Собравшиеся четыре человека неуловимо друг на друга похожи: высокомерная дряхлая старуха, зрелый мужчина, Сафон Гискон, двадцатидвухлетние близнецы Гелибаал и Элион, только сестра Дидона словно и не родственница им: квадратное лицо, массивная фигура, серые глаза и пепельные волосы, уложенные модной волной.

У близнецов и Дидоны отсроченное проклятье: через неопределенное время парни умрут от какой-то болезни головы, у женщины пронзена грудь. Плохо, что никак не выяснить дату, когда случится беда.

Боэтарх предусмотрителен и не убивает их сразу: если бы молодые и здоровые члены вражеских родов умерли бы одновременно, это вызвало бы вопросы. Программа подсказывает, что Дидона — ярая культистка Ваала, потому просто здороваюсь с каждым и ничего не говорю об угрожающей им опасности.

Братья-близнецы, похожие на отца, но кареглазые, долго трясут мою руку и расспрашивают о приключениях на Полигоне, видимо, они мои поклонники.

Эйзер отводит меня в свободную комнату, где я все ему рассказываю.

— Сука, — шепчет он, проводя ладонями по лицу, сжимает виски.

— Дату активации программы узнать невозможно, — говорю я. — Проклятие можно ослабить тем же способом, что и у вашей жены. Желательно, чтобы все люди, которые вам дороги, в том числе бастарды, уехали подальше и не попадались Боэтарху на глаза. Есть ли храмы Танит, которые содержит ваш род? Если да, пусть все едут туда. И еще. Дидона может нас сдать, если открыть ей карты, — предупреждаю я.

— Знаю, — кивает он и злобно усмехается. — Храмы Танит — на Сабанском полуострове, и они разгромлены! Причем разгромлены первыми.

А вот теперь и мне становится не по себе, я почти физически ощущаю, как стягивается удавка на горле. Встаю, прохаживаюсь по комнате, и в голову приходит идея, как в сжатые сроки сколотить ЧВК из людей, которые не предадут, потому что им нечего терять.

— Эйзер, ты говорил, что гемодов нельзя вовлекать в военные действия. А всех прочих?

— К чему ты клонишь? — вскидывает голову Гискон, он больше не контролирует эмоции, и на его лице читается заинтересованность, он буквально вцепился в меня взглядом.

— К тому, что есть вариант, как заполучить целую армию обстрелянных преданных солдат.

— В чем подвох?

— Они не чипированы. Зато ты сможешь выгнать наемников, депортировать местных, чинящих беспорядки, и заселить Сабанский полуостров этими людьми. Они будут ревностно его охранять за право поклоняться тому, кому они считают нужным. — Видя замешательство на его лице, продолжаю. — Да брось, то, что произошло сегодня в клинике — гораздо страшнее. Мы все отступники. Нам некуда деваться, а иным путем не защититься.

Эйзер округляет глаза, закусив губу, устремляет взор внутрь себя, опирается о подоконник. Уверен, он ухватился за идею рукам и ногами и уже обдумывает, как объяснить высшему свету появление собственной армии в столь сжатый срок.

— Озверелые? — нарушает молчание он. — Черноротых так не сплотить… Или…

— Даже вслух не говори. Считай, что черноротые, но — проверенные. Здесь тебе придется на меня положиться и не задавать вопросов. Ты им — жилье и невмешательство в их быт, они тебе — безграничную преданность. Как видишь, их преданность объяснима выгодой, и никто не подкопается. Да и начнем с того, что без твоего позволения и близко не подойдет к нефтяным вышкам.

— Мне нравится эта идея! — улыбается он. — Черноротых пытались призывать в армию во время локальных конфликтов, но они выходили из-под контроля либо оказывались неразвитыми. Ты темнишь, и это мне не нравится. Говори начистоту, кто эти люди.

Отвечаю без колебаний, но — шепотом:

— Трикстеры.

Если продолжу врать про черноротых, он все равно меня проверит, правда откроется быстро, и о доверии между нами можно забыть. Но информация его не радует, для него трикстеры — отморозки, не брезгующие и человечиной, дикие и неуправляемые.

— Это слишком, — он расстроенно качает головой.

— Информация о трикстерах намерено искажена. Они развиты больше черноротых и отлично организованы. Каждый трикстер — отменный воин, у них четко выстроенная иерархия, они дисциплинированы и ответственны. После массовых облав они лишились своих подземелий, рассеялись среди черноротых и внешне ничем от них не отличаются. Их демонизировали только потому, что они не отказались от своего покровителя, как показало время — их предки что-то знали. Мы тоже отреклись от Ваала, так чем мы лучше их? Мы такие же преступники, подлежащие уничтожению. Решай скорее, Эйзер. Сам видишь: промедление смерти подобно.

Гискон молчит, идея ему понравилась, и сейчас в его мыслях она намертво сцепилась с осторожностью.

— В Новом Карфагене этих людей лучше не использовать, — говорит он, что я расцениваю как положительный ответ. — А так… Ума не приложу, как ты это провернешь, но если сможешь — дерзай.

— Эйзер, я не уверен на все сто, что получится. Мне придется сильно рисковать, но оно того стоит. А теперь мне пора лететь. Подготовь к трем дня информацию, какие условия и блага ты готов им предоставить, сколько человек можно поселить на Сабанском полуострове для обслуживания вышек и прилегающих территорий. Хорошо, если будет побольше мест.

— А сыновья? Поможешь им?

Проведя обряд отречения, лечу на базу и прибываю с опозданием на десять минут. Врываюсь в актовый зал, заполненный солидными мужчинами за сорок. Воздух, пропитанный страхом, трещит от напряжения. Полицейские офицеры сосредоточенно смотрят в коммуникаторы, что-то там пишут. Журналисты, занимающие задний ряд, вскакивают с мест, активируют дронов. По моей просьбе среди них присутствует Мариам Линн.

Заметив меня, офицеры поднимаются, приветствуют, я здороваюсь с ними, подхожу к Лексу, замершему за трибуной, он показывает образец анкеты, который заполняют майоры.

— Еще минут пять-десять, — говорит он и лишних вопросов не задает, уступает мне трибуну, от него приходит сообщение на коммуникатор: «Вступительная речь с тебя».

— Спасибо, Лексиус, — благодарю его, и он удаляется, оставив меня наедине со стаей матерых хищников, погрязших в коррупции, обрюзгших, жирных и высокомерных.

Вспоминается, как нашу команду внешнего патруля чествовали, когда мы нашли украденных детей, а потом, едва журналисты убрали объективы камер, выставили нас за дверь, а сами отправились праздновать, обмывать премии со многими нулями, которые получат за наш счет. Вспомнилось, как покойный Кир насмерть на них обиделся — этот мальчишка рассчитывал покататься на яхте класса «фламинго», а его вышвырнули вон.

Теперь они заглядывают мне в рот, источая страх, и он пьянит, превращает меня в хищника, загоняющего жертву, который вот-вот сомкнет клыки на трепещущем горячем горле. Пристально смотрю на их потные лбы и дергающиеся веки.

— Поторопитесь, пожалуйста. У вас осталось пять минут. Время пошло.

Гости начинают суетиться, их страх щекочет нервы. Когда время выходит, управляются все, пересылают мне на коммуникатор анкеты, я дожидаюсь, когда получу все девяносто шесть штук, откладываю коммуникатор в сторону.

— Приветствую вас в центральном офисе силового ведомства «Оплот», меня зовут Леонард Тальпаллис, — говорю я, продолжаю, делая упор на том, в какое трудное время мы живем, пугаю грядущим хаосом, напоминаю о мятежных регионах и погромах в нашем зиккурате. — К сожалению, случившееся показало некомпетентность внутренних органов в связи с вовлеченностью высшего офицерского состава в коррупционные схемы. «Оплот» был создан для активного противодействия коррупции, мои офицеры наделены высшими полномочиями и имеют право задержать и арестовать вас по малейшему подозрению. Сейчас я обращаюсь к тем, кто присутствует в зале, и всем, кто смотрит трансляцию. Вам не скрыть свои преступления, потому предупреждаю по-хорошему: пишите заявления об увольнении, иначе вы лишитесь не только должности, но и всего имущества, оно пойдет в фонд помощи пострадавшим от коррупции. — Беру минутную паузу и продолжаю: — Но! Если вы откажетесь сотрудничать с преступными группировками и предоставите всю информацию о них, ваши преступления аннулируются, вы начнете жизнь с чистого листа. А чтобы я не казался голословным… — Обвожу взглядом собравшихся. — Есть ли среди вас те, кому нечего скрывать?