Чего не скажешь о моём непосредственном начальнике — Никите Геннадьевиче. Он старательно пытался уговорить меня называть его просто по имени, но я всегда сохраняла официоз, соблюдая дистанцию.

Звучит так, словно я — героиня сопливой мелодрамы или романа, которую, куда ни плюнь, все хотят, но так и было. Никита двусмысленно и односмысленно намекал о возможном романе, но, как говорится, быть умной — вовремя прикинуться дурой. Когда же он потянул свои шаловливые ручки, я пообещала, что сразу же уволюсь. Безусловно, это было невыгодно, так как работу я выполняла более, чем хорошо. Это помогло, но окончательно избавиться от его пошлых комментариев не вышло. Их я просто игнорировала. Выглядело, кстати, очень комично. Как у голубей. Голубь ходит вокруг, перья выпустит и урчит. А голубка сидит о своём думает. С виду, Никита Геннадьевич, конечно был больше похож павлина, но в душе тот ещё голубь.

Вот и сегодня без его идиотских комментариев не обошлось.

— Вика, здравствуй, — во все 32 улыбнулся.

— Доброй ночи, — сдержанно кивнула.

— Не мог пропустить этой пятницы. С воскресенья ждал, — довольно улыбается.

— Здорово, — киваю снова.

— Почему ты такая неприступная?

— Может быть, мы будем обсуждать на работе рабочие моменты? Простите, Никита Геннадьевич, но у меня просто много работы.

— Просто Никита.

— Хорошо, — киваю, от чего огонь в глазах Сёмина загорается, но я его быстро тушу. — Хорошо, просто Никита Геннадьевич.

Злится. Да пожалуйста. Напугал кота сосиской. Я почти сутки на ногах, одно неверное слово, и ты труп.

— Сегодня у меня будет очень важный гость. Постарайся не язвить при нём.

— Хорошо, — спокойно говорю. — А вы постарайтесь не приставать ко мне.

После сразу удаляюсь.

Спустя час Никита звонит мне на сотовый. Захожу в кабинет, понимая что... Помните, я говорила про колесо фортуны? Забудьте. Оно прилетело обратно в мне голову.

В кабинете гордо восседает Никита и Тимур. Тимур Бесоев.

— Здравствуйте, — обращаюсь к Тимуру, не афишируя то что мы знакомы.

— Вика, милая, — вот урод. — Будь добра, принеси нам коньяк, американо и закуску на твой вкус.

— Хорошо, Никита Геннадьевич.

Выхожу из кабинета, спускаясь в бар и на кухню. Знаю какой виски пьёт Никита, но так как он не уточнил, прошу другой.

— Сахар в американо?

— Нет, — на автомате отвечаю. Знаю, что Тим пьёт без сахара.

Из закуски заказала бутерброды с икрой и канапе с дорогой салями, фетой и маслинами. Знаю, что Тимур любит подобные.

Занося разнос в кабинет, наталкиваюсь на два взгляда: изучающий и самодовольный.

Где чей — угадайте сами.

— Ты же знаешь, что я люблю виски "Macallan", — конечно, понторез хренов.

— Извините, Никита Геннадьевич. Забыла. Поменять?

— Нет, оставь уже. А где сахар в американо? Тоже забыла? — отчитывает, стараясь показать свою важность. Однако мне по барабану.

— Спасибо, Никита, — серьёзно подаёт голос Тимур. — Я без сахара пью.

Так что не "тоже забыла", а просто знала. Стараюсь не смотреть ни на Тимура, ни на Никиту.

— Я могу идти?

— Иди, — небрежно бросает Никита.

Надеюсь, больше я им не понадоблюсь.

Усталость давала о себе знать. Мой режим в последние четыре года состоял из вечных разборок, перестрелок, общения с законченными преступниками, коим я сам стал. Я, конечно, лет с пятнадцати подозревал, что мой отец не простой бизнесмен, но что он стоит у руля преступной империи даже близко не думал. Из этих четырёх беспокойных лет один год отец меня готовил, а потом умер. Я шёл в отказ, в мои планы не входила такая интересная работа, но я являлся наследником всего имущества и всех прав. Вероятно, он чувствовал, что скоро придёт его конец. Скорбил ли я? Нет. Я не хотел связывать свою жизнь с преступным миром, но отец умел убеждать.

Вика.

Единственным моим слабым местом была она. Мне не нужно было никакое наследство, но мне явно дали понять, что если я откажусь, то завтра её могут и не найти. Когда я услышал это, разгромил его кабинет, а он только упивался моей беспомощностью. Мне пришлось расстаться с ней, стать последним скотом, но с моим образом жизни я не мог допустить, чтобы пострадала она, ведь если отец нащупал самое слабое место, то и другим труда не составит. Тем более я знал из-за чего погибла мама. Мне было всего восемь лет, но я помню ту боль, и как я плакал. Мама была моим единственным родным человеком, отца я таковым не считал. Потом был закрытый интернат, университет. Я всегда был один, пока не встретил Вику. Нет, конечно, у меня были девушки. Нет, громко сказано. Подобие девушек, которым были важны мои статус и бабки. Но Вика... Никогда и никого так не любил, а ещё я чувствовал, что это взаимно. Ей ничего не нужно было, кроме меня самого. Но испытать подобную боль той, что я узнал, когда умерла мама, я не хотел. Без Вики мне было плохо, мне было никак, но я знал, что где-то она имеет шанс на счастливую жизнь.

Но, похоже, я ошибался. Я заставлял себя ничего не узнавать про неё, не заставлять службу безопасности рыть на мою девочку всю возможную информацию, но когда я увидел её около клуба. Как я был рад просто видеть её. Она почти не изменилась, только взрослее стала. Чёрные волосы были чуть ниже лопаток, а в синих лисьих глазах всё также горели искорки. Глаза у неё всегда были невероятные: насыщенного синего цвета, но словно хрустальные. Чуть полные губы улыбались словно с той же нежностью. А от платье на ней меня вообще начало потряхивать. Выше колена, на бедре вырез, спасибо хоть поверх тонких бретелей есть какая-то прозрачная ткань.

Жизнь у неё была явно не сахар, раз мотается ночами по клубам в поисках старшей сестры наркоманки. Аня никогда мне не нравилась, всегда демонстрировала свой эгоизм, но виду я не подавал. Предложил помощь, но Вика, ожидаемо, отказалась. Даже после этого я не стал искать встречи, просто сказал где меня найти, если передумает.

Но сегодня сидя в клубе у подонка Никиты, я никак не ожидал встретить её снова. Войдя, она сохранила самообладание и просто поздоровалась, словно мы не знакомы. Так даже лучше.

— Вика, милая, — вот урод. — Будь добра, принеси нам коньяк, американо и закуску на твой вкус.

— Хорошо, Никита Геннадьевич, — подчеркнуто официально сказала Вика.

Вика вышла, а Сёмин продолжил наш разговор:

— Тимур, я тебя очень уважаю, и твоё решение, но ты же понимаешь, что они найдут эти таблетки, если им надо.

— Я же сказал: нет. Это не обсуждается, Никита.

Сёмин поджимает губы: ему не нравится, но сделать он ничего не может. Власть решает всё. И у меня она была. А он мелкая сошка.

Спустя десять минут Вика принесла напитки и еду. Мои любимые канапе, кофе без сахара. Помнит. А вот какой виски пьёт этот урод не помнит. Или делает вид. Но всё же приятно. И почему она тут работает? Ведь училась на юриста. Там мы и познакомились. Я на четвёртом курсе, она первокурсница. Параллельно с учёбой я занимался именно бизнесом отца: клубом, встречами с партнёрами, какой-то недвижимостью. В общем светлой стороной. Но через два года я узнал и о тёмной. Прошло ещё четыре, но я вспоминаю те два года. Мы практически не расставались, а сейчас я сижу и просто смотрю на неё, не имея никаких прав и ничего о ней не зная. Единственное, что я понимал, что ей тоже не очень нравится Никита. Но вот то что я услышал дальше стало моей самой великой проверкой на прочность.

— Стерва. Представляешь, я ведь ей предлагал стать моей любовницей. Ну кто от такого откажется? С моей стороны финансы, подарки, статус. С её же всего лишь тело. Обычный секс. Отказала, — усмехается, а я еле держу себя, чтоб не оставить отпечаток кулака на его мерзкой смазливой мордашке. — Хотя что строит из себя? Насколько мне известно, работает на двух работах.

Он разговаривал даже не со мной, а с собой, пытаясь понять Вику. Конечно, такой, как он и не представляет, что кто-то может не продаваться за деньги, даже если в них нуждается. Пока я не встретил Вику, я тоже так думал.