Я выдержал паузу.

Добавил:

— Это всё, что сказал мне Свечин в Ленинграде. Дословно.

Снова дёрнул плечом.

— Ещё он упомянул КГБ, — сообщил я. — Сказал, что не хочет «проблем». И заявил, что не расскажет мне никаких подробностей, потому что дал подписку о неразглашении.

Взмахнул дипломатом.

— Вот и всё, что я об этом знаю. Может, и обманул меня Лёнька. С начала ноября этого года я… в своём сне никого из наших одноклассников больше не встречал — кроме Свечина. Интернета в восемьдесят восьмом году у меня не было…

— Чего не было? — спросила Алина.

— Не важно, — сказал я. — Суть в том, что Лёнькины слова я не проверил. Но и не опроверг их. В Рудогорск я после того ноября больше не наведывался. Да и не очень-то интересовался судьбой наших нынешних одноклассников. Так уж получилось.

Волкова нахмурилась.

— Он сказал: погибли все, кроме пятерых, — произнесла она. — Получается, что и я тоже: как все…

Я покачал головой.

— Тебя тогда не было вместе со «всеми».

Посмотрел в Алинины глаза.

— Уже… не было, — добавил я. — Не забывай про окно.

Волкова вскинула брови — бровь со шрамом приподнялась лишь слегка.

— Про какое окно? — спросила она.

— В моём сне ты десятого сентября выпала в окно, — ответил я. — Забыла? Зимой ты уже не посещала школу.

Волкова сказала:

— Так ты тогда мне…

— Не наврал. Даже и не сомневайся в этом. Во сне я был на твоих похоронах. И в прошлый четверг я действительно тебя спасал. Наш секс стал частью того спасения. Во всяком случае, тогда мне так казалось.

Я снова взмахнул дипломатом: поправил очки.

— А теперь уже не кажется? — спросила Волкова.

Она стрельнула взглядом в моё лицо и тут же опустила глаза.

Её волосы при солнечном свете выглядели по-осеннему: перекликались расцветкой с высаженными вдоль дороги молодыми рябинами (ягоды на них созрели, а листва пока не осыпалась).

Я спросил:

— Хочешь об этом поговорить? Сейчас?

Алина помотала головой. Отвернулась.

Проследил направление её взгляда — Волкова смотрела на ворон, что следили за нами с высоты фонарного столба.

— Не о чем здесь разговаривать, — сказала она. — Мы с тобой обсудили этот вопрос. Разве не так? Что было, то было. Я ни о чём не жалею. Но и вспоминать о… том случае не хочу!

Она решительно тряхнула портфелем.

Вороны поддержали её короткую речь возмущённым карканьем.

— Я теперь не открываю в квартире окна, — сказала Алина. — И не собираюсь делать это в будущем. Так что не волнуйся, Крылов. В новом… спасении я не нуждаюсь — что бы тебе там ни казалось.

Она взглянула на меня и тут же снова отвела глаза.

— Поэтому, зимой я тоже… буду в школе, — сказала она. — Вместе с Кравцовой и… со всеми. И если ни ты, ни Свечин не врёте, то встречусь с этими «солдатами», которые нас «всех» убьют.

Она ухмыльнулась.

— Весёленький десятый класс у меня получится. Как ни старайся, а до выпускного мне не дотянуть: если не в окно выпаду, то солдаты убьют. Весело. Ты уже разобрался, что это за «солдаты» такие были… будут?

Вороны вспорхнули со столба, перелетели на следующий — будто следили за нашим разговором.

Я покачал головой.

— Даже не представляю.

Около минуты мы шли молча. Я разглядывал украшенные гроздьями ярких ягод деревья, что ровными рядами выстроились вдоль дороги. Алина задумчиво опустила голову, покусывала губу.

— Может… финны на нас зимой нападут? — спросила она. — До границы от нас всего тридцать километров. Может… там, в твоём сне, у нас началась война с Финляндией? Или со всем НАТО?

Я хмыкнул.

Ответил:

— Очень сомневаюсь. Я бы о таком событии узнал даже в Первомайске. Его не засекретили бы никакими подписками о неразглашении. И думаю: если в то дело вмешался КГБ — значит, произошёл и не несчастный случай.

Волкова кивнула.

— Но… у тебя же есть какие-то догадки? — спросила она. — Ты ведь уже обдумывал Лёнины слова?

Я дёрнул плечом.

— Почти никаких.

Взглянул на Алинины веснушки.

— Свечин указал мало ориентиров, — сказал я. — «Солдаты», «всех», «зимой» и «пятеро осталось» — вот и вся конкретика. Ещё он упомянул, что остатки нашего класса раскидали по параллельным. Из этого делаем вывод, что от «солдат» больше других пострадал именно десятый «А». А может, только он и пострадал. Логично?

— Наверное, — сказала Алина.

— Чем, по-твоему, наш класс отличается от других? — сказал я. — Ничем, на первый взгляд. Но если копнуть глубже… получается, что едва ли не у половины наших с тобой одноклассников родители военные. У Наташи Кравцовой отец так и вовсе: командир Рудогорского погранотряда. Папаша Васи Громова — начальник нашей погранзаставы.

— И что с того?

Следившие за нами вороны склонили головы и громко каркнули — будто продублировали Алинин вопрос.

— Вполне возможно, что и ничего, — ответил я. — А быть может, что в этом и есть причина той встречи с «солдатами». Пока я учился в «Г» классе, мы ни разу не ездили ни на погранзаставу, ни в расположение погранотряда. А вот «А» класс бывал в гостях у пограничников неоднократно. Я узнал об этом у Свечина.

Заметил, что Алинина бровь со шрамом снова дёрнулась.

Продолжил:

— Вот я и подумал: не будет ли у нашего класса этой зимой подобной экскурсии? В целях патриотического воспитания. Или вдобавок к урокам по начальной военной подготовке. А может, как с тем походом: чтобы на старости лет нам было что вспомнить. Тогда встреча всего класса с солдатами выглядит вполне логичной.

Алина повернула в мою сторону лицо.

— Ты считаешь, что на заставе с нами что-то случится? — спросила она.

Всё же опёрлась о мою руку.

— Очень может быть, — сказал я. — Экскурсия к пограничникам, где будет только наш невезучий десятый «А» класс. Такой вариант выглядит логичным. Не находишь? И более вероятным, чем нападение солдат финской армии на нашу школу. Где оружие — там и несчастные случаи. А иногда даже и не случайные.

— Несчастный случай? — повторила Волкова. — И выживут только пятеро из всего класса?

Я поправил очки.

Предположил:

— Или же эти пятеро попросту не поедут на экскурсию. Что тоже кажется логичным. Именно это я и предположил, когда вспомнил слова Лёни об Оле Ерохиной. Вот уж кто точно бы не поехал ни на какую заставу! Почти не сомневаюсь: ты, Волкова, стала бы шестой выжившей. По своей воле ты к пограничникам вместе с классом не поедешь.

Алина неуверенно повела плечом.

Я посмотрел на показавшееся впереди, на горке, облицованное красным кирпичом здание почты. Его внешний вид отличался от прочих городских построек. Лишь большие окна намекали: его тоже построили и спроектировали финские строители. Будто бы в подтверждение этому факту на стене трёхэтажного строения я увидел баннер с изображением соединившихся в рукопожатии рук, разукрашенных в цвета флагов двух стран: Финляндской Республики и СССР.

— Ты должен рассказать об этом… кому-нибудь, — сказала Волкова.

— Я рассказал: тебе.

Алина помотала головой — её собранные на затылке в хвост волосы словно заискрились.

— Ты должен рассказать о своём сне милиционерам, — сказала она. — Или… ещё кому-нибудь. Чтобы они помешали той экскурсии. И предотвратили несчастный случай.

Я усмехнулся.

— Вот этого я как раз и не сделаю.

Волкова сжала мою руку.

— Почему? — спросила она. — Ведь… нужно же что-то предпринять!

Я кивнул.

— Нужно. Обязательно.

Ухмыльнулся и добавил:

— Но рассказывать о своём сне я никому не буду.

Солнце скрылось за облаком — глаза Алины тут же потемнели. Мы остановились, не дойдя до входа в почтовое отделение около двух десятков шагов. Я смотрел на тот лесок, куда в субботу ПТУшники загнали «школяров» — Алина рассматривала моё лицо.

— Почему? — спросила Волкова. — Ты думаешь, тебе не поверят?

Она дёрнула меня за руку.

— Но ведь я же тебе верю! — сказала Алина.