Или Рек-Маллечевен передает свое ощущение от людоедских шуточек геббельсовской пропаганды. Подыскивает аналогию: с чем бы сравнить это глумление над беззащитными, незащищенными, побежденными? Находит. Китобой расстреливает китиху, которая, погибая, пытается прикрыть своего китенка. Китобой весело смеется. Рек-Маллечевен замечает, что, видя эту смеющуюся харю убийцы, он поверил в то, что есть не только Бог, но и Сатана.

Рек-Маллечевен — исторический романист. Автор остросюжетных исторических романов. Любой исторический романист, от Александра Дюма до Юрия Давыдова, от Вальтера Скотта до Юрия Тынянова, есть у него какая-нибудь концепция исторического развития, нет ли таковой, не может не относиться к истории в полном согласии со словами Проспера Мериме (которые любил цитировать Пушкин): «История для меня — пачка хорошо рассказанных анекдотов». (Анекдотов в старом смысле этого слова, разумеется.)

Они просто не могут иначе относиться к истории. Они же писатели. Им нужны интересные, занимательные, захватывающие происшествия. Нужны яркие люди, чтобы читателю было что читать. Отсюда особенность дневника Река-Маллечевена. Люди, появляющиеся на его страницах, яркие, запоминающиеся. Будь то Людендорф, который звонит в самый разгар Первой мировой на балканский фронт, чтобы узнать, можно ли на Балканах выращивать… клубнику, или Вильгельм II, задом наперед надевающий гетры. Все эти мелкие подробности, детали — особенность писательского зрения, особенность зрения исторического романиста. Все персонажи дневника Река-Маллечевена — живые. С кем-то из них читателю хотелось бы посидеть за столиком в кафе, с кем-то на одном гектаре не пристроился бы… но все они — живые.

Рек-Маллечевен не просто прирожденный аристократ. Он — убежденный, идейный аристократ. То есть консерватор, чтобы не сказать реакционер. Он — читатель, почитатель и друг Освальда Шпенглера. Дневник Река-Маллечевена начинается с сообщения о смерти Шпенглера и замечательной новеллы об этом философе. Именно новеллы, а не просто мемуарной заметки или эссе. Рек-Маллечевен — принципиальный враг буржуазного строя, буржуазии, технического прогресса, всего того, что началось в Европе после Великой французской революции и промышленной революции в Англии.

Нацисты для него — наследники кровожадных якобинцев; безжалостные модернизаторы, работающие на пользу крупных капиталистических корпораций, превращающие крестьянскую Германию в технизированную промышленную страну, страну массового общества, распропагандированную тупо и по-людоедски.

Нацисты для него — никакие не консерваторы, никакие не реакционеры, возрождающие древние обычаи и традиции, но самые что ни на есть революционеры, уничтожающие не только баварское, но и немецкое, создающие другое, не германское общество. Общество варваров, вооруженных самоновейшей техникой.

Нельзя не признать, что рассуждения настоящего консерватора весьма плодотворны. Многое в них верно и неоспоримо. Как нельзя и признать то, что консервативная (или реакционная) критика Река-Маллечевена, обращенная против массового общества, общества атомизированных потребителей, не только остроумна, но и во многом верна. Нельзя не признать, что опасность победы фашизма в таком обществе весьма велика. Особенно если такое общество только формируется, как это произошло в вильгельмовской Германии и Веймарской республике.

Точно так же нельзя не признать, что шпенглерианство Река-Маллечевена уберегает его от одной весьма распространенной ошибки: от веры в прогресс. («Ничто так не сковывает свободу мысли, как вера в прогресс», — писал в дневнике Лев Толстой.) Кто сказал, что прогресс необратим? Кто сказал, что человечество не может погибнуть? Кто сказал, что человечество не может вернуться во времена варварства и стагнации? Разве такие возможности не должен учитывать думающий человек? Рек-Маллечевен учитывает.

Рек-Маллечевен — католик. Причем католик, который перешел в католицизм уже будучи взрослым, много пожившим человеком. То есть он — сознательный католик, думающий и верующий христианин. Отсюда его уверенность в собственной правоте, пусть даже те, кто не правы, сильнее. Для него Бог не на стороне батальонов. Для него Бог на стороне полного отсутствия каких бы то ни было батальонов, на стороне слабости, против силы.

Отсюда его неприятие национализма в любом его виде. «Нет ни эллина, ни иудея» — эта максима апостола Павла в международной церкви католиков ощутимей, чем в национальных церквях протестантов и православных. Кстати, чрезвычайно тонкое наблюдение Река-Маллечевена о позднем появлении национализма в истории, о революционном происхождении национализма (первыми националистами, — справедливо замечает он, — были французские якобинцы и бонапартисты) делает ему как историку и историософу честь.

Отсюда вера Река-Маллечевена в конечную победу добра над злом. Заметьте, эта вера отнюдь не идентична вере в прогресс. Прогресс ведь может быть осуществлен и силами зла. Прогресс безразличен к этике. Отсюда самостояние Река-Маллечевена. Его вызывающее поведение. Его смелость. Смелость не только в том, что он пишет разоблачительный дневник, переполненный ненавистью к новым хозяевам Германии, прекрасно зная, что ни его дворянство, ни связи с теми или другими «большими людьми» не защитят его от гестапо. (Не защитили. Впрочем, дневник во время обыска не нашли…)

Смелость еще и в вызывающем уважение поведении. В кинозале, во время кинохроники, в момент, когда Гитлер, узнав о капитуляции Франции, улыбается, бьет ногой в землю и только что не бросается в присядку, Рек-Маллечевен встает и демонстративно уходит, не обращая внимания на ликующих кинозрителей. Военное ведомство нацистов собирается забрать у него часть земли для строительства завода, разумеется, за оговоренную (и немалую) денежную компенсацию. Помещик отказывается от сделки и грозит представителю ведомства: мол, если вы будете продолжать бессмысленные и надоевшие мне словопрения, вас вынесут из моего кабинета ногами вперед.

Понятно, что Рек-Маллечевен нарывался. Он и нарвался. В 1944 году его сначала арестовали, потом ненадолго отпустили, а потом все-таки отправили в Дахау.

Информация основана главным образом на материалах статьи Гельмута Эберта и Томаса Хассельвандера «Бахвал, эксцентрик, полемист и жертва: Рек-Маллечевен», опубликованной в Архиве Пазинга (Ebert H., Hasselwander T. Schwadroneur, Excentriker, Polemiker und Opfer: Reck-Malleczewen. Pasinger Archiv, 1992. S. 20–32), а также биографическом очерке «Фридрих Рек» Кристине Цайле в книге «Фридрих Рек: Дневник отчаявшегося. С биографическим эссе Кристине Цайле» (Friedrich Reck: Tagebuch eines Verzweifelten. Mit einem biographischen Essay von Christine Zeile, Frankfurt am Main: Eichborn, 1994. S. 251–298).

Reck Malleczewen, Friedrich & Irmgard (von Borcke), № 12767.2, 2014.

Здесь и далее в скобках указаны страницы наст. изд. Примеч. пер.

Оба романа изданы в Берлине в 1937 г.

Friedrich Percival Reck-Malleczewen: Tagebuch eines Verzweifelten. Zeugnis einer inneren Emigration. Mit einem Vorwort von Klaus Harpprecht. Stuttgart: Goverts 1966 (Фридрих Персиваль Рек-Маллечевен: Дневник отчаявшегося. Свидетельство внутренней эмиграции. С предисловием Клауса Харппрехта. Штутгарт: Говертс, 1966).

Friedrich Percival Reck-Malleczewen: Tagebuch eines Verzweifelten. Mit einem Vorwort von Bernt Engelmann. Berlin/Bonn: J. H. W. Dietz Nachf. 1981 (Фридрих Персиваль Рек-Маллечевен: Дневник отчаявшегося. С предисловием Бернта Энгельманна. Берлин/Бонн: Й. Х. В. Диц Нахф, 1981).