, в отведённые на подготовку к химии дни я в Могилёв не ездил. Помурлыкали с Машенькой по мобилету немножко — правда, потом оказалось, что это было почти полтора часа. На консультации химик уже знал, что от меня ждать, потому сразу спросил:

— Вы, Рысюхин, опять себя испытывать будете? — И, получив утвердительный ответ, просто кивнул, сделав какую-то пометку в своих бумагах.

Неприятность на экзамене случилась там, где её меньше всего можно было ждать. Попался вопрос «Качественные реакции на соли основных кислот». Я с четырнадцати лет тренировал свою способность для распознания различных веществ и соединений, мне эти костыли в виде «если есть сульфиды, то выпадут хлопья» вообще никуда не упали. Нет, реакции я учил, но как некую абстракцию, соответственно и запоминались они через пень-колоду. Ну, и на экзамене я несколько «поплыл».

— Господин Рысюхин, вы хоть понимаете, как важно определить состав раствора, как в пищевой промышленности, так и в целом?

— Лучше, чем вы могли бы подумать. — Я со вздохом достал из кармана своё удостоверение. — Я уже больше полугода подрабатываю экспертом-криминалистом, занимаясь именно качественным и количественным анализом сложных смесей.

— Но как, если вы даже в основах путаетесь! Это безответственно!

— Ни в коем случае! Просто мне не нужны подобные костыли. Это, как бы, секрет рода, но я обладаю тренируемой способностью по распознанию веществ. Например, вот в этом стакане растворено один и девять грамма хлорида кальция. Но кроме того, вероятно, из-за того, что лаборант поленился вымыть стакан как следует, ещё присутствуют ноль пятнадцать грамма вещества от предыдущего задания. Помимо этого, использована водопроводная вода, вместо дистиллированной, так что тут ещё имеются в наличии… — я быстро набросал на листке таблицу веществ, содержащихся в растворе. — Вот, как-то так.

— Кхм… Это точно не какой-то розыгрыш? Так, а что скажете про этот раствор?

— Сульфат магния, два целых три десятых грамма. Вода из того же водопровода, но кипячёная, так что состав примесей немного другой, могу расписать детально.

— Ладно, верю и так. Впечатляет, но я же не могу поставить высокую оценку, если в знаниях есть пробел.

— Да где же пробел⁈ Знаю я эти реакции, просто не пользуюсь, потому приходится долго вспоминать.