К тому же Барки согласны дать карталонцам пятьдесят процентов прибыли со всех заводов взамен на лояльность и готовность сотрудничать.

Когда возвращаюсь в гостиную, все по-прежнему на местах: Лекс бездумно смотрит в стакан с соком, обнимая его ладонями, Вэра подпирает стену, Миранда меряет шагами комнату, кусает губу. Виктор скрестил руки, рассевшись на диване. Тейн так погружен в мысли, что даже не смотрит вокруг. Я бы на его месте думал, как убегать на родину и возглавлять повстанцев. Вот только если Боэтарх воцарится, впустил в наш мир Ваала, ничего ни у кого не получится.

Только Рэя нет, гемод работал всю ночь и утро и теперь спит, а Эд после того, как был отпущен, занимается братом, да и мне не до него.

Поначалу я подумывал освободить Виктора и Миранду и даже предложил им это, но встретил яростное сопротивление, и теперь понимаю почему: гемод не может быть свободным. А если хозяин отказывается от раба, значит, раб с дефектом, и в хороший дом его не возьмут.

Выхожу в гостиную и объявляю:

— Летим мы с Вэрой, причем прямо сейчас. Долгие сборы бессмысленны. Вооружение тоже, как и подготовка пламенной речи для местных: мы не знаем, как развернутся события.

Виктор поднимается с дивана, вздернув подбородок.

— Я с вами — пилотом.

— Нет, ты остаешься. Незачем рисковать.

Миранда в этот раз не сдерживается, крепко прижимается ко мне, целует в щеку.

— Я буду о тебе молиться… Леон.

Отстраняюсь, держа ее за руки.

— Я попросил Эйзера Гискона позаботиться о тебе и Викторе, если я не вернусь.

Поочередно руку мне жмут Тейн, Виктор, Лекс, а вот Рианна безмолвной тенью отправилась провожать до флаера и лишь на старт-площадке проговорила уверенным голосом, в котором узнавалась Танит:

— Та территория вне моей сферы влияния, и я не смогу там помогать тебе, но способности от меня останутся, не переживай. Возвращайся со щитом, а не на щите.

Оборачиваюсь у открывшегося люка «осы» и отвечаю рефлекторно:

— Да, Элисса…

Рианна вздрагивает, становится собой и непонимающе осматривается, видит меня, и ее взгляд теплеет.

— Удачи, Леон.

Вэре плохо дается управление флаером, и он ждет меня в кресле штурмовика, я сажусь на место пилота, запускаю систему и ощущаю, как оживает машина, как сгорает топливо, как, подобно нервным импульсам, бежит по системам электрический ток. Надеваю контактный шлем, и камеры внешнего обзора становятся моими глазами.

Открывается люк, выпуская меня-«осу» в темноту. Поднимаю флаер над зиккуратом, над его наивысшей точкой, и взгляду открывается освещенный светом звезд амфитеатр, где пунийцы приносят жертвы Ваалу. Послезавтра он получит сотни жизней, усилится, и допустить этого никак нельзя.

Рианна говорила, что Гамилькар Боэтарх перестал быть ее братом, в нем теперь больше Ваала. Как произойдет прорыв? Божество возьмет человеческое тело?

Если мне удастся взять пятый осколок, что станет со мной? Я ведь тоже меняюсь, обретаю власть, учусь чувствовать людей, получил право карать и миловать. Возможно ли такое, что при получении пятого осколка нечто точно так же вытеснит мой разум?

Чтобы хорошенько над этим поразмыслить, у меня есть десять часов — именно столько лететь до Карталонии, учитывая дозаправку. Плохо, что мало вводных, и все мои выводы не будут иметь под собой фундамента.

Поставив флаер на автопилот, я зачарованно смотрю на бесконечную гладь океана, простирающегося от горизонта до горизонта. Картина успокаивает, завораживает, я уговариваю себя, что если это последнее, что увижу в своей жизни, то уже полет не был напрасным.

Вот только жаль тех, кого я оставил, им придется противостоять превосходящей силе и умирать одному за другим.

По одному предположению Вэры, главный штаб повстанцев находится в середине материка, в пустыне, в горах, по второму у них нет центрального штаба, есть разветвленные системы самоуправления от каждого зиккурата. Если так, моя задача практически недостижима. В первом случае есть надежда расположить к себе командира с помощью способностей. Но к нему еще нужно добраться, а какая у карталонцев система распознания свой-чужой, не в курсе ни я, ни Вэра.

Главное, чтобы нас не сбили на подлете.

Когда голова закружилась от бесконечной сини, переключаюсь на изучение последствий ядерного взрыва, смотрю записи удара по Китаю, предоставленные Эйзером, читаю, как организм реагирует на радиацию.

Вдалеке появляются очертания берега, и переключаюсь на ручное управление. Чем ближе суша, тем осязаемей мысли: «Милостивая Танит, только бы они нас не сбили без предупреждения!»

Вывожу карту в нижнем левом углу поля зрения, где мы обозначены зеленой точкой. Командую:

— Выделить зиккураты, держаться минимум в десяти километрах от них.

— В первую очередь ударят по ним, — говорит Вэра. — Зная это, большая часть моих соотечественников ушла в леса. Я бы на их месте сидел на территории заводов, которые пунийцы не будут уничтожать, а потом попытаются отбить.

— Несколько точечных ударов по зиккуратам, по заводам, производящим флаеры, оружие, электронику. Заражение территории радиоактивными изотопами. Год-полтора, и защищать заводы будет особо некому, да и нечем. Еще лет пятьдесят, и пунийцы придут усмирять дикарей. Я только сейчас понял, почему пунийцы не допускают к разработкам других.

— По-хорошему, это их надо стереть с лица земли, — откликается Вэра. — Горстка людей подмяла весь мир и перекрыла кислород остальным.

— У них ядерное оружие. Если удастся победить Боэтарха, увидишь, во всем мире все будет по-другому.

— Хорошо бы…

Его прерывает некто, связавшийся с нами и говорящий на иностранном языке. Я ни слова не понимаю, но по знакам, которые подает Вэра, понимаю, что все в порядке. Он ждет, когда связь прервется, и объясняет:

— Повстанцы. Спросили, кто мы и куда. Ответил, что в центр.

— И все? Я не верю, что все так просто.

— Похоже на то. Неплохо бы нам сесть в моем родном зиккурате, я пройдусь по родственникам и друзьям, узнаю хотя бы, где командный центр, он один или их несколько.

— Разумная идея. Это далеко?

— Сто пятьдесят километров северо-западнее. Лови координаты.

С высоты птичьего полета зиккурат Вэры, Шио, напоминает игрушечную пирамидку. Пять уровней, две ступени каждый. Население — триста тысяч. Вэра обитал на первой ступени второго уровня. Все карталонские зиккураты были обесточены покинувшими их пунийцами, восстановить электроснабжение удалось не везде, и люди их покинули, потому мы приземляемся прямо посреди обезлюдевшей площади недалеко от низвергнутого бетонного Ваала с отколовшейся головой.

Вэра снимает шлем, встает, потягиваясь и хрустя суставами.

— Найду своих, расспрошу, что и почем. Тебе лучше оставаться здесь, будешь выделяться сведи местных.

— Вэра, а все твои соотечественники говорят по-карталонски? Замечательно, если вы и веру предков сохранили.

— Только низ, — отвечает Вэра. — Сам понимаешь, что на иноверцев охотились, знание родного языка тоже каралось смертью, а за нижними ступенями сложнее уследить.

— Сколько тебе нужно времени?

— Часа два. Думаю, что не зря потрачу это время.

— Жду тебя. Удачи, Вэра.

Достаю коммуникатор, отмечая, что связи с Новым Карфагеном нет, с Вэрой тоже. Я отрезан от своего мира… Ловлю себя на мысли, что думаю о Карфагене как о своем, хотя с мятежными карталонцами у меня гораздо больше общего.

Ненавижу ждать! Мне остается только просматривать записи и читать о последствиях лучевой болезни, но взгляд скользит по буквам, не улавливая смысла, приходится возвращаться, перечитывать. Только наконец углубляюсь в текст, как трещат динамики, заставляя меня вздрогнуть:

— Внимание пилоту! — говорит мужчина на моем языке, но с легким акцентом. — Немедленно откройте люк, иначе будете уничтожены вместе с машиной. Ваш подельник схвачен. Сопротивление бесполезно.