Рокотов выпустил в сторону зашторенных окон струю дыма, пожал плечами.

Чага усмехнулся, покачал головой — словно возмутился моей нерешительностью.

— Время есть, — произнесла Белла. — Но лучше сказать моей маме состав участников ансамбля раньше. Хотя бы через две недели.

Я кивнул.

Сказал:

— Уверен, что через две недели я чётко определюсь: поеду в Первомайск или останусь в Рудогорске. А пока прозондирую почву на счёт стихов для песен. Как только выясню что-то конкретное, сразу же вам сообщу.

Сегодня я снова прогулялся вечером по городу: не пошёл из Дворца культуры к своему дому по кратчайшему пути. Потому что в понедельник выслушал претензию от Лидочки Сергеевой. Одноклассница заявила, что больше часа дожидалась меня после танцев около входа в ДК. Причём, рассказала, что помимо неё меня поджидали и ещё «какие-то три девахи». Я не признался Лиде, что попросту сбежал от неё через служебный ход — наврал, что засиделся с музыкантами: «Обсуждали с парнями из ансамбля Рокотова план следующего концерта». Заверил Лидочку, что и в следующую (в эту) субботу после концерта освобожусь не скоро. Сказал Сергеевой, чтобы она не мёрзла после танцев на улице, а сразу шла домой. Заверил, что пообщаться мы с ней сможем и в понедельник: в школе, на перемене. Увидел тогда на Лидочкином лице ироничную ухмылку — поэтому и пошёл сегодня к дому обходным маршрутом.

До своей пятиэтажки добрался спокойно: без встреч с поклонницами и без стычек с желающими подраться. Опасение, что Сергеева устроила засаду около подъезда, не оправдалось. Решил, что Лидочкины планы относительно меня не столь серьёзны, как мне казалось. Объяснил себе это тем, что Котёнок я только на сцене — в «обычной» жизни я остался прежним «невысоким очкариком». Эту мысль подсказал факт, что количество любовных посланий за последнюю неделю снизилось (получил только семь предложений «дружить»). А вот количество визжащих девиц в зале около сцены заметно увеличилось. Я вспомнил, как нахмурился Рокот, когда зал сегодня приветствовал нас криками «Котёнок! Котёнок! Котёнок!..» Подумал, что Сергей Рокотов очень хотел заблистать на декабрьском фестивале. Неспроста же он мирился с тем, что неких невзрачный очкарик потеснил его на городском «звёздном олимпе».

О задумке Рокотова я размышлял, когда улёгся спать. Отметил: мысли Сергея о том, что звания лауреатов карельского фестиваля повлияют на прохождение военной службы, казались мне сомнительными и наивными. Понял, что меня не привлекала возможность участия в музыкальном конкурсе: планы на ближайшие шесть лет я мысленно уже сверстал — любое отступление от них теперь казалось бессмысленной тратой времени. Чувствовал, что восторг поклонниц моего «таланта» мне уже слегка приелся. А работа артиста и раньше не казалась хождением по лепесткам роз. «Республиканский музыкальный фестиваль молодёжи и студентов Карельской АССР», — отправил я «запрос» в память. Но та промолчала: с ноября тысяча девятьсот восемьдесят первого года Карельская АССР и связанные с ней события меня уже не волновали. Результатами того фестиваля я не интересовался, не читал о них в газетах.

Я почти погрузился в дремоту, когда вспомнил слова Изабеллы Корж об Афганистане. Сообразил, что по возвращении обратно в СССР почти позабыл об этой войне. А ведь некоторые мои друзья и знакомые на ней побывали (побывают). Съездят в эту «заграничную командировку» и два моих первомайских одноклассника. Оба вернутся из неё живыми. Но помять о той поездке сохранят на всю жизнь. Один умрёт от цирроза печени — в сорок лет. Второй дослужится до генеральских лампасов. Я не виделся с ним со школьного выпускного. Встретился с этим располневшим генерал-майором только за пять лет до того, как угодил в Нижегородскую больницу (в последний раз). Мой младший сын «пересёкся» с ним по работе — рассказал ему о моёй жизни и об аварии. Генерал явился ко мне домой с бутылкой коньяка — мы с ним допоздна гарланили песни «нашей молодости» (дважды приезжал вызванный соседями полицейский наряд).

От генерала я и узнал, что из Афганистана вернулись не все мои знакомые. Славка Романов из параллельного класса сразу после школы переехал с родителями в Новосибирск — туда и доставили из «дружественной заграницы» его запечатанное в цинк тело (потому мы и не побывали на его похоронах). Генерал не сообщил, как погиб Славка. Лишь обронил: «Ему просто не повезло». А вот я заинтересовался обстоятельствами смерти школьного приятеля. Прошерстил интернет в поисках информации. Славкину фамилию нашёл только на сайте «Погибшие» в графе «Афганистан». На букву «Р» увидел там девяносто три фамилии. Романовых оказалось два, но меня заинтересовал Вячеслав Романов. Я кликнул тогда на фамилию и увидел лишь три строки: «Звание: рядовой. Воинская часть: 345 опдп. Погиб: 15 января 1985 г.» Не нашёл никаких подробностей.

Я заглянул и под другие фамилии — там тоже не обнаружил пояснений. Только под одной фамилией увидел короткое пояснение, что «взвод попал в засаду и был уничтожен противником». Вспомнил, что эта запись было под фамилией… — фамилию погибшего сержанта из разведвзвода я без труда отыскал в памяти. А рядом с ней мысленно увидел и другую: знакомую. Мой сон вдруг улетучился. Я лежал на кровати, смотрел в потолок — глаза давно привыкли к полумраку. Не сразу, но я сообразил, что именно меня сейчас встревожило. Я чётко вспомнил, что когда кликнул на строку рядом с «Романов Вячеслав Фёдорович», то увидел и такую надпись: «Рокотов Сергей Валериевич». Под неё я тогда тоже заглянул. Память послушно выдала добытую в тот день информацию: «Звание: ефрейтор. Воинская часть: 103 ВДД 250 пдп. Погиб: 6 января 1985 г.»

В воскресенье перед школьным концертом для учителей я поинтересовался Рокотова его отчеством.

— Валериевич, — ответил Сергей. — С чего вдруг тебя, Котёнок, заинтересовало моё отчество?

Я провел пальцем по струнам взятой из кабинета директора школы гитары.

Ответил:

— Если вступлю в твой ансамбль, ты станешь моим начальником. Пока потренируюсь обращаться к тебе по имени отчеству. Вдруг, пригодится?

Перед выходом на сцену школьного актового зала я совершенно не волновался. Не грыз ногти и не маялся животом, как артисты из младших классов. В перерывах между выступлениями посматривал в зал. Видел, что сегодняшняя публика не походила на ту, перед которой я пел вчера. Смотрел на учителей, что сидели на зрительских местах с серьёзными лицами. Наблюдал за тем, как они скупо аплодировали участникам концерта. Как внимательно рассматривали юных артистов, словно мысленно выставляли тем оценки: за внешний вид, за артистизм, за правильный репертуар. Отметил, что педагоги одинаково реагировали и на читавших стихи октябрят, на сыгравшую на скрипке пионерку, и на пение Сергея Рокотова. Я удостоился от них всё тех же скупых аплодисментов, что и прочие участники концерта. Не услышал ни одного выкрика из зала: «Котёнок!»

Заметил сидевшую в центре зала симпатичную учительницу математики. Смотрел ей в глаза, когда исполнял вторую песню. Наши взгляды соединились примерно в середине первого куплета. В глазах женщины я прочёл удивление, смущение, интерес — всё это рассмотрел, пока вытягивал ноты. Скулы молодой учительницы за это время покрылись румянцем, словно женщине стало душно. А моя фантазия нарисовала множество восхитительных сцен с участием математички. Я обуздал распоясавшееся воображение. Напомнил себе, что стоял на сцене под лучами прожекторов. И что мои брюки не скроют реакцию шестнадцатилетнего организма на эротические фантазии. Зрительная связь между мной и симпатичной учительницей прервалась, лишь по завершению песни. Я мысленно поздравил себя, когда спускался со сцены: понял, что молодая математичка — орешек по моим зубам.

В третий свой выход на сцену я сразу же отыскал глаза учительницы математики (принципиально не смотрел на прочие не менее интересные части её тела). Гипнотизировал женщину все те минуты, что простоял на сцене. За это время математичка ни разу не отвела глаза. Изредка она смущённо улыбалась, потирала щёки и шею. Я уже чувствовал себя «победителем», спускаясь в зал. По завершении концерта вместе с прочими артистами отвешивал со сцены поклоны — следил за тем, как интересная мне особа направилась вслед за прочими учителями к выходу. И мне почудилось, что шагавший рядом с ней Василий Петрович (учитель физкультуры) обнял математичку за талию. Но уже в фойе школы я сообразил: не почудилась. Физрук по-хозяйски тискал молодую математичку на глазах у коллег. И эти его возмутительные действия не вызывали удивления или интереса у педагогов.