Приведу здесь выдержку только из одного письма А.П. Чехова к жене от 29 октября 1901 г.: «Милая, славная, добрая, умная жена моя, светик мой, здравствуй! Я в Ялте, сижу у себя, и мне так странно!.. Дуся моя, ангел, собака моя, голубчик, умоляю тебя, верь, что я тебя люблю, глубоко люблю; не забывай же меня, пиши и думай обо мне почаще. Что бы ни случилось, хотя бы ты вдруг превратилась в старуху, я всё-таки любил бы тебя — за твою душу, за нрав. Пиши мне, песик мой! Береги своё здоровье. Если заболеешь, не дай бог, то бросай всё и приезжай в Ялту, я здесь буду ухаживать за тобой. Не утомляйся, деточка… Господь тебя благословит. Не забывай меня, ведь я твой муж. Целую крепко, крепко, обнимаю и опять целую. Постель кажется мне одинокой, точно я скупой холостяк, злой и старый» (http://chehov.niv.ru/chehov/bio/pisma-knipper.htm).

Уже по одному этому письму видно, как тосковал её автор по любви. Он тосковал по ней с юности, но он тосковал не только по любви. Он тосковал ещё и по порядочности. Окружающие люди его ею не баловали. Об этом свидетельствует уже его ранние рассказы. Они вошли в сборник «Пёстрые рассказы» (1886).

С непорядочностью мы встречаемся чуть ли не на каждом шагу, но не перестаём ей удивляться. Видно, велика сила её воздействия на порядочного человека! Видно, никак он не может привыкнуть к её обыденности! Но особенно неожиданными для него оказываются ситуации, где непорядочность — плод порядочности. Последняя в таких ситуациях превращается в свою противоположность. С такой «порядочностью» молодой А.П. Чехов боролся своим юмором. Он её пародировал. Возьмём, например, его рассказ «Смерть чиновника».

Главный герой этого рассказа экзекутор Червяков — вполне порядочный человек. Так уж получилось, что он чихнул в театре на лысину генерала Бризжалова. Он ненарочно чихнул! Вот почему он сразу же, ещё в театре, извинился перед генералом. Тот вполне благодушно принял извинение. Но Червяков оказался чересчур порядочным. Он устроил целый каскад новых извинений уже за пределами театра. На пятый раз душа генерала не выдержала. Он рявкнул: «Пошёл вон!!».

«В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплёлся… Придя машинально домой, не снимая мундира, он лёг на диван и… помер» (Чехов А.П. Собрание сочинений в 8-и томах. Т. 1. М., 1970, с. 34).

Способность к извинению — вполне добропорядочное качество человека — А.П. Чехов превратил в рассказе «Смерть чиновника» в его пародию, поскольку оно вылилось в надоедливую назойливость.

Пародия на стремление к известности изображена у А.П. Чехова в рассказе «Радость». В нём идёт речь о Мите Кулдарове — простодушном молодом человеке, который принёс своим родителем радостную весть: о нём написали в газете. Следовательно, отныне о нём узнает вся Россия. Он восклицает: «Ведь теперь меня знает вся Россия! Вся! Раньше только вы одни знали, что на этом свете существует коллежский регистратор Дмитрий Кулдаров, а теперь вся Россия знает об этом!» (там же, с. 8).

О чём же теперь узнала вся Россия? В газете, оказывается, пропечатана очень неприглядная история, произошедшая с пьяным Митей. Он упал под лошадь, которая так испугалась, что стремглав помчалась по улице вместе с находившимся в санях второй гильдии московским купцом Степаном Луковым. Слава богу, её задержали дворники.

Пародия на стремление к счастью изображена у А.П. Чехова в рассказе «Загадочная натура». Его главная героиня — некая хорошенькая дамочка. У неё одна, но пламенная страсть: стать счастливой. Для этого она… что вы думаете? Не угадали. Она вышла замуж за богатого старика. Слава богу, дождалась, когда он умер. Вот теперь, казалось бы, и пришло время для её счастья. Не тут-то было! На очереди новый богатый старик, за которого она собралась выходить замуж.

После «Пёстрых рассказов» перед нами возникает новый — зрелый — А.П. Чехов. Он подступается к вопросу о смысле человеческой жизни. В размышлениях об этом вопросе не обойтись без Экклезиаста — главного певца бессмысленности жизни.

В 1988 г. появился рассказ А.П. Чехова «Огни». Ниспровергателем мифа о тщете жизни в этом рассказе оказался инженер Ананьев. Своему оппоненту, студенту Штенбергу, он говорит: «Все эти мысли о бренности и ничтожестве, о бесцельности жизни, о неизбежности смерти, о загробных потёмках и проч., все эти высокие мысли, говорю я, душа моя, хороши и естественны в старости, когда они являются продуктом долгой внутренней работы, выстраданы и в самом деле составляют умственное богатство; для молодого же мозга, который едва только начинает самостоятельную жизнь, они просто несчастие! Несчастие!» (Чехов А.П. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 5. М., 1970, с. 476).

Почему несчастие? А вот почему: «Кто знает, что жизнь бесцельна и смерть неизбежна, тот очень равнодушен к борьбе с природой и к понятию о грехе: борись или не борись — всё равно умрёшь и сгниёшь…» (там же, с. 484).

Совершенно справедливо! Рассказ, между тем, оканчивается в экклезиастическом духе: «Ничего не разберёшь на этом свете!» (там же, с. 509). В таком же духе мыслил и студент, который в начале рассказа произносит такую речь: «Когда-то на этом свете жили филистимляне и амалекитяне, вели войны, играли роль, а теперь их и след простыл. Так и с нами будет. Теперь мы строим железную дорогу, стоим вот и философствуем, а пройдут тысячи две лет, и от этой насыпи и от всех этих людей, которые теперь спят после тяжёлого труда, не останется и пыли. В сущности, это ужасно!» (там же, с. 475).

В молодости пытался так же думать и Ананьев, пытаясь Экклезиастом прикрыть своё постыдное бегство от неожиданной любовницы Кисочки: «Меня мучила совесть. Чтобы заглушить это невыносимое чувство, я уверял себя, что всё вздор и суета, что я и Кисочка умрём и сгниём, что её горе ничто в сравнении со смертью, и так далее и так далее…» (там же, с. 503).

Но зрелый Ананьев провозгласил: «К чему, спрашивается, нам ломать головы, изобретать, возвышаться над шаблоном, жалеть рабочих, красть или не красть, если мы знаем, что эта дорога через две тысячи лет обратится в пыль? И так далее, и так далее… Согласитесь, что при таком несчастном способе мышления невозможен никакой прогресс, ни науки, ни искусства, ни само мышление» (там же, с. 480).

Есть желающие с этим поспорить?

В 1891 г. вышла в свет повесть А.П. Чехова «Дуэль». В ней изображены два главных героя — Иван Лаевский и фон Корен. Последний некогда был дружен с первым, но со временем его возненавидел. За что?

Фон Корен — зоолог. А.П. Чехов показывает на его примере проникновение в русскую культуру идей социал-дарвинизма. Как его представитель, фон Корен называет Лаевского несложным организмом, вырожденцем, макакой и т. д. Он твёрдо намерен убить Лаевского на дуэли для того, чтобы тот не порождал себе подобных.

«Вредоносность его, — говорит фон Корен о Лаевском, — заключается прежде всего в том, что он имеет успех у женщин и таким образом угрожает иметь потомство, то есть подарить миру дюжину Лаевских, таких же хилых и извращённых, как он сам» (Чехов А.П. Собрание сочинений в 8-и томах. Т. 4. М., 1970, с. 397).

Фон Корен, как видим, озабочен очищением человечества от неполноценных. Со злой иронией он говорит о Лаевском: «На первых же порах он поразил меня своею необыкновенною лживостью, от которой меня просто тошнило. В качестве друга я журил его, зачем он много пьет, зачем живёт не по средствам и делает долги, зачем ничего не делает и не читает, зачем он так мало культурен и мало знает — и в ответ на все мои вопросы он горько улыбался, вздыхал и говорил: „Я неудачник, лишний человек“, или: „Что вы хотите, батенька, от нас, осколков крепостничества?“, или: „Мы вырождаемся…“, или начинал нести длинную галиматью об Онегине, Печорине, байроновском Каине, Базарове, про которых говорил: „Это наши отцы по плоти и духу“. Понимайте так, мол, что не он виноват в том, что казённые пакеты по неделям лежат не распечатанными и что сам он пьёт и других спаивает, а виноваты в этом Онегин, Печорин и Тургенев, выдумавший неудачника и лишнего человека» (там же, с. 393).