12. Эволюция моновербального языка в первую очередь состояла в расширении лексической картины мира. От лексического освоения первобытного мирка древние люди продвигались к вербализации всё новых и новых сфер мира — унисферы, физиосферы, биосферы, психики и культуры. В каждом языке, в конечном счете, стала формироваться особая картина мира. Степень её разработанности и своеобразия проистекает из уровня культуры его носителей, а также из особенностей их национального мировидения.

13. Способность к построению поливербальных предложений — величайшее достижение языковой эволюции. Благодаря ей, появилось фразообразование, включающее в себя три периода — лексический, морфологический и синтаксический. Второй из них вызвал потребность в выработке специальных частеречных показателей. В первую очередь их, очевидно, получили три части речи — существительные, глаголы и прилагательные.

14. Отношения между культурой и языком можно определить как коэволюционные. Иначе говоря, они находились и находятся в отношениях взаимного влияния. Однако на приоритетное положение мы должны поставить здесь не язык, а культуру: он коэволюционировал и коэволюционирует вместе и вслед за культурой. Его коэволюция с культурой шла и идёт по пути обслуживания развивающейся культуры.

15. Служебную роль по отношению к культуре язык выполнял тем более успешно, чем успешнее эволюционировал каждый из его уровней — звуковой, словообразовательный, лексический, морфологический, синтаксический и текстуальный. Возможности языка, вступившего на путь поливербальной эволюции, стали расти за счёт эволюции каждого из этих уровней.

16. Эволюция не каждого языкового уровня зависит от эволюции культуры в равной степени. Языковая эволюция подчиняется и внутренним факторам. Непосредственное влияние культурогенез оказывает на развитие ведущих уровней языка — лексического и текстуального, тогда как на развитие других его уровней он оказывает опосредованное влияние. Непосредственное влияние на эволюцию языка на этих уровнях оказывают внутриязыковые тенденции. Они делают язык в какой-то мере самонастраивающейся системой. Языкотворческая энергия в этом случае направляется в русло тенденций, ставших господствующими в данном языке. Эти тенденции начинают выступать в нём в качестве эволюционных системообразующих факторов — детерминант.

17. Языковая эволюция, как и культурная в целом, вознесла современных людей по отношению к животным на небывалую высоту, однако по отношению к далёкому будущему она всё ещё находится в начале своего пути. Только редкие личности сумели оторваться в своём языковом развитии от большинства людей на такое расстояние, для преодоления которого ему понадобятся многие и многие тысячелетия. К таким языковым личностям относятся, например, А.П. Чехов и А.Т. Твардовский (см. приложение).

Разные люди в разной мере становятся людьми. Многие из них, например, в области религии и до сих пор живут в далёком прошлом. Но есть люди, которые в своём очеловечении ушли намного дальше других. В сфере культурной эволюции они принадлежат не прошлому, а будущему. В своём духовно-культурном развитии они опережают многих других на несколько столетий. Таким был Антон Павлович Чехов (1860–1904).

С каким же чувством смотрят на окружающих люди, подобные А.П. Чехову? С чувством тоски по преимуществу. Они живут с тоской по настоящим людям — людям, способным иметь в своей душе высокие идеалы — истины, прекрасного, добра, справедливости и т. п. категории. Такую тоску можно обозначить как категориальную.

Категориальная тоска — весьма характерная черта русских писателей. Её можно найти у А.С. Пушкина и Ф.И. Тютчева, М.Е. Салтыкова-Щедрина и Л.Н. Толстого и др. Но А.П. Чехов выделяется даже и среди них: категориальную тоску он переживал, пожалуй, мучительнее всех других наших классиков.

Не объять литературы об А.П. Чехове. Не объять и необъятное художественное наследие великого писателя. Я выделю в этой статье лишь некоторые категории, по которым тосковал А.П. Чехов в области религии, науки, искусства, нравственности, политики и языка.

В области религии А.П. Чехов тосковал по атеизму. Эта тоска возникла у него в детские годы. Его родители стремились привить всем своим детям строгую религиозность. Но делали они это так неистово, что привили им отвращение к ней.

9 марта 1892 г. А.П. Чехов писал И.Л. Леонтьеву (Щеглову): «Я получил в детстве религиозное образование и такое же воспитание — с церковным пением, с чтением апостола и кафизм в церкви, с исправным посещением утрени, с обязанностью помогать в алтаре и звонить на колокольне. И что же? Когда я теперь вспоминаю о своём детстве, то оно представляется мне довольно мрачным; религии у меня теперь нет. Знаете, когда бывало я и два мои брата среди церкви пели трио „Да исправится“ или же „Архангельский глас“, на нас смотрели с умилением и завидовали моим родителям, мы же в это время чувствовали себя маленькими каторжанами. Да, милый! Рачинского (поборника религиозного воспитания детей. — В.Д.) я понимаю, но детей, которые учатся у него, я не знаю. Их души для меня потёмки. Если в их душах радость, то они счастливее меня и братьев, у которых детство было страданием» (В. Ермилов. Антон Павлович Чехов. 1860–1904. М., 1949, с. 14–15).

В области науки А.П. Чехов тосковал по истине. Он стал активно приобщаться к ней на медицинском факультете Московского университета (1880–1884), где он учился у выдающихся учёных того времени — И.В. Склифосовского, Н.Ф. Филатова, С.С. Корсакова, Г.А. Захарьина, А.А. Остроумова, А.И. Бабухина и др.

Особенно сильно А.П. Чехову полюбился Климент Аркадьевич Тимирязев. Он писал о нём: «Тимирязев, человек, которого… я очень уважаю и люблю» (Бердников Г.П. А.П. Чехов. Ростов-на-Дону, 1997, с. 69).

К.А. Тимирязев, как известно, был неистовым пропагандистом учения Ч. Дарвина. Очевидно, в первую очередь под его влиянием А.П. Чехов стал дарвинистом.

Писательская карьера двадцатилетнего первокурсника Антона Чехова началась с высмеивания дикого невежества вообще и дремучего антидарвинизма в частности. В его первом напечатанном рассказе — «Письмо к учёному соседу» — урядник Василий Семи-Булатов приводит «убийственные» аргументы против происхождения человека от обезьяны.

Урядник пишет к учёному соседу: «…если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежественной обезьяны то у него был бы хвост и дикий голос. Если бы мы происходили от обезьян, то нас теперь водили бы по городам Цыганы на показ и мы платили бы деньги за показ друг друга, танцуя по приказу Цыгана или сидя за решёткой в зверинце. Разве мы покрыты кругом шерстью? Разве мы не носим одеяний, коих лишены обезьяны? Разве мы любили бы и не презирали бы женщину, если бы от неё хоть немножко пахло бы обезьяной, которую мы каждый вторник видим у Предводителя Дворянства?» (Чехов А.П. Собрание сочинений в 8-и томах. Т. 1. М., 1970, с. 185).

На четвёртом курсе А.П. Чехов стал работать над темой «История полового авторитета», в которой он исходил из эволюционного учения Ч. Дарвина.

Начинающий исследователь А.П. Чехов пришёл к выводу, что половой авторитет — результат эволюции животного царства. Но он высказал предположение, что в ходе дальнейшей эволюции между полами наступит равенство. Он писал: «Сама природа не терпит неравенства. Она исправляет своё отступление от правила, сделанное по необходимости… при удобном случае. Стремясь к совершенному организму, она не видит необходимости в неравенстве, в авторитете, и будет время, когда он будет равен нулю» (Бердников Г.П. А.П.Чехов. Ростов-на-Дону, 1997, с. 70–71).