Ее руки крепче сжали его плечи.

— Нет. Тебе нужна женщина, которая останется здесь, в этом городе, а не та, которая…

Его брови приподнялись.

— Какого черта? Ты, черт возьми, не вернешься в лес.

— Нет. Я просто… уеду… в конце концов. — Она отвела взгляд.

— Почему, Эмма?

Она покачала головой и высвободилась из его хватки.

— Пошли. — С тростью в руке она, прихрамывая, направилась к двери.

Он скрестил руки на груди. О, нет, черт возьми. На этот раз он отпустит ее, но рано или поздно выяснит, что привело ее в лес и удерживало там.

Бен поцеловал ее вчера вечером, перед тем как они покинули таверну. Эмма закончила вытирать полотенцем свои волосы длиной до ягодиц и посмотрела на себя в зеркало в ванной. Он не только поцеловал ее, она позволила ему. О чем она только думала?

Ах, но она знала. Несмотря на решимость ее разума избегать спаривания, ее тело жаждало прикосновений. Объятий. Поцелуев.

Бен был бы сияющей звездой в мечтах любой женщины. Самые волнующие истории в репертуаре бардов были о кахирах, огромных и мускулистых, храбрых и сильных. И все же в песнях никогда не упоминалось, что кахир может быть таким… нежным… с женщиной.

В эти дни, просто уловив запах Бена в воздухе, она чувствовала слабость. Слыша его голос, вне внутри нее плавилось. И когда он смотрел на нее с жарким блеском в голубых глазах, ей ничего так не хотелось, как прижаться к нему и позволить ему делать то, что он хочет.

Спаривание с Беном. Нет, нет, нет.

Натягивая джинсы и нежно — голубую рубашку, которую оставила Энджи, она нахмурилась. Секса не будет. Никогда. На самом деле, ей следовало съехать из его дома. Но куда?

Пристегнув бандаж на ногу, она села на край кровати, глядя в окно на руины его заднего двора. Он сказал, что его усилия были направлены на восстановление обветшалого интерьера, а снаружи придется подождать. У нее так и чесались руки выйти и навести порядок в том, что, вероятно, было впечатляющими садами. Будучи ребенком, она убегала от гнетущей атмосферы своего дома и ходила по пятам за старым садовником.

Сирша был медведем, большим и крепким, и, как со многими медведями, с ним было легко. Он был недоволен строгим распорядком ее матери и демонстративно прятал травы среди ярких цветов. Не обращая внимания на застенчивость Эммы, он разговаривал сам с собой.

— Похоже, мне нужно выкопать эти ирисы и разделить их. — Он тыкал пальцем в землю. — Не слишком мокро, хорошо. Луковицы не любят сырости, не так ли?

Когда он застал ее поющей цветам, то позвал мастера барда, чтобы тот поговорил с ней.

Ей оставалось два года ученичества, когда Сирша ушел к Матери. Знал ли он когда — нибудь, как много значил для нее? Она медленно улыбнулась. Да, мужчина, который мог бы определить состояние растения по малейшему пониканию его листьев, понял бы ребенка.

Прямо сейчас он сказал бы ей перестать хандрить, поджать хвост, и заняться этими клумбами.

— Хорошо, Сирша. Я так и сделаю.

После того, как она выполнит свой долг перед садами, она найдет себе жилье. А пока, пока она была здесь, она просто наслаждалась каждым мгновением пребывания в присутствии Бена. Словно увядшая сирень, она упивалась звуком его смеха, веселым блеском в его глазах, тем, как солнечный свет отражается от светло — каштановых волос на его руках, рельефом его мощных мускулов. Она позволяла себе наслаждаться тем, как он поднимает Минетту над головой, не заботясь о том, что девочка не издает ни звука, но открыто наслаждаясь светом на ее лице и ее беззвучным смехом.

Если Эмма останется в городе — пока она останется в городе, — она сможет видеться с ним. На сердце у нее полегчало. Она не потеряет его полностью.

О, она знала, что ее передышка в Колд — Крик не продлится вечно. В конце концов, правда о ее изгнании выплывет наружу. Все тайное о человеке всегда становится явным.

И, хотя Мать простила ее и стерла темные шрамы, что, если город узнает о ее изгнании? Что ж, немногие оборотни хранили в своих сердцах избыток понимания и прощения. Только посмотрите, как обошелся с ней Пайн — Нолл.

Если… когда… люди отвернутся от нее, она будет вынуждена двигаться дальше. Может, она уедет далеко в восточные лесные общины или в северные.

У нее не было причин возвращаться в лес.

Хорошо. Ее губы сжались. Никаких причин, кроме предстоящего Собрания. Что ей делать с полнолунием? Одна только мысль о том, чтобы быть рядом со всеми этими оборотнями, пока она тонет в гормонах, заставляла ее желудок сжиматься от тошноты. Если она придет, самец — и возможно не один — может захотеть спариться с ней.

Что, если она устроит еще одну драку? Она до сих пор не знала, с чего началась последняя ссора. Как ей не стать причиной еще одной?

Если бы только она могла избежать всего этого. Но у Даонаинов были традиции — даже законы. Благодаря смешению генов во времена повышенной плодовитости, Собрания обеспечивали выживание народа. Посещение было обязательным.

С тихим звуком она выпрямила спину. Другие женщины умудрялись посещать ежемесячные Собрания и даже предвкушали их. Если она хочет остаться в городе, она должна победить свой страх. Набраться смелости и начать жить своей жизнью — вот первый шаг.

Она сможет это сделать.

Сможет.

Эмма тщательно прибралась в своей спальне и ванной, довольная, что превзошла старания горничной своей матери по наведению чистоты. Жаль, что она не так хорошо готовила.

Хорошая работа, мама. Вы вырастили ребенка, не знающего самых основ жизни.

Опираясь на трость, она вышла из спальни. По коридору разнесся плач. Эмма последовала на жалобные звуки в спальню Райдера.

— Просто позволь мне наложить тебе на ногу пластырь. Все будет хорошо, котенок. — От огорчения голос Райдера стал низким, как рычание.

Эмма чуть не рассмеялась. Ужасающе сильный мужчина стал беспомощным, как кролик, когда дочь посмотрела на него своими большими печальными глазами.

Он издал еще один разочарованный звук.

Райдер недолго был отцом… и он действительно старался. Позволит ли он ей помочь? Она постучала в дверь.

— Ага. Мы в задней комнате.

Она пересекла спальню и вошла через открытую дверь в просторную, недостроенную комнату. Судя по расположению и слабому запаху бензина, она была над гаражом на две машины. У правой стены стоял большой картотечный шкаф. Слева выстроились коробки и пустые полки. В центре комнаты на массивном столе стояли компьютер, монитор и принтер.

Она поморщилась.

Райдер стоял на коленях по другую сторону стола, его взгляд был мрачным. — Если у тебя проблемы с компьютером, уходи. У меня нет на это времени.

— Вспышка гнева в его голосе заставила ее подпрыгнуть.

— Я… я не знаю. — Эмма сделала медленный вдох. Многие оборотни не были поклонниками современной жизни, особенно компьютеров и телевизоров. — Моя мать любила человеческие технологии. Больше, чем меня.

— Клянусь Богом, — Райдер потер подбородок. — Прости, Эмма. Я расстроен и вымещаю это на тебе. Что я могу для тебя сделать?

Эмма, прихрамывая, обошла стол, чтобы лучше его рассмотреть.

Увидела Минетту. Одетая в футболку и розовые шорты, девочка сидела на полу, вытянув перед собой ноги. Слезы катились по ее щекам, пока Райдер возился с пластырем. Его руки казались огромными по сравнению с крошечной повязкой, уже частично порванной.

— Нужна помощь? — Поймав его сердитый взгляд, она знала, что он скажет «нет».

— Я… — Он хмуро посмотрел на пластырь. — Черт возьми, да.

— Все в порядке. — Она взяла пластырь у него из рук. Края уже успели склеиться между собой. Бесполезный. — У тебя есть еще один?

Он протянул ей коробку, стоявшую рядом с ним.

Скучный коричневый пластырь.

— Следовало позаботиться о пластыре с героями из мультиков. Если ей придется выбирать, какого мультяшного персонажа она хочет, она не будет думать о боли.