Сразу без раскачки мишени поменяли. Эти были в два раза меньше и уже не были фигурами человека. Просто круг, размером приблизительно с голову, чуть побольше.

Брехт стрелял первым. Сам напросился. Во-первых, ветер стих, и этим нужно было воспользоваться, кто его знает, может, через пару минут снова дунет. Он хоть и почти попутный, но порывами и рассчитать, как себя пуля поведет, очень сложно. Попал. Хоть и в самый край мишени. В самый низ, а целился выше мишени. Притянула мать сыра земля пулю. Нет, бинокля нет, подзорная труба увеличивает всего в четыре раза и толку от нее на расстояние в триста пятьдесят метров чуть. Пацаны по цепочке, Брехтом и организованной, по опыту стрельбы в Студенцах, передали. Ну, и красным флажком махнули.

Кроме Брехта попали еще пять человек, в том числе и Марат Карамурзин.

– Что дальше, генерал? – подошел к нему Пщышхуэ.

– Давайте отойдем еще на пятьдесят шагов, – пожал плечами Петр Христианович. То, что кто-то попадет, уже не верилось. Эти-то пятеро по большей мере случайно попали, мишень почти не видна. Маленькая точка.

– Хорошо. Отходи и стреляй. – Хлопнул его по плечу главный черкес.

Брехт отсчитал шаги. Прицелился. Нет, бесполезно. Мишень просто не видно. Он поднял ружье, усмехнулся и выстрелил в облако, проплывающее над ними. Снайпера тоже стрелять не стали. Повторили стрельбу по небесам.

– Всем пятерым я вручу по рублю с портретом императора Александра и по тысяче рублей ассигнациями, – развел руками Петр Христианович.

Какой гвалт поднялся. На ужин Брехта пригласили к костру князей, жарился на вертеле целый баран, и, несмотря на запрет Корана, в рогах, украшенных серебром, плескалось что-то хмельное. Это точно не было виноградным вином.

– Что это? – поинтересовался Брехт у Марата.

– Называется буза́. Делается из слегка забродившего проса с добавлением сахара. Пей, не бойся, генерал, он вкусный и полезный. И мы не турки, людей не травим.

Брехт вспомнил про это пиво, что местные делают из проса и кукурузы без добавления хмеля, как-то один из его диверсантов, казак с Кубани, рассказывал. Стоять! Бояться!

– Марат, а вы выращиваете кукурузу?

– Что это?

Ну, вот, опять можно попрогрессорствовать.

– Кукуруза – это… Царица полей.

Борьба началась с самого утра. Что-то там переключили в интернете, и всем до единого мужчинам Кабарды пришла на айфон весточка, что нужно стрелой лететь в Нальчик, там проводятся всекабардинские соревнования по борьбе. Практически чемпионат мира по эпщэры-банэ, что выдают там золотые пояса чемпионские и кучу денег за победу, а еще, что бороться с каждым будет русский генерал. Гей, славяне… А, гей, аскерчи поехали, поборем русского. Совсем уже напоследок в интернете была и вовсе запредельная новость. Мол, десять лучших бойцов поедут в Петербург охранять царя от его правительства, и за это каждый месяц будут давать сто рублей и графиней попользоваться или баронессой, а лучшим так и княжон дадут. Гей!

И приехали, пока два дня проводили соревнования по стрельбе, лагерь вокруг Нальчика вырос до размеров крупного города, а население его увеличилось с нескольких сотен человек до пяти, а то и шести тысяч. Так это только аскерчи, туда же ломанулись торговцы. Кормить нужно эти пять или шесть тысяч воинов и их коней. В общем, Октоберфест отдыхает.

Брехт хоть и находился в теле графа Витгенштейна уже полгода, но до конца так с размерами этого тела не свыкся. Уж больно оно, это тело – громоздкое. И почти не тренировано. При малейшей возможности Брехт пытался это исправить, подтягивался, бегал, каты всякие катал, но нет, не родное пока. Оно (тушка) и команды чуть с замедлением выполняло, а то и вовсе самостоятельно хрень вытворяло. Отдаст он команду руке лопатку почесать, а та, бамс, и не дотягивается.

Не все, конечно, так плохо. Если, скажем, даст команду телу кусты оросить, то оно именно кусты и орошает. А если отдаст команду удобрить, то не только воздух портит, но и удобряет.

Ну, да уж чего. Назвался, полезай. Судьи записали с помощью гусар и добровольцев из русских, обученных грамоте, всех желающих на бумажки и время от времени кидали эти бумажки в папахи и вытаскивали две из них, выгоняя в центр поляны бороться. И полян таких граф Витгенштейн и Пщы организовали почти полсотни. Тот, кто выигрывал схватку, получал назад бумажку со своим именем и мог бросить ее в следующую папаху. Графу тоже пришлось. В первой жеребьевке ему не повезло. Попался настоящий богатырь, нет, он на десяток сантиметров пониже был Петра Христиановича, но в плечах зато поширше точно. И весь такой кривоногий и плотный, как настоящий борец.

Боролись обнаженными по пояс. Брехт легко сорвал захват соперника. Сам взялся поудобнее за руку богатыря и чуть толкнул его, чтобы он перенес центр тяжести и уперся. Отработанный прием. Тот и уперся, но при этом правую ногу далеко вперед выставил. Сработал многолетний опыт самбиста и дзюдоиста, и Брехт ему сделал замечательную подсечку. Бычок рухнул на травку и хрюкнул. И как давай блажить на неизвестном матерном. Не отходивший от генерала Зубер перевел, что рус, мол, шайтан и он его маму, потому что тот правила нарушил. Борются только выше пояса.

– Пардоньте. Моя путала. Моя твоя больше не будет подсекать. Моя будет бороться честно. Твоя вставай и не блажи.

Встали и по новой начали. Брехт на этот раз решил инициативу кабанчику отдать. Тот взял захват и пошел на прием, похожий на мельницу, только с захватом пояса, а не ноги. Ну, такие «коряги» тут не проходят. Петр Христианович присел и, обхватив джигита за пояс, приподнял и запустил на траву с хорошей такой амплитудой, и тело подвело, чуть не докрутило соперника, самому гибкости не хватило. Богатырь черкесский рухнул на спину, а надо было на живот. Но рухнул на грешную землю, а не на маты и с высоты в два метра. Плюх такой, что и земля покачнулась.

Вставал каракалпак кабардинский из Черкесии тяжело. Сначала лежал тяжело, потом дышал тяжело, потом сел тяжело, потом глядел на Брехта тяжело, вот потом попытался встать. Тяжело! Но встал и снялся, пошел… не тот глагол, порысил, теряя центр тяжести, к судье, требуя адекватного соперника, а не этого русского шайтана.

– Я если что, то немец, – сказал судье граф Витгенштейн.

– Ты, рус, выиграл, соперник сдался. Вот тебе твоя бумажка. Жди следующего соперника. Вон туда ходи, сюда не ходи, там второй круг будет.

Точно, Брехт сам это и придумал. Поле разделили на две неравные части. В левой, которая поменьше, уже начинались схватки второго круга.

Петр Христианович присмотрелся к поединщикам. Ни одного толстого. Худые, жилистые, кряжистые. Никто их бороться в школах олимпийского резерва не учил. Так, пацаны на улице чего-то исполняют. Потом на соревнованиях на Ураза-Байрам кое-что видят у взрослых поединщиков, пытаются повторить. Не соперники. И это первый был настоящий богатырь. Остальные все на голову ниже Брехта. А есть и совсем невысокие – метр пятьдесят. Никто ни на какие весовые категории разделить борцов даже не пытается. Жребий. Принцип черкесам понравился. Граф решил быстренько пройти второй круг и пойти поискать Марата, чтобы обкашлять вопрос о составлении алфавита для Кабарды, а потом и словаря. Может, надумают пару тех, кто знает арабский, с ним послать, все одно нужно одного священника с собой брать. Должна же личная охрана императора в положенные часы намаз совершать.

Брехт сунул пенсионеру сивобородому свою бумажку, тот бросил ее в шапку и стал составлять очередные пары. Третьим выпало бороться Петру Христиановичу и… Зуберу.

– Ты что, тоже богатырь? – хмыкнул граф, но разделся и в круг вышел. И с первых же секунд понял, что невысокий рост и малая масса соперника не повод подходить к поединку спустя рукава. Через несколько секунд оказался на коленях. Только на силе сбросил с себя переводчика и собрался. Верткий оказался противник, никак не давал взять нормальный захват и словно специально провоцировал, выставляя одну ногу вперед, видимо наблюдал за первым поединком графа.