— Что он делает?! — воскликнула Бригитта. — Оторвет голову!

— Не первый раз, — сказал немец-сосед. — Считайте, сколько оборотов сделает.

Прохор начал считать.

— Раз, два, три...

— До этого два раза обернулся.

— Шесть, семь... десять...

— Задохнется человек, ей-ей, задохнется, — сказала Бригитта.

— На рекорд пошел, — сказал немец.

Погонщик хлопнул над хоботом руками. Дик остановился, открыл пасть. Хозяин как ни в чем не бывало вынул из нее голову, закричал:

— Кто еще хочет попробовать, выходи! — Погонщик сдернул с головы шляпу, поклонился публике. Бригитта заметила, что из его уха течет кровь. Она зажмурилась.

— Пойдем, Прохор, не могу.

Вышли в город, когда начало темнеть, сели в такси. Проехали по главным магистралям. Поужинали в небольшом ресторанчике. И теперь, уставшие, стояли посредине моста на Эльбе. Справа по набережной тянулась цепочка ярких электрических фонарей, слева в сквере играл эстрадный оркестр, впереди, наверное, на мачте какого-то суденышка виднелся ярко-красный огонек, похожий на огонек одинокой в ночи папиросы.

— А как там Бантик и Кленов поживают? — спросила Бригитта и выпустила из рук небольшой камешек. Она мгновение провожала камешек глазами, но тут же потеряла: темная летняя ночь проглотила его.

— Добрые хлопцы, — ответил Прохор. — С такими не пропадешь. Жаль, что скоро увольняются в запас.

— Кленов серьезный, как ты, — сказала Бригитта.

— Так уж я и серьезный, — запротестовал Прохор. — Скучный, значит?

— Нет, зачем же. Я люблю серьезных.

— У нас профессия такая — серьезности требует. — Прохор повернулся к Бригитте. — А человек я, как все, обыкновенный.

Бригитта тряхнула головой.

— Раз я люблю, значит, необыкновенный. — Она взяла его большую ладонь в свои маленькие тонкие руки, прижала к груди. — Необыкновенный ты мой.

Прохор привлек к себе Бригитту и поцеловал.

— Не устала?

— Немного.

— Может, пройдем в скверик, посидим.

— Там шумно. Лучше здесь. — Бригитта наклонилась через перила. — Смотри, пароходик как запоздал!

Под мостом действительно прошлепал колесами старый небольшой пароходик, протяжно загудел.

— Как твоя мама себя чувствует? — спросил Прохор.

— В Бромбахе отдыхает. Поправилась, пишет.

— Будет работать?

— Разве она откажется от любимого дела. Ребятишки для нее все. Прохор... Я хотела тебе сказать... — Бригитта положила руки ему на плечи. — Ты помнишь наш разговор возле пруда.

— Помню... — Он взял ее ладони в свои.

— Я согласна стать твоей женой, — еле слышно прошептала она.

Прохор ничего не ответил. Он лишь привлек к себе Бригитту и начал целовать ее глаза, щеки... А там внизу, под мостом, текла Эльба, глубокая и полноводная река, текла спокойно, величаво, как текут и наши, русские великие равнинные реки, которые часто грезятся Прохору во сне, о которых, как и о своей родной Оке, он тоскует до боли в сердце.

— У нас будет сын.

— И дочь, — подсказала Бригитта.

— Это хорошо.

Прохор отправил Бригитту домой рано утром в понедельник, а сам получил документы в девять, прочитал заключение — здоров.

Он вышел на мост, где недавно расстался с Бригиттой, поймал попутную военную машину и умчался в свой полк. Старший лейтенант Прохор Новиков всем существом своим чувствовал: его полк находится в полной боевой готовности.

И он не ошибся.