- Вы не шу́тите? – уточнил я.
- Вполне серьезен.
- Я правда... здоров?
- Наше волшебство способно на многое. Оно творит поразительные вещи, – весьма пространно и без конкретики ответил Меро, но тут же добавил: – В настоящий момент вам ничего не грозит. Я вывел всю чернь темной магии, которую обнаружил. Морсус был силен и заклятие даже его духа сложно, но удалось обрезать эти нити, чтобы они пиявками не вгрызались в ваш иммунитет и не испытывали вас.
- Я понимаю, что одних только слов безмерной благодарности мало и я сам в силу ограниченной возможности не смогу что-то большое для вас сделать, и всё же… – заговорил я.
- Нет, нет, Константин, оставьте. – Меро остановил меня ладонью. – Это моя работа. Моя работа. Излечивать, спасать... Я был рад познакомиться с вами. Жаль, что при подобных обстоятельствах. Это я вас должен благодарить. Жертвуя собой, вы избавили наш мир от Морсуса. Причем дважды.
- Он точно больше не вернется?
- Я не хотел бы так думать, – после некоторых сомнений, пронесшихся в отведенном взгляде, ответил врач. – Не хотел бы даже предполагать, ведь страшно помыслить, будто где-то на Континенте есть неизвестные нам артефакты, куда еще упрятана сила Морсуса.
Меро повел плечами, будто ему зябко, и посмотрел на стол, где лежал новостной газетный выпуск недельной давности. Первая полоса посвящена обращению Совета волшебников Амарада к гражданам об уничтожении магии Морсуса, хранившейся в его перстне, который какое-то время после гибели темного чародея обращали к исследованиям. Обстоятельства избавления от колдовства четко не обозначены. Упор сделан на эмоциональные объявления о свободе и спокойствии волшебного мира. Обо мне и Улло, столкновении близ разлома Жилы – ни слова, ни в одной информационном издании ни по каким каналам и линиям связи. Однако меня всё равно решено было спрятать у Кани и заколдовать ее дом от сторонних любопытств (и опасностей). Элдеры допускали вероятность объявления нуарами охоты на меня и как гаранты соблюдения прав инициированных согласно местным законам (однако в случае форс-мажорных обстоятельств всё, конечно, летело в далекие глубины и гарантии было соблюсти непросто) заинтересованы, чтобы я не пострадал: чтобы меня скорее поставили на ноги и отпустили домой – только там я могу быть спокоен.
Меро посмотрел на Милиана и Кани. Улло ответил решительным кивком, вложив в него утверждение готовности плана по возвращению меня домой. В глазах волшебницы – смесь грусти и спокойствия.
Перед уходом Меро я обменялся с ним рукопожатием. Кани осталась со мной, а Милиан вернулся к себе домой за контрабасным футляром – порталом в Москву и внучкой, чтобы девочка попрощалась со мной. Я разговорился с Кани. Она не только весьма приятная собеседница, но и внимательная слушательница. Кани родилась в Амараде, но в другом городе, поменьше, и переехала сюда с сыном-малышом – его фотопортрет в рамке я видел в комнате. В браке с отцом мальчика она не состояла – маги расстались почти сразу после рождения сына. В столице Кани удачно нашла хорошую работу и проработала на одном месте много лет, до страшных событий десятилетней давности, когда Морсус со своим воинством пошел на Амарад. Сын ее в то время, к счастью Кани, был в безопасности – учился в школе-пансионе в главном городе соседствующей земли, куда не дошли отряды приспешников темного мага. Молодой человек поныне живет со своей супругой в том городе и порой приезжает к матери, навещая ее. Оставшись без работы после нападения Морсуса, Кани искала себя в новых профессиях. Сын предлагал переехать к нему, она отказалась. Некоторое время спустя, когда столица Амарада оправилась от потрясения, волшебница прочла в газете объявление, что одной девочке-крошке требуется заботливая няня, поскольку ее дедушке, который растит малышку без родителей, приходится непросто. Кани откликнулась. Так она впервые познакомилась с Милианом и малышкой Венди. Именно Кани Улло выбрал из нескольких претенденток, что откликнулись на объявление. Венди уже выросла, знает и умеет многое, что положено подросткам в силу возраста, а Кани так до сих пор остается ее наставницей и помощницей, проводницей в мир скорой юности, став другом и близким, почти даже родным человеком.
Спустя час после ухода вернулся Улло, держа в одной руке кейс, другой ладонью сжимая руку внучки. Последние минуты прощания перед моим уходом прошли с естественным налетом грусти. Будто прощались надолго и всё-таки совсем на чуть-чуть. Волшебный мир, заверил Улло, понимал, что мне надо прийти в себя после стольких событий проведенного здесь месяца. Абсолютно не спокойного месяца. Будто Провидение сполна отыгралось на мне за эти недели. Я переоделся в вычищенную одежду, в которой выходил из своей квартиры на лестничную площадку в тот момент, когда меня по воле магии выкинуло в Изнанку.
С замирающим сердцем я следил, как Милиан заколдовывает контрабасный кейс, установив его в чуланчике Кани с распахнутой дверью. Прежде чем потянуть за ручку крышки, подойдя к футляру, я в последний раз оглянулся на магов. Взгляд Улло полон светлой надежды. Он одобрительно кивнул. Кани смотрела на меня как на героя, спасшего без малого целое человечество. Девочка широко улыбалась и махала рукой. Я поднял ладонь на прощание, вновь обернулся и потянул крышку...
Я оказался на лестничной площадке перед дверью в свою квартиру. Никого из соседей по подъезду не было. Я посмотрел за спину. Прислоненный к лестничным перилам, стоял раскрытый контрабасный чехол, а из него, из квартиры Кани, смотрели три провожавших меня чародея. Я соединил ладони обеих рук, сцепив их, и качнул ими. Волшебники смотрели на меня с ожиданием приятных будущих встреч. Я закрыл крышку кейса и отнял руку. На секунду закрыл глаза, а когда вновь открыл, футляр исчез.
Сердце подскочило к самому горлу, я с трудом сглотнул. Как же невероятно волнительно, ни с чем не похожее чувство, не сравнимое. Время в Москве было, как обычно, заморожено, то есть сейчас я вернулся в момент, когда отлучался посмотреть, был ли кто на лестничной площадке. После этого меня и выкинуло в Изнанку. Боже, для меня этот случай был так давно, а для Лизы – всего ничего. Без нее я был почти месяц, а она без меня – секунд пять.
Я надавил ладонью на дверную ручку. Дверь не заперта. Ну, конечно, в Москве я же вышел из квартиры всего несколько секунд назад.
Вошел в прихожую и закрыл дверь, специально громко щелкнув замко́м. Возвратился, словно из долгого и далекого путешествия. Я готов был расчувствоваться. В горле даже запершило от волнения.
- Костя, ну кто там? – произнесла Лиза из кухни. При звуках ее голоса я растаял. Так давно ее не слышал. Ни живьем, ни по телефону, ни по видеосвязи. Месяц без самого любимого человека на свете.
- Костя? – позвала она повторно.
Я стоял и пытался восстановить нарушенное волнением дыхание.
Из гостиной, откуда слышались звуки мультипликационного сериала, послышался детский заливистый смех. Я и не знал, настолько сильно, безгранично люблю голос дочки. Широко улыбнулся.
Я дома.
Правда ощущал себя вернувшимся из долговременного путешествия, где оказался без средств связи с родными и любимыми. И как невероятно сейчас понимать, точно по-новому открывать для себя, насколько по-настоящему любишь и ценишь дом, людей, которые живут в нем вместе с тобой – семью.
Из кухни вышла Лиза. На ее лице написано вежливое безразличие. Зато я смотрел на нее как на королеву красоты, с любовью и нежностью. Конечно, она ведь видела меня считанные секунды назад. А я долгие, долгие дни.
- Костя? – Лиза несколько озадачилась, поймав на себе мой странный, не к месту восхищенный взгляд.
Я шагнул навстречу, быстро сокращая расстояние между нами. Подлетев к супруге, обвил руками, склонился и долго, нежно целовал. Она удивилась моему порыву, но утонула в моей внезапной ласке.
- Костя, почему вдруг? – наконец произнесла она, всматриваясь в лицо и тщетно пытаясь разгадать причины моего нечаянного желания.