Бен дернул ее назад.
Рука Райдера закрыла ей рот, заглушая ее.
— Эй, медвежонок.
Она напряглась, просто желая убежать, а затем вся энергия покинула ее. Она обмякла в объятиях Бена.
Райдер убрал руку и убрал волосы с ее лица.
Через секунду она открыла глаза.
Даонаины молча уставились на нее, нахмурив брови и качая головами. Да, она разочаровала их всех. Они пришли в ужас.
— Все было не так, — проворчал Седрик. — Она…
— Именно так все и произошло. — Гавейн осторожно отодвинул Энджи в сторону и вышел из толпы вместе с Оуэном. Он хмуро посмотрел на Козантира своей территории. — Я же тебе тогда и сказал.
Седрик покраснел еще сильнее.
— Осторожнее, кот, или ты окажешься вне…
— Ш — ш—ш. — Зашипев, кахир Оуэн встал перед Гавейном.
— Что ж, — перебил его Алек, — я думаю, моя подруга назвала бы ваше Собрание сборищем придурков. — Его голос звучал непринужденно. Гладко. — Кажется странным, что Бог изгнал женщину только за то, что она была боевым трофеем.
— Действительно, странно. — Нахмурившись, Калум наклонился и провел кончиками пальцев по шрамам на щеке Эммы. Сделал это снова. Его пальцы были горячее, чем нормальная температура кожи, и оставляли после себя покалывание. — Эмма, почему ты сказала, что тебя изгнали?
— Потому что я… я была… — Ее трясло так сильно, что было невозможно дышать.
— Полегче, медвежонок, — пробормотал Райдер. Его руки сомкнулись вокруг нее.
— Я изгнал ее. По праву. — Когда Козантир с Горы Худ изогнул пальцы в виде когтей, Эмма вздрогнула.
— Ты пытался. — Голос Калума с акцентом стал ледяным. — Похоже, Бог не согласился.
Бен откашлялся.
— Когда Мать прощает, чернота исчезает, оставляя после себя только обычные шрамы. Так…
Так откуда Калум мог узнать, произошло ее изгнание или нет? Эмма нахмурилась.
Калум взглянул на Бена, а затем улыбнулся ей.
— Для глаз ничего не осталось. Но изгнание оставляет следы на душе для тех, кто может видеть. — И Козантир мог видеть.
— А она не была изгнана? — Седрик уставился на нее. Он отступил назад с таким видом, словно его ударили.
Эмма коснулась своего лица, ощупывая тонкие шрамы. Седрик объявил о ее изгнании, но она так и не смогла увидеть черные отметины на своем лице.
Она никогда не смотрела.
Я никогда не была изгнана.
— Но Андре и Гэри погибли из — за меня.
— Ты была предлогом. Ты ничего не сделала. — Гавейн взглянул на Калума. — Черт возьми, Эмма была настолько невинна, что даже не знала, как флиртовать, не говоря уже о том, чтобы заставить двух мужчин подраться. Я был ее первым мужчиной. Каждый раз, когда кто — то приводил ее в комнату, она удивлялась — наполнялась восторгом, что кто — то хотел ее.
Эмма покачала головой.
— Но, я…
— Клянусь Богом, — пробормотал Райдер и крепче прижал ее к себе. — Медвежонок, разве ты не видишь? Эти самцы были настроены на драку. Если бы не ты стала причиной, они нашли бы что — нибудь другое.
Бен поцеловал ее пальцы.
— Медвежонок, ты просила их бороться за твою благосклонность?
— Нет, конечно, нет!
— Довольно много женщин так делают, — Райдер посмотрел направо, и его взгляд стал холодным. — Женевьева всегда так делала. Это не противозаконно… просто дерьмово.
— Но я выбрала мужчину и поддалась другому.
— Да, — согласился Бен. — Это нормально. Такое случается. Более опытная женщина, возможно, смогла бы контролировать свою реакцию.
— Но женщина на своем первом Собрании обычно дезориентирована, — сказала Вики. — Ты не контролируешь себя. Твой разум захвачен всеми ощущениями.
Запах каждого мужчины, звук голоса, смех… Она все время терялась. Она повернулась к Гавейну.
— Я не флиртовала? Не сделала ничего плохого?
— Нет, ты вообще ничего не сделала. — Он улыбнулся. — Нет закона, запрещающего быть очаровательной.
Рычание Бена вырвалось из его груди и отдалось вибрацией на ее коже.
Гавейн осторожно отступил на шаг.
Удовлетворенно ворча, Бен погладил ее по волосам.
— Ты отреагировала, как любая молодая самка, дорогая. Ты не сделала ничего плохого.
Ее глаза наполнились слезами. Она заплатила, возможно, несправедливо, но она была здесь и…
— Они умерли.
Обняв одной рукой Вики, Алек встал рядом с Калумом.
— Последствия глупости могут быть суровыми. Они были молоды, движимы тестостероном и неуправляемы. Они заплатили ужасную цену.
— Мир не всегда справедлив. — Бог все еще стоял за плечами Калума, когда тот обратил свой черный взгляд на Седрика. — Но решения, выносимые Козантиром, должны быть справедливыми.
— Три года. — Рука Райдера болезненно сжала ее руку. — Ты жила изгнанницей три гребаных года. — С каждым вздохом его рычание становилось все слышнее.
— Эмма. Клянусь Богом… — Козантир с Горы Худ опустился на колени, словно не в силах удержаться на ногах. — Что я наделал?
— Ты загнал беззащитную, невинную женщину в изгнание. Заставил ее думать, что она виновна. Одна за троих. Черт. На годы. Вот, что ты сделал. — Ярость Райдера отразилась от гор. Он поднялся. Его руки превратились в когти.
На поляне оборотни зашептались, и Эмма поняла, что их гнев был сосредоточен на Козантире с Горы Худ. За Эмму.
У нее есть друзья. Друзья.
Прежде чем Райдер успел напасть, Эмма схватила его за икру обеими руками и удержала. — Никаких драк.
— Он обидел тебя. Он…
— Возможно. Но Гэри был его сыном. Ты знаешь, как бы ты себя чувствовал, если бы Минетта была ранена или… — Умерла. Она даже не могла произнести это слово. Мир остановится, если Минетта умрет.
Райдер замер, а через секунду его пальцы разжались.
— Черт. — Он встретился с ней взглядом, разделяя это знание. Смерть ребенка была бы самой страшной болью из всех возможных.
— Эмма. — Все еще стоя на коленях, Седрик прослезился. — Я был так… переполнен ненавистью. Смерть Гэри. Смерть Андре. Ни в том, ни в другом не было твоей вины. — Его челюсти сжались, когда он понизил голос. — В своем горе я искал кого — то или что — то, чтобы обвинить.
От него исходила боль.
— Козантир…
Он покачал головой, его губы изогнулись в полуулыбке.
— Не очень долго. Думаю, когда я вернусь, Бог уберет от меня свою руку и выберет другого. Мое зрение стало… не таким острым.
— Но… — Он больше не будет Козантиром своей территории?
Он наклонился вперед и взял ее за руку.
Бен за ее спиной напрягся. Райдер подошел ближе.
— Эмма, ты не такая, как твоя мать, и никогда ею не была. Теперь я это ясно вижу. Город и я относились к тебе несправедливо — как к ребенку, как к женщине, как к барду. Надеюсь, в конце концов, ты сможешь простить меня.
— Я уже простила, — мягко сказала она.
Она кое — что узнала о людях. О Седрике. И о Райдере тоже. И ее мать, и Женевьева были похожи на камни, падающие в маленький пруд. Эгоцентричное воздействие привело к тому, что гнев и ненависть выплеснулись наружу и повлияли на окружающих.
Усмехнувшись, Алек помог ошеломленному Козантиру подняться на ноги.
— У Эммы мягкое сердце. Моя женщина выпотрошила бы тебя и оставила койотам.
— Чертовски верно, — ответила Вики.
— Мне все равно, выпотрошит она его или нет. У меня тут другие заботы. — Райдер поднял Эмму с колен Бена и поставил на ноги. — В его темном голосе появились резкие нотки. — Черт возьми, женщина, какого хрена ты не рассказала нам обо всем этом раньше?
— Черт возьми, женщина?
Прошу прощения?
Она пережила Седрика, изгнание, поход с горы. Ее запас вежливости был исчерпан. Все израсходовано.
— Дай подумать. — Она уперла руки в бока. — Может, потому что ты нравишься мне всего неделю или около того? Или, может быть, потому что у тебя проблемы с женщинами?
Он моргнул, глядя на нее, пораженный, как пума, которую мышь укусила за нос.
Черт возьми, женщина. О-о-о, обида все еще жгла. Если подумать, разве он не просил ее об одолжении? — Не сделаешь ли ты мне одолжение и не отлупишь меня, когда я все испорчу?
