— Не согласится Гордая-то, — сказал Кленов. — Она приросла к родным местам.

— А мои хуже, что ли?! — вспылил Бантик. — Сам Николай Васильевич Гоголь писал о моих краях. Да еще как! Помнишь?

— Помню. Посредине Миргорода лужа...

— Так это было, а сейчас Миргород всем городам Миргород.

Бантик приподнялся, снова посмотрел на часы. В небе появился самолет. Данила определил, что летит Новиков. Лейтенант вывел истребитель на посадочную прямую, снизился и, мягко коснувшись колесами бетонки, приземлился. Развернувшись, Прохор зарулил на стоянку, открыл фонарь, легко выбрался из кабины.

Навстречу лейтенанту бежал Бантик. Прохор еще издали крикнул ему:

— Спасибо, ефрейтор, сработал как часы.

— На наших «мигах» можно самого господа бога за бороду схватить, — ответил Данила.

— Ну, это уж слишком, — ударил шлемофоном о ладонь Новиков. — Может быть, лет через десяток еще куда ни шло — достанем.

— А может быть, и раньше, товарищ лейтенант!

— Поживем — увидим, — уклончиво ответил Прохор и потрепал Бантика за выгоревшую шевелюру.

Через несколько минут приземлился и лейтенант Тарасов, самолет которого обслуживал Кленов. Егор так же, как и Данила, встретил летчика. Тарасов показал большой палец, — значит, самолет вел себя прекрасно.

— Иначе не можем, — ответил Кленов и захлопотал возле машины.

Вечером, вернувшись с полетов, подполковник Крапивин вместе с замполитом майором Фадеевым сидели в кабинете, подводили итоги рабочего дня.

— Кого, Иван Иванович, отметим? — спросил Фадеев, просматривая свою записную книжку. В этот талмуд, как называл свой блокнот Николай Уварович Фадеев, было занесено самое важное и самое ценное. Вот уже год, как он работает в полку. В прошлом сам летчик, Фадеев был списан с летной работы по состоянию здоровья, окончил Военно-политическую академию и получил направление в Группу советских войск в Германии. Немного вспыльчивый, но общительный, он сразу пришелся, как говорят, ко двору, подружился с командиром подполковником Крапивиным, человеком немногословным, угрюмым на вид, однако душевным и прямым.

Иван Иванович закурил, затянулся, подумал.

— Из летчиков? По-моему, лейтенанта Новикова. Хорошо работал. Твердая рука у парня, пожалуй.

— Я себе тоже пометил. — Фадеев полистал книжечку. — Понимаешь, Иван Иванович, в Новикове как-то воедино слиты умение, выдержка и высокая ответственность. Ведь и молод еще, но со своим почерком.

— Отметить, Николай Уварович. Пусть «молнию», что ли, выпустят. Хотя какая уж это «молния», если такой день с плеч свалили.

— Расскажем о Новикове подробно, очевидно, в газете. Я поручу написать.

— Пожалуй.

В дверь постучали. Крапивин разрешил войти. В кабинете с папкой под мышкой появился офицер. Он подошел к столу, положил папку перед Крапивиным.

— Ознакомьтесь, пожалуйста, товарищ подполковник, с новыми документами.

— Хорошо, вы свободны, — сказал Крапивин и продолжал разговор с замполитом. — Так, значит, лейтенанта Новикова. И техника лучшего надо бы показать. Достойны ребята. Забываем о них как-то, Николай Уварович.

— Техника? Конечно. Без техника летчик сирота, — поддержал Фадеев. — Так кого же?

— А по-твоему?

— Я бы отметил Павлова из второй эскадрильи. Работяга. Золотые руки у парня, светлая голова.

— Пожалуй. А как Устоев? — спросил Крапивин.

— Толковый. Хорошо готовит машины, но без огонька. Подождем, Иван Иванович. Активности не проявляет, хотя и комсомолец.

— Пожалуй.

Пока Фадеев делал пометки в книжечке, Крапивин курил, разглядывая таблицу. Среди фамилий летчиков он нашел Новикова Прохора, пробежал глазами по графе «Количество налетанных часов в простых и сложных условиях», подумал: «Мало летает хлопец, а другие и того меньше. Сдерживаем молодняк. А раз летчик мало летает, теряет перспективу, уверенность...»

— Да, Николай Уварович, — проговорил вслух Крапивин, вставая, — надо разобраться.

Фадеев поднял на командира глаза. Крапивин шагнул к таблице, закрыл своей крупной ладонью фамилии молодых летчиков.

— Сколько их у нас? — спросил Фадеев.

— Кого? — не понял замполит.

— Молодых.

— А-а-а, ты вот о ком. Ну, семь человек.

— Это же сила, Уварыч!

— Сила.

— А мы их в черном теле держим.

— Я тебя не понимаю, — удивился Фадеев. — При чем тут «черное тело»? Ребята как ребята, крепыши, что дубки молодые.

— Да я не о том. Смотри, летают-то сколько, кошачьи слезы, пожалуй.

Николай Уварович подошел поближе к таблице. Надел очки.

— Да сними ты их, не позорься, — незлобиво проворчал Крапивин. — Эти цифры в наших талмудах должны быть. — Крапивин показал на свою голову. Оба рассмеялись. — Вот я и говорю, Уварыч, тут надо разобраться, — продолжал командир. — Почему ребята штаны протирают, как футболисты на запасных скамейках?

Фадеев внимательно посмотрел на таблицу, прикинул количество налетанных часов у «стариков» и «молодняка». Разница значительная. На первый взгляд это закономерно. Летчики несут службу за пределами страны, как говорят, на переднем крае. Тут, разумеется, нужна постоянная высокая боевая готовность. Того и гляди скомандуют: боевая тревога, вылететь на перехват нарушителя. Кто лучше выполнит такую сложную и ответственную боевую задачу? Конечно, летчики, у которых первый и второй класс. Ну, а как быть с молодыми? Пусть учатся, постепенно войдут в дело — у них все впереди.

Фадеев резким движением снял очки, положил в футляр.

— Ты прав, надо разобраться. И, по-моему, следует начинать разговор с молодыми. Тут был один сигнальчик на этот счет, но я, черт меня побери, как-то за текучкой позабыл о нем. — Фадеев полистал блокнот. — Беседовал я недавно с лейтенантом Веселовым. Ты его, конечно, знаешь?

— Пожалуй, — улыбнулся про себя Крапивин.

— Такой жизнерадостный хлопчик, курчавая блондинистая шевелюра, стихи сочиняет, любит Есенина. Прочитал он мне что-то из Есенина, кажется, ох, дай бог памяти, «Письмо к женщине». Я его пожурил немного, к чему-де читать такие стихи. Ты, конечно, помнишь это стихотворение?

— Пожалуй, — ответил Иван Иванович.

— Он жаловался, что быт у молодых не устроен. В общежитии неуютно, газет не бывает. Навели порядок. Но вот Веселов, между прочим, сказал, мол, ребятам летать мало дают. Об этом-то я и забыл тебя информировать.

— Слона-то и не приметил, — подковырнул замполита Крапивин.

Фадеев смутился.

— Точка, — сказал Крапивин. — Это и мое упущение. Давай исправлять вместе.

— Начнем разговор с молодыми, — успокоившись, предложил Фадеев.

— Пожалуй, — согласился Крапивин. — А теперь посмотрим, что начальство предписывает. — Он поудобнее уселся на стуле, убрал в сторону пепельницу, чернильный прибор, пресс-папье, взял красно-синий, хорошо отточенный карандаш, раскрыл папку.

Первое, что прочитал Крапивин, — приказание о выделении спортсменов на соревнования. Поморщившись, Иван Иванович подумал: «Опять сачковать поедут, животы на солнце греть, а другие за них с утра до ночи вкалывать будут». Однако на уголке предписания наложил резолюцию: «Командирам эскадрилий. Обеспечить и проследить. Исполнение доложить. Крапивин».

Прочитал и другие документы, на которых также появились указания: «Ознакомить до летчика включительно», «Прочитать всему личному составу», «Исполнить к такому-то числу...» И внизу роспись: «Крапивин».

Документы Иван Иванович откладывал Фадееву. Замполит, прочитав их, произносил вслух: «Согласен» или «Здесь следовало бы подключить инженера». В ответ звучало крапивинское «Пожалуй» — и на документе появлялась дописка: «Подключить инженера».

— Эге, да тут, оказывается, есть кое-что и посерьезнее, — произнес Крапивин, беря новый документ. — Давай почитаем вместе, вслух, так сказать, — обратился он к Фадееву.

Крапивин подал документ замполиту:

— Читай, у тебя это лучше получается.