Их командир сделал полшажка влево, прикрывшись от лейтенанта товарищем подполковником, и сейчас упорно сверлил взглядом землю под ногами Воронова, безошибочно выделив его как самого опасного противника.

В голове лейтенанта с бешеной скоростью понеслись мысли, в попытке предугадать дальнейшие события. Сейчас они будут брать капитана и готовы порвать любого, кто им помешает. Или не готовы? Но проверять, рискуя своими бойцами из-за толстого мудака, Воронову очень не хотелось. Как поступит подполковник? Он понимает, что три пулемета покрошат их всех в несколько секунд? А еще важнее, этот капитан Октябрьский понимает, что один выстрел на поражение – и трибунал? Понимает, что даже положи он тут всех и закопай, это ничего не изменит?

Что делать? Притвориться тупым и ждать приказа Апсина, надеясь, что у него хватит ума ничего необратимого не приказать? Или что?..

От дальнейших раздумий Воронова спас командир «склада» капитан Октябрьский.

– По законам Союза Советских Социалистических Республик осудить гражданина и назначить ему меру пресечения в виде лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях[44] может лишь государство в лице его судебных органов, и никто более. Я прав, товарищ подполковник?

– Э-э… – Апсин опешил. Он, как опытный интриган, прекрасно знал, что слово может быть опаснее пули. И сейчас что получается: капитан не собирается бить Геладзе, а хочет «раскрутить» его за антисоветские высказывания? Фраза построена так, что не согласиться невозможно.

«Но ведь согласие будет автоматически означать, он я согласен с тем, что Геладзе виноват? Или потом все можно будет отыграть назад? Мое слово против их. А что лейтенант, как там его, Воронцов, кажется? Он подтвердит “правильную” версию? Не факт. А не проще слить грузина? Подсидит ведь, сучонок. А эти ребята, судя по всему, серьезнее, чем казалось на первый взгляд. Пулеметы – это игрушки для только что выпустившихся лейтенантов, а вот перо и бумага – оружие действительно серьезных людей».

– Абсолютно правы, товарищ капитан. Но товарищ Геладзе ничего такого не имел в виду. Он грузин, родом из города Гори, слышали, думаю, про этот город. Русский язык не родной, поэтому некоторые моменты могут ускользать от правильного понимания.

– Скажите, товарищ Апсин, вы ведь инженер с большим опытом работы? Следите за техническими новшествами? – неожиданно вступил в беседу второй пятнистый.

– Опыт работы, как вы выразились, молодой человек, поболее двадцати лет будет. К чему такой вопрос?

– Ай, что вы с ними разговариваете, Иван Карлович! Сейчас я сделаю всего один телефонный звонок, и эти ишаки на коленях будут извиняться перед нами.

Имеющий менее чувствительную пятую точку, чем начальник, капитан все же почувствовал изменения в обстановке, и мало того что сбавил тон, так еще и обратился к подполковнику Апсину на вы, что в последнее время случалось чрезвычайно редко.

Чуть заметное движение головой, сделанное командиром «кладовщиков», Воронов заметил только потому, что все это время во все глаза смотрел на него. Практически одновременно с этим караульный с автоматом сделал скользящий шаг к Геладзе и наотмашь ударил его костяшками пальцев по горлу.

Толстяк захрипел и, схватившись за горло, бухнулся на колени.

– Рот откроешь, когда спросят. – Часовой сплюнул и, преодолевая желание пнуть капитана, отступил на шаг в сторону.

– Извините, – снова переключил внимание на себя второй пятнистый с поразительно светлыми голубыми глазами. – Забыл представиться: лейтенант государственной безопасности, – голубоглазый поднес красную книжечку к глазам Апсина, – Макаров Михаил Тимофеевич. Так вот, товарищ подполковник, к чему вопрос. Слышали ли вы о таком звукозаписывающем аппарате, как магнитофон?

– Звукозаписывающем?

– Точно. Записывает звуки, слова, предложения. И антисоветские высказывания тоже записывает. На магнитную ленту, так что в любой момент воспроизвести можно; по смыслу тот же патефон, но только более совершенный.

– И он у вас, конечно, есть?

– Конечно. Предлагаю пройти в караульное помещение, и там мы вам включим запись. Сами еще раз услышите все, что сказал этот субчик, – лейтенант госбезопасности небрежно кивнул в сторону застывшего с вытаращенными глазами Геладзе, до которого начала доходить вся серьезность ситуации.

Апсин заколебался, но инженер победил чиновника, и в сопровождении лейтенанта от безопасности ему дали послушать все, что наговорил капитан Геладзе. Прослушав запись, подполковник, пораженный не столько словами своего подчиненного, сколько наличием такой аппаратуры, скрепя сердце дал согласие на задержание Геладзе.

После того как делегация гостей, «потеряв» одного члена, отбыла восвояси, Барс, отмахнувшись от попытки Казака объяснить ситуацию, мысленно схватился за голову – ситуация оказалась патовая. Без сомнения, товарищ Апсин сейчас на всех парах мчится в Москву на доклад к начальнику ГАБТУ генерал-лейтенанту Федоренко. Где сразу по приезде и выдаст свою версию событий. А вот что делать с Геладзе, Барс не знал. Для ареста капитана РККА нужно получить санкцию прокурора округа по согласованию с наркомом обороны[45]. И капитан Октябрьский сильно сомневался, что ее дадут из-за одного мата, пусть даже задержанный и ругался на грузинском языке.

– Илья! Звони на радиоузел, бегом! «Молния» Командиру!

Барс в очередной раз отметил дальновидность Командира, который предполагал возникновение такой ситуации. На память пришли слова, сказанные Командиром за день до отъезда Барса на новое место. «Подмосковье не наша глушь, под боком у тебя столица, там десятки различных ведомств, и у всех свои интересы. Случайно заденешь кого-то или намеренно захочет кто нас проверить на вшивость, а там люди десятилетиями оттачивали навыки крючкотворства и подковерной борьбы. Сам понимаешь, в борьбе ведомств какой-нить толстозадый бюрократ тебе сто очков форы даст, а потом еще и прав окажется. Поэтому прикинем самые вероятные ситуации и составим тебе инструкцию, но самое главное, запомни: как какие непонятки, сразу радируешь мне».

Только вот ни Командир, ни Барс не просчитывали ситуацию, когда соприкосновение с другим ведомством чуть не вылилось в реальное боестолкновение, да еще с захватом «пленного». Теперь, выходит, как на войне? ГАБТУ такая сила, что вполне может поставить крест не только на его, капитана Октябрьского, карьере, но и на всей бригаде? Или не может? Чья возьмет: обычного генерал-лейтенанта или уникального, а по-другому не скажешь, майора? ГАБТУ или первая, а если «танкисты» возьмут верх, то и единственная, бригада разведчиков-диверсантов?

Ай! Кто не рискует!

Капитан рывком распахнул дверь и выскочил на улицу, к своим бойцам. Те, окружив Геладзе, почесывали кулаки и скрипели зубами, но от активных действий воздерживались. Чуть в стороне от остальных стоял лейтенант Макаров, и по его крайне задумчивому виду было похоже, что он также не знал, что дальше делать с задержанным капитаном.

Впрочем, если бы не его вмешательство, вообще неизвестно, чем бы дело закончилось. Мордобоем или чем похуже? А по грузину видно, мерзкий тип, отпускать его нельзя, да и подпол чуть ли не в открытую пугал, что с его подчиненным связываться себе дороже выйдет. Так что семь бед – один ответ, а от ответственности капитан Октябрьский никогда не бегал.

– Илья, ты чего здесь забыл? Бегом на пост! А ты, Муха, – Барс обратился к одному из стоящих поблизости бойцов, – лётом к Задире на псарню, как раз успеешь его предупредить, чтоб собак не кормил.

Оба лейтенанта – и старший Донских, и стоящий на страже государственной безопасности Макаров – немного прихренели, но смогли удержаться от готовых слететь с языка вопросов.

– На псарню? – брови политработника взлетели вверх.

Казак споткнулся и, оказавшись за спиной Геладзе, сделал комиссару страшные глаза.