Лизавета снова наполнила рюмки до самых краев.

— Теперь за счастье. — Она коснулась щекой его виска, как бы случайно, невзначай. — Ой, Лёшечка, как я соскучилась по тебе. Ходила, искала повсюду, думала, может, встречу где на улице, сюда шла, знала, вытуришь меня к такой-то матери.

— Лиз, мы ведь договорились. — на всякий случай, без особой надежды, напомнил Алексей.

— О чем договорились? — Морковка цепко обхватила его за плечи. — Ни о чем мы не договаривались! Ни о чём! Почему такая несправедливость: одним всё, что ни пожелается: и муж богатенький и развлекуха скуки ради, а другим — сплошная параша? Я тебя спрашиваю, почему? — Лизкины глаза блестели, щеки разгорелись, от ее молодого, разгоряченного тела шел терпкий, сладковатый запах. — У меня ведь, Лёшечка, какое счастье? Ложиться подо всех этих уродов да по зубам получать — вот оно, счастье мое, все, как есть, на ладошке поместится. — Она вытянула перед его лицом узкую ладонь с тонкими красивыми пальцами и, совсем понизив голос, жарко прошептала ему в ухо: — Одна радость была — ты, да и той не стало. Жаль тебе. что ли? Совестно перед своей красавицей? Так она, поди, не совестится, когда по ночам с мужем в койке барахтается! Хочет — приходит, хочет — уходит, а ты жди ее, как Бобик. Тортики ей покупай! Эх, Лёша, ни черта ты не понимаешь, такой же, как все мужики. — Ее пальцы уже пронырливо забирались к нему под рубашку. Одним ловким движением Лизка перемахнула со стула к Алексею на колени. — Ну же, не тормози. Или правда она из тебя все силы выпила?

Он резко выпрямился, подошел к дивану, точно куль с тряпьем, сгрузил на него Лизавету.

— Раздевайся.

— Сейчас, сейчас, — она засуетилась, вскочила, — сейчас. А давай мы по-хорошему, чтоб как у людей. Я сделаю, мигом. — Лизавета дернула на себя диван, пулей подлетела к комоду, вытащила чистое белье.

Алексей молча и равнодушно смотрел, как она застилает простыню, взбивает подушки, стаскивает через голову свою позорную кофточку.

— Ну как? — Морковка осталась стоять в одних тонюсеньких трусиках и чулках, прикрепленных к кружевному пояску.

— Сойдет.

Она кивнула и легла. Ткнулась лицом в подушку, наморщила нос:

— О-ля-ля. Во разит-то французскими духами. Все наволочки провоняла твоя принцесса, кажется «Хьюго Босс».

Алексей не спеша приблизился, наклонился к самому ее лицу.

— Вякни мне еще что-нибудь — выставлю за дверь, пойдешь по улице в чем мать родила. Ухватила?

— Вполне. — Морковка снова кивнула и опустила ресницы.

— Здорово, мам, просто супер! — Стёпка восхищенно глядел на Асю, ловко выписывающую на льду заднюю подсечку. — Прямо как в телевизоре. — Он не удержал равновесие и тюкнулся вниз носом.

— Осторожно. — Ася подъехала к нему поближе, ухватила за воротник курточки, помогла подняться, стряхнула с коленок налипший снег. — Нечего по сторонам глазеть, а то и до травмы недалеко.

— Я не по сторонам, — Стёпка стащил мокрые варежки, — я на тебя. Ты где так научилась?

— Нигде, — Ася улыбнулась, — сама. У нас во дворе каждую зиму каток заливали. Огромный. Я каталась с декабря до марта. Иногда даже в хоккей с мальчишками гоняла.

— Я тоже хочу, как ты. Только каток от нас далеко. — Стёпка понурил голову.

— Не расстраивайся, — утешила его Ася, — мы будем с тобой сюда часто ходить, ты постепенно натренируешься. Давай! наперегонки, вон до того фонаря.

— Давай, — согласился Стёпка, — только ты меня все равно обгонишь.

— А я тебе фору дам. Ты поезжай, а я до двадцати досчитаю и только после этого стану догонять. Идет?

— Идет! — Стёпкино лицо просияло. Он со всего маху рванул вперед.

Ася, улыбаясь, смотрела, как он скользит по слегка подмокшему льду, сначала неуклюже, потом все более ладно, на ходу приспосабливаясь, находя верное положение корпуса.

«Будет кататься, и очень даже неплохо», — определила она про себя и в три скольжения догнала Степку.

— Попался! — Она со смехом обхватила его за плечи. Тот счастливо взвизгнул, заелозил на льду, пытаясь вырваться, и в конце концов завалился вверх тормашками. Следом грохнулась и Ася.

Они лежали, обнявшись, и хохотали, отплевывая набившийся в рот сырой снег.

— Помощь требуется? — весело поинтересовался проезжавший мимо высокий парень в спортивной шапочке.

— Нет-нет. — Ася помотала головой.

— А жаль. — Парень ухмыльнулся и заскользил дальше, красиво переставляя длинные ноги.

Она протянула Стёпке руку:

— Подымайся, а то замерзнешь.

— А сколько сейчас времени?

— Половина третьего.

— Мы кушать пойдем?

Ася на мгновение задумалась. Они катались с самого утра — может быть, хватит для первого раза? Сергей снова поехал по делам и обещал вернуться в полседьмого, в семь. Что, если не водить Степку в кафе, а закинуть домой? Нинюся наверняка приготовила обед, пусть покормит его, а Ася тем временем может быстренько съездить, проведать Алексея.

Ей вдруг так нестерпимо захотелось увидеть его, пусть ненадолго, на два часа, просто посидеть рядом, поговорить о всякой ерунде. Господи, как же давно они не были вместе, наверное, целую вечность.

— Вот что, Степушка, — как можно ласковей проговорила Ася, — кушать мы пойдем, но только нс в кафе.

— А куда? — Степкина физиономия мгновенно сморщилась.

— Домой. Там Нинюся наготовила получше, чем в любом ресторане. Ты поешь и будешь мультики смотреть, а я съезжу по делу.

— Ты же обеща-ла. — Степкин голосок угрожающе задрожал, из носа вытекла прозрачная капелька.

— Мало ли что я обещала, — строго произнесла Ася. — Я — взрослый человек, у меня могут измениться обстоятельства. А будешь реветь — вообще больше никуда не пойдем. Ясно?

— Нет, — у Степки из глаз брызнули слезы, — не ясно! Обманывать нехорошо, ты сама учила! Не хочу домой, хочу дальше кататься!

— Как не стыдно, — укорила его Ася, — ты же мужчина, а устраиваешь истерики, как девчонка. Ну какая тебе разница, если я пойду сейчас в кафе — все равно настроение у меня будет испорчено, ни малейшей радости нам обоим.

— Будет радость, — упрямо ныл Степка.

— Так, всё! Хватит. — Ася крепко схватила его за руку. — Поехали, кому сказала.

Ей было отчаянно стыдно за свое поведение, но остановиться она уже не могла. Втащила ревущего Степку в раздевалку, сняла с него коньки, сунула в руки ботинки.

— Надевай!

Степка, всхлипывая, принялся развязывать шнурки.

— Горе ты мое, — приговаривала Ася, глядя, как он дрожащими пальцами терзает узел, — говорила ведь, расшнуровывай, прежде чем снять!

Сознание собственной вины заставляло защищаться перед Степкой, а лучший способ защиты — как известно, нападение.

Он наконец справился со шнуровкой, нацепил обувь, поднялся. Ася с болью оглядела его маленькую жалкую фигурку.

«Какая же я мразь», — мелькнуло у нее в голове. Мгновение она была готова прижать его к себе, расцеловать мокрое от слез лицо, попросить прощения за все, что только что наговорила, дать слово, что они немедленно, сейчас же, пойдут в это проклятое кафе и будут потом кататься до самого вечера.

Но все это длилось лишь мгновение. В следующую секунду Ася уже волокла Степку из раздевалки на улицу. Тот больше не плакал, покорно тащился позади и громко шмыгал носом.

Ася затолкнула его в подошедший трамвай, усадила на свободную скамейку и указала рукой в окно:

— Смотри, как интересно. Мы тут давно не ездили.

Степка демонстративно отвернулся от окошка и уперся взглядом в свои коленки. Ася с нетерпением считала остановки. Старушка, сидевшая напротив, глядела на них с любопытством.

— Ты почему маму не слушаешь? — Она наклонилась к самому Степкиному носу. — Вот гляди, Баба-яга съест.

— Бабы-яги нет, — сухо проговорил Степка.

— А ты почем знаешь? — Бабка хитро прищурила правый глаз.