Я поставил на пол дипломат. Поднял голову и увидел ухмылку на лице своей соседки по парте.

— Они тебе ещё дыру на плече не протёрли? — спросила Алина.

Она закрыла учебник, провожала Лидочку взглядом.

Я печально вздохнул.

— Волкова, я не заметил в твоих словах сочувствия.

— Будет тебе сейчас сочувствие, — сказала Алина.

Она указала на переступившую порог класса Наташу Кравцову.

Я наблюдал за тем, как комсорг неторопливо (походкой манекенщицы) прошла мимо доски. На ходу Кравцова отыскала меня взглядом, чуть сощурила глаза. Я отметил, что Наташа сегодня пришла в школу, словно на праздничное мероприятие: в нарядном белом фартуке. Не позабыла Кравцова и нанести на лицо допустимый минимум косметики (на подобную неброскую раскраску классная руководительница смотрела сквозь пальцы). Не удивился, когда Наташа не свернула к своему месту, а направилась по популярному сегодня у девчонок класса маршруту: мимо учительского стола к окну. «Ха», — выдохнула моя соседка по парте. Она открыто следила за приближением Кравцовой, не прятала взгляд на страницах учебника. Комсорг на Алину внимания не обращала. Она гипнотизировала меня. И покачивала лишь на две трети прикрытыми платьем бёдрами. Наташа подошла ко мне вплотную (почувствовал запах её духов).

И положила руку мне на плечо.

— Иван, — сказала она, — ты будешь петь и на этих субботних танцах?..

На перемене меня окружили в школьном коридоре одноклассники — в основном, парни. Лёня Свечин «со знанием дела» объяснял нам, как «правильно» выступать на сцене. В первую очередь Леонид раскритиковал мою «нелепую» манеру «дрыгать ногами». Он призвал меня брать пример с Сергея Рокотова: стоять спокойно, не отвлекаться от пения. Свечин заявил, что это девчонки на сцене «вертят задницами». А мужчина должен не «дёргаться», а концентрировать своё внимание на словах песни и музыке. Он продемонстрировал нам «допустимый максимум телодвижений» — вместо микрофона при демонстрации своих навыков Лёня использовал шариковую ручку. Будто случайно проходившая мимо нашей компании Сергеева фыркнула. Но Свечин на Лидочкину реакцию не обратил внимания — он с серьёзной миной на лице постукивал по полу каблуками, будто неповоротливый Железный Дровосек.

Из толпы одноклассников меня буквально выдернул Рокотов. Сергей пожал мне руку (только мне), отконвоировал меня к окну. Он будто бы не заметил притихших и внимательно следивших за нами школьников. Похлопал меня по многострадальному плечу, где сегодня оставили отпечатки пальцев едва ли не все старшеклассницы первой школы. Снова похвалил моё пение. Говорил он уже не шёпотом, хотя и с хрипотцой в голосе. Рокот призвал меня не обращать внимания на «клоунов» — он взглянул при этом на вытянувшего от любопытства шею Лёню Свечина. Заверил, что позавчера я делал «всё, как надо». Спросил, понравилось ли мне чувствовать себя «звездой». Посмеялся в ответ на мои рассказы о сегодняшнем «повышенном внимании» со стороны девчонок. Посоветовал не реагировать на приставания одноклассниц. Мудро предостерёг меня: «Потом проблем не оберёшься».

И озвучил цель своего нежданного визита.

— Я ещё в субботу хотел поговорить с тобой, Иван, — сказал Рокот, — на счёт этого твоего «Котёнка». Тут такое дело…

Он кашлянул. Потёр горло. Вздохнул.

— «Котёнок» клёвая песня, — заявил Сергей. — И девкам она понравилась. Но…

Рокотов выдержал паузу — словно придумывал «как бы помягче сказать».

—…Ёлы-палы, на фоне других композиций она звучит бедненько, — продолжил он. — Не находишь? Парни подыгрывали тебе в полруки. Бас — так и вовсе молчал. Такое исполнение не к лицу серьёзному музыкальному коллективу.

Он покачал головой — потряс своей пышной шевелюрой.

— Песню непременно нужно добавить в наш репертуар, — сказал он. — Но только в приглядном виде.

Помахал пальцем.

— Нужно отшлифовать её музыкальное сопровождение, — уточнил Рокотов. — Придётся много репетировать. Работы предстоит дофига. А до субботы осталось не так уж много времени.

Сергей покачал головой.

— Мне нужны гитарные аккорды для «Котёнка», — сказал он. — И чем скорее — тем лучше. Так нам с парнями будет проще работать. В идеале было бы получить табулатуру. Знаешь, что это?

Я кивнул.

И пообещал:

— Распишу её. К завтрашнему дню. Постараюсь записать и ноты.

Рокотов хлопнул себя по бедру. Заметно повеселел. Откашлялся.

— Ноты — это вообще здорово! — заявил он. — Табулатура для гитары и ноты — просто фантастика! К субботе мы с парнями так отшлифуем этого «Котёнка»: любо дорого будет послушать!

Он ухмыльнулся, постучал меня по плечу.

— Надеюсь на тебя, Крылов! — прохрипел Сергей. — Не подведи нас.

После учёбы я вышел из здания школы в сопровождении Алины Волковой. Ещё на уроке мы с Алиной договорились, что «поговорим» в этот раз не в её квартире. Решили: прогуляемся по городу. Чтобы нам снова не помешали неожиданные гости: я подозревал, что моя соседка пионерка не ограничится одним посещением Барсика (да и с получением автографа любимой поэтессы Лена не затянет — примчится к Волковой в ближайшее время). По школьному двору мы шли, будто не вместе. Алина не повисла на моей руке, подобно Кукушкиной — выдерживала дистанцию. Я благородно предложил понести её набитый учебниками портфель. Но Волкова в ответ затрясла головой; и тут же взглянула по сторонам (как шпион, направлявшийся на встречу со связным).

Я пожал плечами и взглянул на небо. Отметил, что дождя в ближайшие часы не будет. Поправил на носу очки, помахал рукой засмотревшимся на меня старшеклассницам. И зашагал мимо флагштока с трепыхавшимся на ветру флагом СССР к распахнутым воротам. Неторопливо пересёк школьный двор (Алина шла в паре метров от меня, но словно не со мной), свернул по привычке вправо. Увернулся от брошенного мне в лицо ветром берёзового листа. Зашагал вдоль невысокого деревянного забора в направлении своего дома. Волкова не отставала, но и не сокращала дистанцию. Она не спрашивала, куда мы идём. Не претендовала на ведущую роль в нашей паре. Она догнала меня уже за хоккейным кортом, когда школу заслонили кроны сосен и елей.

— Ну и что случится с твоей Кравцовой? — спросила она.

Предложил Алине взять меня под руку — девчонка после недолгих колебаний всё же согласилась. Я посмотрел на её бирюзовые глаза. Отметил, что в школе они не были столь же яркими, как сейчас. Улыбнулся. И «вывалил» на Волкову описание своей встречи с Лёней Свечиным (той, что произошла в Ленинграде на Московском вокзале в июле тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года). Рассказывал я неторопливо, рассматривал веснушки на лице Алины, белую полосу шрама и ямочку на подбородке девчонки. Извлекал при этом из памяти не подробности своей беседы с Лёней — прокручивал в голове воспоминания о той ночи, когда избавлял Волкову от «эмоционального и физического напряжения». Алина будто прочла мои мысли — мочки её ушей потемнели.

Но десятиклассница не отвела взгляд.

— Что это значит: их всех убили? — спросила она.

Мы подошли к небольшой площади, рядом с которой возвышалась каменная глыба — памятник первооткрывателям Рудогорского железорудного месторождения. Маршрут я мысленно уже спланировал. Потому на площади не сбавил ход. Взглянул на пионеров, кормивших хлебными крошками голубей; на мужчин предпенсионного возраста, что увлечённо беседовали рядом с телефонной будкой; на трёх молоденьких мамочек с детскими колясками, которые будто забастовщики из капстран перегородили тротуар. Около памятника мы повернули на широкую пешеходную дорогу. Та вела в горку, где на самой высокой точке города располагались здание почты и мачта с радиопередающими антеннами.

В ответ на Алинин вопрос я пожал плечами.

Процитировал Леонида:

— Солдаты их всех убили. Тогда: зимой. Нас пятеро осталось. Из всего десятого «А» класса. Троих отправили доучиваться в «Б» класс. А нас с Ерохиной — в «В».