Поняв правила игры, я каждый день прибегала на заветную скамейку с грандиозными планами и новыми идеями. Рымбако — хранитель дома, вылезал из своих кустов, садился рядом, и мы начинали творить. Я рассказывала ему о строительстве и архитектуре. Мы спорили, обсуждали, рисовали. Дом, наблюдавший за нами всеми окошками, еле поспевал даже с дымчатой реализации идей. Но главное, Дом менялся. Он стал более приглядным для глаз, хотя стиль асимметрии и отсутствия прямых углов, так восхитивший меня вначале, мы постарались оставить в первозданном воплощении. Выросла парадная лестница с витиеватыми перилами и пряничным крыльцом. Вырос балкон и галерея зимнего сада. Преобразился холл первого этажа. Разбив пространство на зоны, мы получили великолепную гостиную с большим камином, зеркалами, диванами, игральными столиками и местным роялем. Чуть дальше нас радовал небольшой рабочий зал, где всегда можно было уединиться и поработать, или просто подумать. Столовая с большим столом и стульями с высокими спинками, интерьером в стиле барокко, стала излюбленным местом пребывания нашей разношерстной компании. Здесь дегустировались вина, с аппетитом поглощались старые и представлялись новые блюда и другие кулинарные изыски.

Но самые большие изменения претерпели мои апартаменты. Во-первых, у меня появилась круглая белая зала с маленьким черным камином, уютными диванчиками и креслами, белой пушистой шкурой в самом центре, картинами, зеркалами и другой интерьерной мелочевкой. Спальня, ванная и туалетная комнаты, гардеробная и маленький рабочий кабинет — моя давняя мечта идиотки.

***

Макс и Петрархиус частенько бывали в нашем доме. Правда и домом его уже было сложно назвать. Малый дворец или летняя резиденция куда больше подходила нашему скромному жилищу. Бело-салатовый фасад, беломраморная площадь, статуи, английский парк, фонтаны, тенистые аллеи. Одним словом — романтика!

Мужчины часто и надолго запирались в рабочем кабинете или колдовали в лаборатории. Сутками могли пропадать в походах и возвращаться грязными и усталыми. Или пировать в гостиной, снимая первые пробы с бочек пива, вина или кваса.

Чаще Макс стремился, взяв меня под руку, увести в самую тенистую аллею сада. Он мог часами расспрашивать меня о моем мире или взахлеб рассказывать о своем. Он умел внимательно слушать и искренне по-детски смеяться. Мне было с ним легко и покойно. Макс был удивительным человеком. Царь — властный и резкий, не терпящий возражений или сопротивления, а, с другой стороны, общительный, обаятельный балагур, жадный до знаний и стремительно впитывающий в себя все новое. Играя в шашки, я видела, как он по детски радовался, если побеждал, и, как по взрослому расстраивался и обижался, если проигрывал. Любил над кем-нибудь подшутить, и как переживал, попадаясь сам в шуточные ситуации. Одним словом, царь-государь и моя лебединая песня.

Наши чувства не вспыхнули ярким пламенем ослепляющей страсти. Они, однажды затеплившись, разгорелись в любовь зрелой женщины и сильного мужчины. Любовь, которая делала нас во сто крат сильнее и мудрее. Любовь, которую мы готовы были оберегать и дарить.

***

«Один ноль в вашу пользу, сударыня!» — злыдень, сухарь, чопорный франт местного пошиба.

Образ Божественной Солохи дал мне в руки и оружие нападения, и мощную защиту. И я непременно решила этим воспользоваться. Веселая, чуть-чуть разбитная рыжеволосая бестия нравилась окружающим и не напрягала в общении. Поэтому у меня очень скоро появилось много друзей, как среди людей, так и среди народа Рымбако.

Нежный восторг и счет два ноль в мою пользу нарисовался, когда я проехала по столице верхом на лошади в дамском седле и в сером костюме для верховой езды. Жакет, жабо, длинная юбка, ботфорты, небольшая шляпка с вуалью и золотые кудряшки сделали меня пиком модного сезона. Уже через пару дней столичные модницы во всю гарцевали по улицам в новых нарядах, заставляя народ восхищаться и бурчать.

— Еще одна такая выходка и весь столичный народ будет бегать нагишом, копируя и подражая. И все благодаря вам, сударыня, — зло, с надрывом выпалил Макс, без стука врываясь в мою комнату и плюхаясь на диван. — И что вы скажете в свое оправдание?

— И вам здравствуйте, мое злостное величество, — ехидно улыбаясь, ответила я. — Что вас так расстроило? Женская ножка или плечико? — И более серьезно, но как маленькому и упрямому, новая мода — она такая капризная дама, но без неё так скучно.

— Это не мода капризная, это вы дюже эксцентричная, — огрызнулся Макс, вскочил и направился к двери.

— Уа-у! — Взвизгнула я и посмотрела на свою ладонь, по которой заструилась обильная струйка крови.

Макс резко обернулся, готовый выпалить колкость, но увидев кровь, грозно спросил.

— Лия, что случилось?

— Не знаю, — всхлипнула я, зло уставившись на шип, незаметно выросший из стены и минуту назад так больно уколовший меня в ладонь.

Макс подскочил и приложил свой платок к обильно истекающей ране.

— Где у тебя вода?

— Там, — указала я на не очень заметную дверь.

Мы вошли в ванную, но Макс то тут не бывал и не предполагал, что бассейн с джакузи может быть весьма не маленьких размеров. Поэтому, оказавшись в этом изумрудно-белом кафельном великолепии, он просто забыл о моих ранах и, оглянувшись по сторонам, изрек.

— Здесь что?

— Здесь купаются.

— Как?

— Нагишом, — съязвила я.

— Здесь нет воды!

— Сейчас организуем, — я обошла ванну, сыпанула внутрь душистую пенящуюся соль и включила воду из всех сопел. В бассейне все ожило и забурлило. — Купаться в одежде будете, али как?

Нагло глядя мне в глаза и сбрасывая одежду, Макс изрек.

— Я не постесняюсь.

— А я не отвернусь, — не отводя своего взгляда от его смеющихся глаз, огрызнулась я.

Сев на краешек скользкого бортика, Мак свесил ноги в бурлящее чрево бассейна. Проходя мимо, я как-то невзначай столкнула его в воду, за что молниеносно была вознаграждена шквалом брызг, окатившим меня с ног до головы.

Оставив монарха наслаждаться экзотической водной процедурой, я поспешила переодеться и наполнить бокалы освежающим тоником.

Вернувшись, минут через пять, увидела Макса, блаженно возлежащего в пенном облаке пузырящейся воды. Вспотевший стакан со стекающими капельками быстро перекочевал в его руку.

— Сударыня, вы предвосхищаете мои желания, — обратился ко мне Макс, удерживая за одежды. Я попыталась вырваться.

— Сударь, я женщина, а вы соблазнительный мужчина, — попыталась отшутиться, при этом нежно проведя рукой по его шее и подбородку.

— Ты не женщина, — взревел Макс, — ты ведьмочка, ты моя рыжеволосая бестия, — и его сильные руки одним взмахом опустили меня в теплую воду бассейна.

Мокрая одежда на мокрой женщине — это нелегкое препятствие при взятии стен целомудрия. Но эта была наша ночь. И скоро одежда мокрым комком валялась около бассейна, а мы дали волю всем своим чувствам, эмоциям и желаниям, столь долго сдерживаемым под маской приличия.

Зрелость, она красива своей опытностью и неспешностью, отсутствием ложного стыда и пылкой наглости. Зрелость — это губы, ласкающие в поцелуе страсти. Зрелость — это танец любви, исполняемый в одном ритме. Зрелость — это вкус послевкусия, где звенящая тишина продолжает игру единения утомленных тел и воспаряющих душ.

С той памятной ночи, Макс частенько стал задерживаться в белом логове, как в шутку называли мои апартаменты. Вырываясь из дремучей атмосферы дворца, он стремился испить глоток свежего воздуха, уткнуться в теплое женское плечико, мирно дремлющее в предрассветное время, или окунуться в феерию страсти, вспоминая почти забытое и учась неизвестному, ревнуя к невиданному и любя до безумия…

Жизнь шла своим чередом, принося радости и огорчения, победы и поражения, находки и открытия. Мужчины продолжали заниматься своими делами, часто уезжали, приезжали, спорили, искали компромиссы и новые решения. Они активно меняли этот мир, подчиняя все одной цели и единой задачи. И только вечера в гостиной у большого камина позволяли им ненадолго расслабиться и из жесткого мира забот окунуться в атмосферу безмятежности и любви.