Ибо у тех пленников не было ничего, кроме удаления [от царя],

видеть Фир‘ауна не было им приказа.

850 Если попадались они на пути перед ним,

то по закону ложились ниц.

Закон был таков: «Да не увидит ни один пленник

ни днем, ни ночью лика того предводителя!

Как только возгласы глашатаев на дороге услышит,

чтобы не видеть [его], пусть повернется лицом к стене.

Если же увидит его лицо, будет повинен,

самое худшее на голову ему падет».

Была у них жадность к лицезрению запретного,

так как жаден человек к тому, что запрещено[130].

855 «О пленники, на площадь идите,

ибо есть надежда на лицезрение царя и [его] щедрость!»

Когда услышали благую весть израильтяне,

то испытали они жажду и сильно возжелали [этого].

Хитрость проглотив, в ту сторону помчались,

к явлению [лица Фир‘ауна] приготовились.

Так же, как здесь один знаток хитростей, монгол

сказал: «Я ищу кое-кого из египтян.

Египтян соберите в этой стороне,

чтобы пришел тот, который нужен, [ко мне] в руки».

860 О каждом, кто приходил, говорил он: «Не тот!

Войди же, господин, присядь в том углу».

[Так было], пока таким образом не собрались все,

при помощи этой хитрости им головы отрубили.

Злосчастье их в том, что в стороне призыва к молитве,

они не обратились с просьбой к зову /призывающему/ Аллаха.

Приглашение коварного их увлекло;

берегись же коварства Шайтана, о праведный!

Вопли бедняков и нуждающихся услышь,

чтобы не внимало воплю лукавого твое ухо.

865 Если нищие алчут и обладают мерзким нравом,

то среди обжор обладателя сердца ты ищи.

На дне моря – жемчуга вместе с камнями,

вещи, что заслуживают гордости, – среди позоров.

Тогда взволновались израильтяне,

с утра в сторону площади побежав.

Когда хитростью их на площадь он привел,

лицо свое показал им, весьма свежее.

Ободрил он [их] и оказал много милостей:

и подарки, и обещания давал тот Кубад[131].

870 После этого сказал он: «Ради вашей души

все на площади спите сегодня ночью».

Ответили они ему: «Будем служить,

если захочешь – целый месяц будем здесь жить».

Царь вечером возвратился веселый,

оттого что сегодня ночь зачатия, а они вдалеке от жен.

Казначей его ‘Имран[132] также, служа ему,

пришел в город, приближенный его собеседник.

Сказал [Фир‘аун]: «О ‘Имран, спи возле этой двери,

смотри, не ходи к жене и общения [с ней] не ищи!»

875 Тот ответил: «Буду спать прямо на этом твоем пороге,

ни о чем не помыслю, кроме желания твоего сердца».

Был ‘Имран также из израильтян,

но Фир‘ауну был предан душой и телом.

Разве он думал, что тот взбунтуется,

то, чего страшится душа Фир‘ауна, совершит?

Царь ушел, а он на том пороге заснул,

в полночь пришла его повидать супруга.

Жена на него упала и поцеловала его губы,

заставила его вскочить ото сна посреди ночи.

880 Проснулся он и увидел жену красивую,

дождем осыпал поцелуями губ ее губы.

Сказал ‘Имран: «Как ты пришла в такое время?»

Ответила: «Из-за влечения и Божественного приговора».

Притянул ее в объятия из любви [к ней] муж,

не стал вступать в тот миг в битву с самим собой.

Соединился он с ней, вручил [ей] залог,

затем сказал: «О жена, не малое это дело!

Железо по камню ударило, и родился огонь,

огонь, который царю и царству его враждебен.

885 Я – как облако, а ты – земля. Муса же – растение;

Истинный – шахматный король, а нам – мат, погибель.

Мат и выигрыш, знай, принадлежат королю, о невеста,

не считай их нашими, не насмехайся над нами.

То, чего боится этот Фир‘аун,

осуществилось в этот миг, когда соединился я с тобой!»

«Не раскрывай, не говори ни слова ни о чем из этого,

чтобы не постигла меня из-за тебя сотня печалей!

В конце концов проявятся следы этого,

когда придут знамения, о милая!»

890 В тот миг со стороны площади крики

донеслись от людей, наполнился [ими] воздух.

Царь от страха выскочил наружу тут же

босой: «Что это за гвалт, а?

Со стороны площади что это за шум и вопли,

что от ужаса перед ними шарахаются джинн и див?»

Сказал ‘Имран: «Да продлится жизнь нашего царя!

Это народ израильский радуется за тебя!

Дарам царя они радуются,

пляшут и хлопают в ладоши».

895 Сказал [Фир‘аун]: «Ладно, пусть будет так, однако же

подозрениями и сомнениями я основательно наполнен».

«Этот глас душу мою изменил,

от горя и печали горькой меня состарил».

Все приходил и затем уходил царь,

всю ночь, как беременная женщина во время родов.

Всякий раз говорил он: «О ‘Имран, меня

сильно потрясли эти вопли».

Не было смелости у ‘Имрана несчастного

рассказать о соединении с супругой,

900 Что жена ‘Имрана к ‘Имрану прокралась,

дабы звезда Мусы появилась.

Каждый посланник, когда входит в лоно,

звезда его на небосводе восходит.

На небе появилась та его звезда —

ослепление для Фир‘ауна, его хитростей и козней.

Настал день, сказал он: «О ‘Имран, пойди

разузнай о том гвалте и том крике!»

Отправился ‘Имран к той площади и сказал:

«Что это был за гвалт? Царь не спал!»

905 Каждый звездочет с обнаженной головой, разорванной одеждой,

подобно соблюдающим траур, поцеловал землю.

Как у соблюдающих траур, голос их

был охрипшим от криков и одежда темна.

Бороды и волосы вырвали, лица расцарапав,

посыпав на голову прах, с глазами, полными крови.

Сказал [‘Имран]: «Полно, что это за волнение, в чем дело?

Разве дурное знамение подает злополучный год?»

Извинились они и сказали: «О амир,

нас длань Его предопределения пленила!

910 Мы столько всего сделали, а счастье потемнело,

враг царя появился и одолел.

Ночью звезда того мальчика взошла явно

на чело небосвода, к нашему ослеплению.

Засияла звезда того пророка на небе,

мы же стали проливать звезды [из глаз] от рыданий».

С сердцем радостным, весел ‘Имран, но из притворства

руками по голове бил, [восклицая]: «Ах! Разлука!»

Притворился ‘Имран гневным и недовольным,

пошел, как безумный, лишенный разума и сознания.

915 Притворившись косноязычным, заговорил,

речи весьма грубые произнося сборищу.

Притворился недовольным и печальным,

повел игру в перевернутые нарды.

Сказал им: «Вы обманули моего царя?

От предательства и алчности не удержались?

На царскую площадь вы устремились,

честь нашего царя опозорили!»

Тогда ударили они себя в грудь: