Свесил ноги с кровати. Натянул джинсы, чуть подвернул штанины. Встал — штаны не свалились, а повисли на тазовых костях. Я почесал живот, поискал взглядом свои брюки: подумывал было снять с них ремень. Но махнул рукой: решил, что «и так сойдёт». Вставил босые ноги в кроссовки — отметил, что вата не понадобится. Подошёл к зеркалу.

— Джинсы, рубашка и кеды «Москва», — проговорил я. — Вечером буду на танцах в ДК…

— Будешь, — сказала Алина. — Все твои поклонницы обалдеют…

Она не договорила: распахнулась дверь. Через порог шагнул взъерошенный Лёня Свечин. В руках он держал бутылки с лимонадом, буханку хлеба и большую палку варёной колбасы. Свечин моргнул, уставился на мой голый живот. Громко хмыкнул и приоткрыл рот. Но тут же будто позабыл, что собирался сказать. Потому что увидел на мне джинсы.

— Ух, ты! — воскликнул Лёня. — Это что, настоящие «Вранглеры»?

Опустил взгляд.

— И… «адики»⁈

Он звякнул бутылками, застыл с приоткрытым ртом.

— Нифига се! — выдохнул Свечин.

Посмотрел мне в лицо.

— Котёнок, где взял⁈

Колбаса упала на пол, подкатилась к моим обутым в новые кроссовки ногам.

— Подарок, — ответил я.

Взглянул на Волкову.

— Чей подарок⁈ — спросил Лёня.

Он тоже посмотрел на Алину.

— Гостей из солнечной Кубы помнишь? — сказал я. — Учи песни на иностранных языках, Свечин! И будет тебе счастье.

За вечер нашу комнату посетили все представители рудогорского туристического отряда — даже Снежка и родительницы.

Все они щупали и разглядывали мои обновки, завистливо охали.

Спел им под гитару несколько песен. В том числе и «Hasta siempre Comandante». Одноклассники внимательно прислушивались к непонятным словам испанского языка. И словно прикидывали, стоило ли моё пение «свалившейся» на меня щедрой награды.

Утром ни один из моих одноклассников не пожаловался на сонливость или отсутствие аппетита.

Ровно в семь часов они дружно ринулись к лифту.

Лёня Свечин ещё вчера вечером запланировал, какие блюда попробует за завтраком. Озвучил он свой выбор мне и Волковой. Спрашивал наше мнение о том, что стоило дороже: котлеты или сосиски.

А сразу после завтрака мы поехали на Красную площадь.

Вот только мы на неё не попали, что очень расстроило десятиклассников из Рудогорска: они ещё в метро представляли, как их покажут «по телевизору». Улыбчивый милиционер нам подсказал маршрут движения колон. Мы выбрали место для наблюдательного пункта с видом на Московский кремль. Влились в шумную толпу и замерли, словно в засаде.

Последовали минуты ожидания, в которые мы согревались, приплясывая на месте.

—…Товарищ маршал советского союза, — доносился со стороны Красной площади усиленный динамиками голос, — войска Московского гарнизона для парада в ознаменование шестьдесят четвёртой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции построены. Командующий парадом генерал армии…

Зазвучал марш.

— Ура-а-а! — закричали рядом со мной десятки, а может и сотни голосов.

— Ура, — сказал я.

На невидимой с нашего наблюдательного поста Красной площади проходил парад.

Вокруг меня то и дело кричали:

— Ура-а-а!

Я поддакивал:

— Ура.

Ну а потом мимо нас к Красной площади потянулась вереница колонн…

Демонстрация всё же завершилась.

— Замёрз? — спросила Алина, когда мы в хвосте рудогорской делегации шли к метро.

— Ура…

Я махнул рукой.

Сказал:

— Тьфу ты… не замёрз. А ты?

— Немного. Проголодалась.

— Скоро пообедаем, — пообещал я.

После посещения столовой мы долго бродили по Москве: изучали достопримечательности.

Вечером в гостинице, весь рудогорстий туристический отряд собрался в нашей комнате. Парни и девчонки плечо к плечу расселись на кроватях Свечина и Волковой, на столах. Вася Громов забрался на полку для чемодана. Снежке и двум родительницам выделили кресло и принесённые из других номеров стулья. Лидочка Сергеева с подружкой присели рядом со мной, но не близко: они не мешали мне играть на гитаре и петь.

Десятиклассники вздыхали, то и дело жаловались друг другу, что побыли в Москве «совсем мало». Делились впечатлениями от прогулок по столице и от экскурсий. Печально улыбались.

Я увидел грусть и на лице Волковой.

Алина слушала моё пение и смотрела в окно на огни вечерней Москвы.

— Не сразу всё устроилось, — напевал я песню на стихи Юрия Визбора, — Москва не сразу строилась…

Восьмого ноября мы в третий раз посетили гостиничный ресторан.

Мои одноклассники сегодня чувствовали себя там уверенно. Уже не глазели на иностранцев. Сосредоточили своё внимание на столах раздачи. Наедались впрок, распихивали по карманам хлеб и варёные яйца. Из ресторана они вышли, едва дыша и словно нехотя.

Я заметил, что парни и девчонки с грустью оглядывались: будто взглядом прощались то ли с нарядным персоналом ресторана, то ли с оставшимися на столах не съеденными продуктами.

В тоскливом и подавленном настроении через час после завтрака рудогорские школьники покинули гостиничные номера. Они несли к лифтам сумки, печально вздыхали. У девчонок на глазах блестели слёзы.

Я подошёл к Волковой.

Спросил:

— Хочешь остаться?

Алина пожала плечами. Она стояла у дверей лифта. Двумя руками держала ручки сумки, посматривала через запылённое окно на монумент «Покорителям космоса».

— Не знаю, — сказала она. — Наверное… не хочу.

Она посмотрела на меня, улыбнулась и добавила:

— Но уезжать грустно.

Я забрал у неё сумку — Алина не воспротивилась.

Лидочка Сергеева заметила мои действия — громко хмыкнула.

— Уезжать всегда грустно, — сказал я.

Девятого ноября, во второй половине дня мы вернулись в Рудогорск.

И в тот же день мне позвонила Волкова.

Алина рассказала, что с ней только что связался Сергей Рокотов. Рокот сообщил: руководство Дворца культуры вчера получило ответ на заявку рудогорского ВИА от устроителей Республиканского музыкального фестиваля молодёжи и студентов Карельской АССР. Худсовет фестиваля одобрил для исполнения на конкурсе три заявленные композиции из четырёх: «Ты возьми моё сердце» они забраковали.

— У меня теперь шесть дней в недёлю будут репетиции, — сказала Алина. — С перерывами в субботу, когда вы будете выступать на «детских» танцах. А третьего декабря мы выезжаем в Петрозаводск.

И ещё она мне сказала, что у ансамбля Рокотова появилось название. Таково было требование устроителей фестиваля. Рокот присвоил своему ВИА гордое имя: «Солнечные котята».

— Почему выбрали такое название? — спросил я.

— Это Белла придумала, — сказала Волкова. — Она предложила назвать ансамбль «Солнечные зайчики». Но Сергей отказался быть зайцем. Потом они вспомнили, что вместе с ними уже поёт один зверь: Котёнок. Вот и сменили зайцев на котов. Но только я скорее уж кошка, а не кот. Потому и «котята».

По возвращении из Москвы моя жизнь вернулась в уже привычную колею: школа, работа над книгой и выступления в ДК по субботам. В подготовке ансамбля Рокотова к поездке на конкурс я не участвовал. Лишь ежедневно слушал рассказы Алины о репетициях «Солнечных котят». Сам я на них не ходил (да меня и не приглашали). Узнал от Волковой, что лидер ансамбля временно приостановил отработку всех музыкальных композиций, кроме трёх конкурсных номеров. Две новые песни из кинофильма «Берегите женщин» всё ещё дожидались своей очереди попасть в репертуар субботних концертов. Рокотов лишь вздохнул, когда получил от меня их ноты (теперь я понял, почему). Сергей поблагодарил меня, но мужественно отложил модные сейчас песни на «после конкурса».