Это в том восстании не главное, главное, что теперь в Чечне вообще никакой централизованной власти нет. Каждый аул сам по себе. Кое-где остались князья с десятком нукеров, но их власть тоже дальше одного аула не распространяется. Как тут с кем-то и о чем-то можно договариваться. В селениях тоже нет централизованной власти. Есть уздени, есть чанка, это не бедные люди. Ну, типа кулаков. Но есть и старейшины. А еще есть муллы, кадии и муфтии. Эти тоже имеют вес в аулах. И тоже не дальше своего аула.

А еще чеченцами они себя не называют. Живут тут вайнахи, которые только-только стали делиться на нохчий (будущие чеченцы), ингушей и тушинцев – бацой – это небольшое количество вайнахов, что проживает в горной Грузии.

Нет здесь и своих денег. В ходу ахча, от тюркского – акче[18], серебряная монета, которая чеканилась в Османской империи. Есть сомы, тоже с тюркского[19], изначально название денежной единицы Золотой Орды в виде серебряных слитков. Орды давно нет, а слиточки остались, и ими пользуются. Есть эппазы, это небольшие серебряные монетки, чеканившиеся в Персии при шахе Аббасе, которые потом стали по такому же образцу чеканить в Грузии. Там их абаз называют.

А еще в Чечне (пусть будет это название, привык уже к нему) девяносто девять процентов населения это крестьяне, ну – землепашцы и пастухи. Причем про пастухов тоже неверно думал. Овцеводство далеко не главное здесь занятие. Основное – это земледелие. Овец разводят только высоко в горах. И их не больно и много. И населения мало. Полковник сказал, что и ста тысяч на всю Чечню не наберется. В последнее время идет повальное переселение горцев с этих самых гор на равнину, сюда на берега рек Терек и Сунжа.

Из всего этого Петр Христианович сделал вывод, что найти здесь воинов настоящих для конвоя императора Александра не удастся. Крестьянин, даже сильный и смелый, даже имеющий ружье доисторическое – плохой воин. Дисциплина – это главное в войске, а не смелость отдельных бойцов.

Ошибся. Нашлись и воины и князья. Неожиданно причем нашлись.

Проехали мимо старейшин, а те ни привета, ни пока. Стояли, теребили бороды и молча смотрели на отряд разномастный, мимо них следующий. Петр Христианович с трудом сдержался, чтобы не спрыгнуть с коня и спросить бабаев, что не так, где встреча, фанфары. Цветы где с девчулями, их в тебя кидающими. Но покачивающийся в седле своего вороного красавца аргамака черкесский князь в черной черкеске сидел и головой чуть покачивал из стороны в сторону, слепней черной бородой отгоняя, дескать, генерал-ака, не надо суетиться.

Проехали селение из конца в конец. Бедненько. Ни цветущих яблонь с персиками, ни георгинов в палисадниках, да даже самих палисадников. Каменные, из крупных камней и глины заборы в человеческий рост и сложенные из камней небольшие домики за ними, странной конструкции, будто замахнулись на пару этажей, но в процессе энтузиазм выветрился, и решили на полутора остановиться. Зачем заборы? Это же сумасшедший труд. Почти крепость каждый дом. Может, в этом все и дело? Неспокойно. Именно крепости и нужны. Отъехали от аула километров десять и решили, что на сегодня хватит, нужно устраиваться на ночлег, сейчас полевую кухню вперед не вышлешь, чтобы приехал, а ужин уже готов. Придется ждать час.

Остановились в небольшой рощице на берегу Терека. С обеих сторон обработанные участки – растет пшеница, уже даже колоски начинают пробиваться. Юг, тут после пшеницы спокойно еще и картофель, наверное, вырастить можно.

Брехт пошел в рощицу всякие-разные нужды справить, и погиб бы там, если бы пщы Эльбуздуков не приставил к нему негласного телохранителя. Трое товарищей в непонятных круглых шапках появились неожиданно. У одного веревка в руке, а двое с кинжалами. Вот и гадай, то ли в плен собрались захватить, то ли прирезать. Им бы проголосовать сначала. Граф раздумывать не стал, схватился за кобуру, в которой любимый М1911, и… Твою же налево, а кобуры-то нет, а до изобретения Кольта еще сотня с лишним лет. Саблю или шпагу Петр Христианович не носил, ну, если только когда это по этикету положено, и потому там вместо кобуры были ножны с кортиком адмирала Синявина-старшего. Н-да, «кольт» был бы полезней. И ведь если сильно захотеть, то один для себя можно сделать. Бертолетова соль есть, хоть примитивные токарные станки, но тоже есть… Нет, не получится. Там и фрезерные станки нужны, и стали специальные. Но вот унитарный патрон с латунной гильзой сделать можно. И пистолет с затвором от берданки. Простенько, но зато возможно. У него, кстати, есть многозарядный пистолет со сменными каморами, так ведь и не удосужился его изучить. Вечно цейтнот. Вернется, нужно будет заняться.

Петр Христианович вытянул кортик из ножен и картинно левой ладонью поманил к себе горцев.

– Велком.

Ну, это в первую секунду. С толку товарищей сбить. А потом как гаркнет во все горло: «УРА!!!» И не побежал никуда, наоборот, на шаг назад отступил и на шаг влево. Теперь горец с веревкой оказался на одной линии с самым главным, наверное, абреком приличного роста, выше подельников, в высоких армейских сапогах и с багровым шрамом на скуле.

На «ура» должны среагировать гусары. Не должен генерал, орошая кусты, «ура» кричать. Но это пока сообразят, пока вооружатся, пока добегут через кусты, все же метров на сто – сто пятьдесят отошел от лагеря, времени прилично пройдет, и это время нужно продержаться. Горцы тоже это понимали. И товарищ со шрамом бросился в атаку. Молча. Жаль, мог бы и крикнуть чего про Аллаха. Был бы дополнительный повод гусарам поторопиться.

Ну, ребята, двойка вашему преподавателю по фехтованию. Кто так атакует. Тем более у тебя не шпага, а кинжал. Этот, с позволения сказать, «Кровопусков» сделал длиннющий выпад вперед с перенесением тяжести на правую ногу. Чуть не на шпагат сел. А где обманные движения, где мастерство, которое не пропьешь. Медленно все, как-то показушно, как в советских фильмах про средние века. Брехт просто развернулся на девяносто градусов корпусом и пропустил руку с клинком мимо себя. И сверху по этой руке синявинским кортиком рубанул. Хотел бы убить, просто сунул бы клинок в подставленный бок. Но ему контакты с местными мирные нужны, а не победа в локальной схватке. Как там: «нам не дано предугадать, чем смерть чеченца отзовется». Кортик он хоть и длиной полметра, но все же легкий. Руку не отрубил. Так, поранил слегка и заставил горца выронить кинжал.

И в это время Петр Христианович почувствовал движение за спиной. Мать его за ногу! Граф свалился на бок и, перевернувшись через больное плечо, перекатился на пару метров правее, сразу же вскакивая. Зря плечо опять наджабил, это был тот самый аскер, которого Аскер Эльбуздуков к нему для охраны приставил. Видимо, не пошел смотреть, как граф чакчиры белые снимает, чуть в сторонке стоял, но сразу же на крик бросился и первым подоспел.

– Ура! Живьем брать демонов! – снова заорал Брехт и кинулся к тому абреку, что с веревкой стоял и карими глазами хлопал. Это один против троих не простая схватка, скорее самоубийство, а вот двое против двоих, это уже другой расклад. Тем более что это два воина против двух пастухов.

Эх, поспешил. Пробегая мимо абрека, что должен сейчас раненую руку баюкать и молиться, граф увидел, что горец молитвой пренебрег и, схватив выроненный кинжал левой рукой, пытается подняться.