Она посмотрела на меня.

Я пожал плечами.

— Решила: если нас повезут на экскурсию в военную часть или на заставу, — сказала Волкова, — то я поеду вместе со всеми. Постараюсь предотвратить эту поездку. Но если не смогу… то всё равно попытаюсь что-нибудь сделать: уже там. Надеюсь, что у меня получится. Хочется верить, что я смогу… ну, ты понимаешь.

Я кивнул.

— А ты? — спросила Алина. — Уедешь в свой Первомайск?

На улице её глаза приобрели оттенок синей стали — они смотрели на меня в упор: внимательно, настороженно.

— Хочешь, чтобы остался в Рудогорске? — спросил я.

— Мне всё…

Волкова замолчала. Почувствовал, как она сжала моё плечо. Алина тряхнула головой (её собранные в хвост волосы задорно подпрыгнули).

— Да, хочу, — сказала она.

Её голос прозвучал хрипло и едва слышно. Волкова не отвела взгляд. Но закусила губу, словно испугалась сболтнуть «лишнее».

Я улыбнулся.

— Если хочешь, тогда помоги мне.

Ветер вдруг исчез, деревья притихли. В прореху между облаками над памятником первооткрывателям выглянула луна. Она отразилась в глазах моей спутницы.

— Помочь? — переспросила Алина. — Как?

Она замедлила шаг, придержала и меня.

— Всё просто, — ответил я. — Стань моей невестой.

Волкова остановилась. Выпустила мою руку. Фонарь и луна хорошо освещали её лицо — я разглядел и шрам на брови, и ямку на Алинином подбородке, и даже пятнышки веснушек на переносице и скулах. Алина тоже не спускала с меня глаз. Я поправил очки, пригладил ладонью волосы на висках. Мимо нас прошла компания подростков, ещё не перешагнувших пионерский возраст. Парни громко разговаривали, размахивали руками; единственная в их группе девица то и дело заразительно смеялась. Волкова не взглянула в их сторону — не отводила взгляда от линз моих очков, будто рассматривала в них своё отражение. Она чуть изогнула губы, словно поддалась настроению хохочущей девицы. Сощурила глаза.

— Крылов, это ты так надо мной подшучиваешь? — спросила Алина.

Я поднял руки, показал ей пустые ладони.

— Никаких шуток, Волкова. Серьёзен, как никогда.

Алина снова усмехнулась, будто я сострил.

Но я не улыбался.

Сказал:

— Ты сама подумай. Как ещё я объясню родителям своё внезапное желание остаться в Рудогорске? Рассказать им о солдатах?

Пожал плечами.

— А вариант с невестой выглядит идеальным, — продолжил я. — Заявлю маме, что влюбился. В тебя, Волкова. Скажу, что непременно на тебе женюсь. Сразу по окончанию школы. Вряд ли такой поворот маме покажется странным. Первая любовь, как-никак. Закачу истерику, если понадобится. Мне сейчас шестнадцать лет. Можно и поистерить.

Алина нахмурилась.

— Скажешь… маме?

Развёл руками.

— Я всё лето грезил Первомайском. Все уши прожужжал родителям, что мечтаю уехать из Рудогорска. Упрашивал отца забрать меня, увезти отсюда ещё летом. А тут вдруг… скажу, что никуда не еду. Мне нужен повод, чтобы остаться. Для родителей. Понимаешь, Волкова? Такой, чтобы они не решили, что я сошёл с ума. Пусть они ещё и не старые, но зачем их пугать?

Я ухмыльнулся.

— А так получится почти идеально. Не находишь? Мальчик влюбился. А влюблённые упрямы, как носороги. Точно тебе говорю. Оба моих сына в том сне едва душу из меня не вынули, когда впервые по уши втрескались. Так что я знаю, как выглядит и ведёт себя влюблённый юнец. Никаких подозрений не возникнет. Будет идеальный повод остаться. Ну… почти.

Волкова молчала, изредка помахивала ресницами.

— В мамином случае влюблённость сработает на ура, — сказал я. — Можешь мне поверить. Она её не одобрит. Но поймёт. Ещё и порадуется, что её сын способен на такие романтичные поступки. А вот с папой у нас будет трудный разговор. Чувствую, получил бы за подобные выкрутасы по шее, будь мой отец сейчас в Рудогорске.

Повёл плечом.

— Но есть у меня доводы и для него. Покричит и успокоится. Родительские планы полетят в тартарары. Но мы с ними из-за этого не поссоримся. Если только для разговора с ними у меня будет всем понятная отправная точка. Не солдаты. И не сон. «Серьёзные отношения», «любовь», «невеста» и «планы на женитьбу» будут хорошим объяснением моей новой точки зрения.

Я взял Алину за руку, сжал в ладони её тонкие тёплые пальцы.

Мне почудилось, что Волкова вздрогнула.

— Соглашайся, — сказал я. — Не обещаю, что будет только весело. Но клянусь, что моя мама тебя не съест. Подыграешь мне, когда приведу тебя с ней знакомить. Заглянешь ко мне в гости пару раз, потерпишь мамины расспросы. Проинструктирую тебя, что и как ей ответить. Это дело тоже известное: в некотором роде, однажды уже пройденный этап. Большего от тебя не требую.

Алина снова свела над переносицей брови.

— Первая любовь? — сказала она. — А разве твоя первая любовь не Наташа Кравцова?

Со стороны Дворца культуры послышался женский смех — вновь хохотала та самая девица, что прогуливалась в компании парней.

— Кравцова? — переспросил я. — Она здесь причём? Какая же она любовь? Не совсем тебя понял. Или ты хочешь, чтобы я позвал на роль невесты Наташу?

Почувствовал, как дёрнулись зажатые в моей руке пальцы Волковой.

— Ни на что я не намекаю! — сказала Алина.

И тут же спросила:

— А мне обязательно знакомиться с твоей мамой?

— Если будешь играть роль моей невесты, — сказал я, — тогда обязательно. Не станешь же ты от неё прятаться?

— Играть роль?

Волкова высвободила из захвата моей руки свои пальцы. Сжала их в кулак, словно они замёрзли.

Кивнула.

— Ладно, — сказала она. — Если тебе это нужно… то я согласна.

Апокалипсис я запланировал на вечер вторника. Предварительно уточнил в школе у Волковой, не передумала ли она стать моей фиктивной невестой. Алина в ответ помотала головой и решительно заявила, что теперь ей нечего бояться. Перефразировала мои вчерашние слова: сказала, что знакомиться с моей мамой будет не страшнее, чем падать из окна. Она положила перед собой тетрадь, пенал с ручками и карандашами, привычным движением переместила учебник на середину парты. Добавила: верит, что я не дам свою невесту в обиду. Слово «невеста» она произнесла с усмешкой.

Я вспомнил, как знакомил с мамой свою первую жену. Признался Алине, что из моей мамы получится не идеальная свекровь. Рассказал, что в моём сне она «попила у невесток немало крови». Но Волкова с храбростью берсеркера пропустила моё предупреждение мимо ушей. Попросила лишь предупредить её заранее о встрече с моей родительницей — чтобы она «морально настроилась». Заметил во время перемены направленный на меня пристальный взгляд Кравцовой, когда перешучивался с соседкой по парте. Но во вторник Наташа на пирог меня не пригласила.

После школы я вновь отложил работу над рукописью — бренчал на гитаре, мысленно перебирал в голове Алинины стихотворения. Ещё вчера вечером пометил в уме несколько подходящих текстов, которые выглядели потенциальными песнями. Но сегодня два из них забраковал: заподозрил, что жюри петрозаводского фестиваля увидит в них политический подтекст. А ещё меня отвлекал стишок под названием «Царевна». Он отличался от прочих произведений Алины: настроением. Словно Волкова сочинила его в порыве безудержного веселья (заподозрил: она придумала его не на трезвую голову).

Сыграл короткий проигрыш и пропел:

— Я царевна: мне можно!

— Ваня, это была шутка? — спросила мама.

Она поставила на стол пустую чашку.

«Почему всем кажется, что я шучу?» — мелькнула в моей голове мысль. Я приосанился, но сохранил серьёзный вид. Мама только что сообщила мне: ждёт папин звонок. Память послушно подсказала, что до общения с отцом у меня осталось чуть больше получаса. Я прикинул: за это время мама слегка успокоится. И выпьет весь стандартный набор успокоительных таблеток и капелек. Поэтому сообщил ей о своём решении без долгих прелюдий. Но предварительно выслушал мамины жалобы на начальника и про её мечты о работе в бухгалтерии первомайского «Центрального универмага». Проследил за тем, чтобы мама доела блинчик, допила чай. И только тогда объявил: в Первомайск не еду. И мало того: я влюбился.