Яркий пример детерминологизации философской лексики у М.Е. Салтыкова-Щедрина из «Губернских очерков», где описывается внешность Горехвастова: «Голос густой и зычный, глаза, как водится, свиные… Вообще заметно, что здесь материя преобладает над духом» (там же, с. 142).

Особенно часто М.Е. Салтыков-Щедрин прибегал к детерминологизации частнонаучной терминологии. Рассмотрим это на материале биологической и науковедческой терминологии.

С одной стороны, в произведениях М.Е. Салтыкова-Щедрина представлены биологические термины в их собственно научном значении (анатомия, физиология, инфузории, агония, геморрой и т. п.), а с другой стороны, эти термины подвергались у него детерминологизации за счёт их переносного употребления: эпидемия болтовни, бесплодие современной «изящной» литературы, операционный нож критики, духовное малокровие, испускать из себя гангрену разрушения, гастрические сновидения и т. п.

В статье, адресованной журналу Ф.М. Достоевского «Эпоха», М.Е. Салтыков-Щедрин так разделывал его редакцию: «Человекообразные соединились с стрижами, эти последние в свою очередь подали лапу амфибиям. Некоторый молодой гиббон (скорее, впрочем, лемур, нежели гиббон) написал в шутливом, но пакостном тоне мою биографию; некоторый чимпандзе обратился ко мне с серьёзным увещеванием… даже сам старый горилла — и тот воспылал ко мне гневом… Наконец, амфибии и те пискнули в своём мрачном… болоте» (там же, с. 170).

Теория — самый частотный науковедческий термин. М.Е. Салтыков-Щедрин им пользовался очень охотно, но он его, как правило, детерминологизировал. Вот лишь некоторые примеры: теория ежовых рукавиц, теория кукиша с маслом, теория вождения влиятельного человека за нос, теория благородного сидения сложа руки, теория Макаров, где-то телят не гоняющих и ворон, куда-то костей не заносящих, теория оправдания, теория встречного подкупа, теория усиления единоличной власти, теория благодарного повиновения рабов, теория умерщвления плоти, теория очищения грехов, теория смирения и прощения, теория приведения влиятельного человека на правый путь, теория беспрепятственной игры локтями, теория личной жадности, теория приличного и прозябания, теория родства психологии с пыткой, теория митрофанства, теория размножения недовольных элементов, теория обращения к здравому смыслу народа, теория привлекательного труда, теория уступок и умолчания, теория тишины во что бы то ни стало, теория устрашения, теория повсеместного водворения безмолвия, теория обуздания мысли, теория приведения к общему знаменателю и т. п.

Любил М.Е. Салтыков-Щедрин детерминологизировать также слова наука, учение, исследование и т. п.: наука о безделице, наука о поддержании связей, наука о женихах, наука о подмывании лошадям хвостов, наука о том, что есть истинная кобыла, учение об искусстве на обухе рожь молотить, исследование о том, была ли замужем Баба-Яга, читать лекцию о том, как «сорока кашу варила» и т. п.

Итак, В.Г. Белинский, А.И. Герцен и М.Е. Салтыков-Щедрин внесли огромный вклад в формирование философской терминологии в русском языке. Их усилия были направлены, с одной стороны, на частичное терминообразование, связанное в основном с русификацией иностранных терминов и терминологизацией общеупотребительных слов, а с другой стороны, на полное терминообразование, при котором новые термины создаются по преимуществу с помощью аффиксальных способов словообразования. Кроме того, М.Е. Салтыков-Щедрин в своих произведениях подвергал, как правило, философскую и частнонаучную лексику детерминологизации за счёт сатирического контекста.

XX век стал веком великой научно-технической революции. Она привнесла в язык бесчисленное множество новых терминов. Появилась особая наука о терминах — терминоведение.

Терминоведение сформировалось в относительно самостоятельную область знаний лишь в XX в. Его основателем за рубежом считают австрийского учёного Ойгена Вюстера (1898–1977), а отечественного — Дмитрия Семёновича Лотте (1898–1950).

В статье «Очередные задачи технической терминологии» (1931) Д.С. Лотте сформулировал задачи не только технической терминологии, но и терминологической науки вообще. Он отнёс к ним классификацию терминов, исследование различных аспектов терминологических систем и др. Д.С. Лотте также настаивал на недопустимости полисемии, омонимии и синонимии между терминами.

Д.С. Лотте способствовал созданию при АН СССР Комитета научно-технической терминологии в 1933 г. (в настоящее время — Комитет научной терминологии в области фундаментальных наук РАН).

В 1939 г. появилась статья Г.О. Винокура «О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии», где её автор сформулировал основные требования к термину — специализированность значения, точность, стилистическая нейтральность и др.

В 1959 г. на Всесоюзном терминологическом совещании, которое вёл В.В. Виноградов, А.А. Реформатский выступил с докладом «Что такое термин и терминология?». Главное своеобразие термина он видел в его однозначности.

В области терминоведения в дальнейшем у нас активно работали О.С. Ахманова, О.Н. Трубачёв, П.Н. Денисов, В.В. Морковкин, Ю.Н. Караулов, В.П. Даниленко, Б.Н. Головин, Р.Ю. Кобрин, Г.П. Мельников, А.В. Суперанская, Н.В. Подольская, Н.В. Васильева, В.А. Татаринов, С.В. Гринёв-Гриневич и др.

Несмотря на бесспорные достижения в области науковедения, в самой терминологической практике мы встречаемся со старыми проблемами, поставленными ещё Д.С. Лотте. Они связаны в ней в первую очередь с полисемией, омонимией и синонимией.

Любой термин в идеале должен быть однозначным. Однако на практике трудно найти термин, который не обладал бы многозначностью (полисемией). Особой полисемантической широтой характеризуются термины, которые получают широкое распространение в науке. К ним относится термин дискурс.

Терминологическое значение слову дискурс придал ещё Зеллиг Хэррис в статье 1952 г. «Дискурс-анализ», однако его широкое распространение началось с 70 гг. Лингвистика дискурса с того времени проделала весьма внушительный путь. Дискурсивные теории растут, как грибы. Вот лишь краткий их перечень: теория информационного потока (information flow) У. Чейфа, теории дискурсивного диалога С. Томпсона, Б. Фокса, С. Форда, когнитивная теория связи дискурса с грамматикой Т. Гивона. Сюда же мы можем подключить экспериментальную теорию дискурса Р. Томлина, грамматику дискурса Р. Лонгакра, системно-функциональную грамматику М. Хэллидея, теорию стратегий понимания Т. ван Дейка и У. Кинча, структурную теорию дискурса Л. Поланьи, психолингвистическую теорию дискурса М. Гернсбакер, социолингвистические теории дискурса У. Лабова и Дж. Гамперса и мн. др. Между тем и до сих пор лингвистику дискурса считают наукой молодой, формирующейся.

Лингвистика дискурса, как и когнитивная лингвистика, — наука интегральная, междисциплинарная, синтетическая. С одной стороны, она интегрирует нашу науку с нелингвистическими науками — философией, психологией и культурологией, а с другой стороны, она выступает как связующее звено для других лингвистических дисциплин — лингвистики текста, лингвостилистики, лингвокибернетики и др.

Междисциплинарность лингвистики дискурса в какой-то мере объясняется неопределённостью её предмета — дискурса. Что такое дискурс? Стало уже привычным считать, что дискурс = текст + контекст. В книге «Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса» (под ред. П. Серио. М., 1999), вместе с тем, на 26-ой странице приводится восемь определений дискурса. Вот некоторые из них: