Совсем по-другому сложились у майора взаимоотношения с конструкторской братией. Казалось, Самойлов разбирается во всем, до всего ему есть дело. Причем подсказки его были скорее озарениями, чем сколько-то глубокими познаниями в инженерном или конструкторском деле. Что-то ему сразу нравилось, а какие-то проекты он так же сразу отвергал.

Помогало то, что на все Виктор смотрел с точки зрения военного, а не инженера. И постоянно напоминал даже не столько конструкторам, сколько чиновникам о том, что немецкие конструкторы не сидят сложа руки. «Вы вот пушку сделали, которая Пз-3 пробивает, а они ведь наверняка уже пятый делают. Сколько миллиметров у него будет лобовая броня? А пушка какого калибра? Вы понимаете, что ваше изделие не на полигоне будет воевать, враг будет стремиться его как можно скорее уничтожить любыми средствами. И чинить его будут усталые неквалифицированные люди, во многих случаях под обстрелом. Не забывайте этого!»

Как правило, такая постановка вопроса приводила к жарким спорам, а вот потом могло последовать и внесение изменений в конструкцию.

Неожиданно майор стал очень информированным в области новейших разработок вооружений всего Союза. И выяснилось очень много интереснейших вещей. Например, что в некоторых КБ все еще решают те проблемы, которые уже решены другими, или что изделие, разрабатываемое, скажем, товарищем Ивановым, будет прекрасно дополнять изделие товарища Петрова. В таких случаях Самойлов не стеснялся сводить оружейников вместе, по словам самого Виктора – укреплять горизонтальные связи.

Идея межведомственного сотрудничества многим ответственным товарищам сразу показалась достаточно многообещающей. И сейчас, когда не стало маршала Кулика, в штыки воспринимающего все идеи майора, наконец-то принято решение о создании коллегии вооружений и военной техники, только вот никак не определятся с ее статусом.

Именно то, как закончилось противостояние майора Самойлова с маршалом Куликом, и развеяло последние сомнения Якова. Ни Шапошников, ни Жуков не смогли бы защитить майора от нападок маршала Кулика, старого революционера, друга и соратника и товарища Ворошилова, и товарища Буденного, и… самого товарища Сталина!

Независимо от личных качеств Самойлова, маршал стер бы его в порошок. Но не смог. И Якову приходило на ум только два имени – Иосиф Виссарионович Сталин и Лаврентий Павлович Берия.

Всё сходилось! Яков понял, в чем заключалась настоящая работа Самойлова. Он служил проводником между НКВД и советскими конструкторами. Судя по всему, он не просто передавал информацию. с чем справился бы любой грамотный сотрудник. Скорее всего, получаемую нашей разведкой из-за границы техническую информацию Виктор анализировал, просеивал и выдавал конструкторам уже адаптированной под советские условия. Вот в чем была его ценность, его – талант!

И сейчас личный засекреченный помощник то ли Лаврентия Берии, то ли самого товарища Сталина, владеющий просто огромным массивом информации, условным кодом позвал товарища Смушкевича, генерал-лейтенанта и помощника начальника Генерального штаба РККА по авиации на срочную встречу.

Подъезжали к аэродрому. Яков разгадал секрет майора, но так и не решил, кто же ему Виктор Самойлов.

Яков прекрасно знал, как незаметно Самойлов может подойти к человеку, знал он и то, что в обычной жизни майор избегал таких моментов. Вот и сейчас, выйдя из-за грязно-синего грузовика, Виктор не спеша направился в его сторону, не забывая опираться на трость.

– Здорово, товарищ майор! Чего смурной такой?

– И вам не хворать, товарищ генерал-лейтенант.

Мужчины сделали шаг навстречу друг другу и обнялись

– В Башкирии был, на триста восемьдесят четвертом[57] заводе.

– Знаю такой. И чего там?

– Со скрипом. Жалуются, всю жизнь моторы для комбайнов делали, а тут на тебе, авиационный осваивай.

– Ясно.

– Случайно познакомился с нефтяником одним. Тоже проблема на проблеме, – майор махнул рукой, – ладно, потом с нефтяником решим. Сейчас нам бы со своими проблемами разобраться. Пошли, Яков Владимирович. Куда ты там лететь собрался, наверху поговорим.

– Пойдем, Виктор, давненько не виделись, месяца два?

– Если не больше.

Так, разговаривая на отвлеченные темы, приятели поднялись в салон настоящего американского «Дугласа».

– Я смотрю, кучеряво живет начальство ВВС. Да, Яков Владимирович?

– Так наш ПС-84 помедленнее будет. И вообще.

– Да я разве против, надежность и безопасность прежде всего. Завидую просто. Ты, Яков Владимирович, чего один-то, без свиты совсем?

– Так разговор вроде бы не для чужих ушей намечается?

– Верно, я, признаться, думал, порученца своего все равно возьмешь. Как уж его? Ибрагим, верно?

– Все-то вы знаете, товарищ майор. А эти, – Смушкевич кивнул на две плотные фигуры, разместившиеся в салоне между ними и кабиной пилота, – твои порученцы?

– Скорее телохранители.

– Смеешься? Если кого и следует бояться, так это твоих молодцев.

– Ты же знаешь, сколько в моей бестолковке, – майор постучал себя пальцем по лбу, – информации. Если существует ненулевая вероятность захвата немецкой или там британской разведкой, то лучше подстраховаться. Хлопоты небольшие, а в случае чего, пока они парней проходить будут, я хоть подорвать себя успею.

– Подорвать?

– Гранату показать?

– Не надо, верю.

Со словами «Да я уже, смотри» майор достал потрепанный коричневый портфель, стоявший до этого у него между ног, и раскрыл, демонстрируя содержимое генерал-лейтенанту. В полупустом портфеле кроме пухлой картонной папки ничего не было, поэтому светло-зеленая ребристая тушка оборонительной гранаты Ф-1 сразу бросалась в глаза.

«Да, не зря некоторые считают майора сбрендившим», – подумал Смушкевич.

Возможно, он и сам стал бы так думать, знай, что в портфеле всего лишь муляж. Зато в одном из зубов Самойлова спрятана стеклянная ампула с быстродействующим ядом. А сам майор боится не столько спецов адмирала Канариса или его англо-американских коллег, а того, что в этом мире может оказаться еще один «путешественник», только прошедший инфильтрацию[58] на одно-два десятилетия раньше.

И хотя Самойлов пока не смог найти даже косвенных подтверждений деятельности другого «путешественника», исключить такую возможность было нельзя. Да и историю, тем более западную, он знал недостаточно, скажем так, на уровне фамилий первых лиц крупнейших государств. Так что хотя и Рузвельт, и Черчилль, и даже Петен были на своих местах, все равно, как уже было выше сказано, оставалась ненулевая вероятность.

– Тебе, Виктор, часто говорят, что ты параноик? – с некоторой опаской спросил генерал.

– Если у меня паранойя, это еще не значит, что за мною никто не следит, – усмехнулся майор. – Вот ты как думаешь, генерал-майору Копцу не помешала бы капелька паранойи?

– Ивану Ивановичу? Командующему ВВС Западного округа?

– Именно ему.

Нехорошее предчувствие кольнуло Якова. Сразу в лоб – Копец. Не про очередную партию бракованных самолетов и не про художества какого-нибудь командира авиадивизии. А ведь совсем недавно разговаривали, шутил Иван Иванович… Черт, неужели это связано?

– А зачем это товарищу генералу капелька паранойи?

– А как же, товарищ генерал-лейтенант, приграничный округ, – майор вполоборота повернулся в кресле, заглядывая Смушкевичу прямо в глаза, – вдруг с сопредельной стороны бомбардировщик прилетит и десяток самолетов сожжет… или комиссия какая нагрянет. Аха! Чего ты дернулся, Яков Владимирович?! Знаешь про комиссию?

– Иван упомянул, – неожиданно тихо, осипшим голосом произнес Смушкевич.

Так же, как когда-то давно на Халхин-Голе, у Якова запылали уши. Человек, сидящий в мягком соседнем кресле, давил взглядом, ломая барьеры субординации. Мобилизоваться и ответить так же резко, по-истребительски, мешал, как ни странно, именно разговор с генерал-майором Копцом.