Я качаю головой, не понимая.

— Солон так сказал. После того как я очнулась в ванне, когда он пытался меня утопить, сказал, что Вульф трахал меня два дня! Сказал, что весь дом пропах сексом!

— Ну, так оно и было. От него пахло… гм, тобой. Наверное. Не знаю. Странный разговор. — Аметист снова смотрит на свой телефон, поспешно заправляя прядь волос за ухо.

— Но зачем Солону лгать об этом?

— Я не думаю, что он солгал, — возражает Аметист. — Оральный секс — тоже секс, не так ли? Если тебе это важно, я лишь хочу сказать, что как такового проникающего секса с Вульфом у вас не было.

На самом деле это не имеет значения. Может быть, немного. Ладно, может быть, много. Я почти ничего не помню из того времени, а если и помню, то не несу ответственность за свое тело, ведь мое сознание было в другом месте. И я обожаю Вульфа, действительно обожаю, и доверяю ему. Но есть разница между доверием к мужчине, с которым вы занимались сексом, потому что хотели, или потому что так надо было. Последнее относится к части «использование в своих интересах».

— Ты принадлежала Солону с первого дня, — добавляет Аметист. — Ему нравится все контролировать, но не настолько, чтобы позволить Вульфу заклеймить тебя своим членом. С другой стороны, не знаю, что, черт возьми, происходит в голове твоего любовника-вампира, так что я могу ошибаться на этот счет. Вампиры — странные существа, когда дело доходит до секса, как будто для них это не очень важно. Думаю, вот что происходит, когда долго живешь — много видишь, много делаешь. О, машина приедет через две минуты.

Я размышляю над этим, пока мы ждем. Солон собственник, он щепетилен, когда дело доходит до секса. Все вампиры разбрасываются этими чувствами направо и налево. Есть нечто более эротическое в том, чтобы сосать кровь и питаться друг от друга. Вампиры довольно искусны в отделении физических действий от эмоциональных.

Но я же не такая. И Солон тоже.

Вскоре подъезжает «Тойота Приус», и мы вдвоем садимся на заднее сиденье, но пока Аметист болтает с водителем о «Джайентс» (кто знал, что она фанатка футбола?), алкоголь течет по моим венам, смешивая все эмоции, а текила подпитывает гнев. За это время Солон так ничего и не сказал? Он знал, что у меня сложилось неправильное впечатление о произошедшем, и все равно молчал.

Вскоре водитель высаживает нас у дома, и мы заходим через парадную дверь.

— Я выпью в баре, — говорит Аметист, направляясь вниз по лестнице к «Темным глазам».

— О, я тоже, — быстро говорю, следуя за ней, зная, что Солон, вероятно, там с Вульфом, как раз этих двоих я и хочу увидеть.

А вот и они. Солон, Вульф и тот финский парень, с которым мы виделись прошлой ночью, в сигарном зале. Курят и пьют, о чем-то разговаривают.

Аметист бросает на меня взгляд, говорящий «пожалуйста, не надо», но я игнорирую ее и направляюсь прямиком к двери сигарного зала и распахиваю ее.

— Ты! — восклицаю я, направляясь к трем вампирам, чуть не споткнувшись о турецкий ковер. Останавливаюсь позади Солона, и он медленно поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, глубоко вдыхая и слегка морщась. От меня, наверное, пахнет выпивкой. Он почуял, что я пьяна. Неважно. Я же не в стельку.

— Ты, — повторяю я, указывая на него. — Лжец! — Солон моргает, глядя на меня, изо рта у него валит сигарный дым. — Ты заставил меня думать, что Вульф трахал меня, хотя на самом деле он только отлизывал! — Я смотрю на Вульфа, который сидит там с широко раскрытыми глазами. — Неправда? Почему ты не рассказал мне, что произошло на самом деле? Я была уверена, что мы трахались.

Солон прочищает горло.

— Ленор, помнишь Онни? — спрашивает он, указывая на него.

Я бросаю взгляд на Онни, который смотрит на меня с разинутым ртом.

— Да, еще раз привет. — Я оглядываюсь на Солона, уперев руку в бедро. — Так в чем смысл? Какие-то странные двойные стандарты, типа нормально, когда твой друг мне лижет, но засовывать нельзя?

Солон и Вульф обмениваются взглядами, типа «воу, нихерасе». Онни выглядит так, будто желает достать попкорн. Возможно, не следовало бы извергать это перед посторонним, но, честно говоря, в данный момент мне насрать.

— Ленор, — деликатно произносит Солон, снова встречаясь со мной взглядом, — давай отложим этот разговор на другой раз.

— Нет, — говорю ему непреклонно. — Мне все равно, что думает этот чувак. — Я жестом показываю на Онни, который выглядит слегка оскорбленным. — Все вампиры так легкомысленно относятся к сексу, а? Это то же самое, что кормление, да? Трахаться, сосать кровь — это все одно и тоже. Но знаешь что? Для людей все по-другому, для меня уж точно. Понятно? Я думала, что Вульф трахал меня те дни, которые я не помню, во время Перерождения, а оказывается, нет! Почему ты позволил мне так думать?

— А это что-то изменило бы? — спрашивает Вульф, и Солон бросает на него злобный взгляд, возможно, чтобы заставить его замолчать.

— Для меня, да! — отвечаю ему. — Я не зацикливалась на этом, поскольку не помнила, но теперь, узнав правду, это действительно имеет значение! И для Аметист тоже.

Брови Вульфа поднимаются.

— Почему это должно волновать Аметист?

Боже мой. Я сказала слишком много.

— По кочану! — быстро отвечаю я. — Мне пора.

Я поворачиваюсь на каблуках и покидаю сигарный зал, проходя мимо Аметист, которая стоит за стойкой бара и встряхивает шейкер, полный льда.

— Что там происходит? — спрашивает она, хмурясь, но не кажется разозленной, значит, не слышала, что я сказала.

— Ничего. Я в хлам. Пойду спать, — говорю ей и продолжаю идти, потом выхожу через двери и поднимаюсь вверх по лестнице в дом.

Добираюсь до самого верхнего этажа, слышу, как Солон быстро поднимается по лестнице позади меня, так быстро, что в одно мгновение он уже на нижнем этаже дома, а в следующее — стоит у меня за спиной.

— Что на тебя нашло? — спрашивает он, протягивая руку и останавливая меня прямо перед дверью в нашу спальню.

— Я напилась, — говорю ему с хмурым видом, пытаясь вырвать свою руку из его хватки. Она слишком сильная.

— Я вижу. Сколько ты выпила?

— Достаточно, чтобы вновь почувствовать себя нормально.

— И это нормально — злиться на меня без причины?

У меня отвисает челюсть.

— Без причины?

Солон медленно качает головой.

— Я не умею читать мысли.

— Ага! — восклицаю я, раскидывая руки. — Умеешь еще как!

— Ленор, — говорит он, словно теряет терпение, — я не понимаю, что тебя беспокоит. Ты злишься, потому что думала..?

Я, наконец, высвобождаю руку из его хватки и тычу пальцем ему в грудь.

— Ты привязал меня к кровати. Заставил Вульфа удовлетворять меня.

Он недоверчиво моргает.

— Ты умоляла об этом.

— Я умоляла тебя, а не его.

Он поднимает подбородок.

— Ты была в агонии, Ленор. Мы дали тебе выход.

— Окей, я сама бы не справилась, потому что была в агонии. И благодарна, за неимением лучшего слова, что он был там, сделал то, от чего ты отказался. Иначе сошла бы с ума, знаю. Я бы причинила себе боль, уверена. Но… ты сказал, что мы с ним занимались сексом несколько дней.

— Так и было, — сухо говорит он.

Я закрываю глаза, меня охватывает разочарование.

— Мог бы яснее сказать, что ты считаешь сексом.

— Ты не считаешь это сексом?

Я пристально смотрю на него.

— Семантика. Я думала, Вульф трахал меня. Оказывается, нет. И почему?

Его взгляд становится злее.

— Теперь ты хочешь знать, почему он не трахнул тебя?

— Да. Тебе же все равно.

— Я никогда так не говорил, — быстро твердит он, нахмурив брови.

— Тогда почему позволил мне в это поверить? Почему ты позволил мне так думать?

Он устало вздыхает, проводя рукой по лицу.

— К чему эти вопросы, лунный свет?

— К тому, — говорю я, зная, что текила доставляет много хлопот. Мне не хочется с ним ссориться. — Я люблю тебя, Солон. Очень сильно, и иногда мне просто… мне просто страшно. Становится страшно, что я ощущаю это сильнее, чувствую это очень глубоко и это… навсегда, за неимением лучшего слова. Навсегда, да еще и сверхъестественно. Это большая, темная любовь. А ты, ты… все еще загадка для меня. Я понятия не имею, о чем ты думаешь. Ты наблюдал за мной с детства, видел, как я выросла, но у меня не было такой же привилегии. Я почти ничего не знаю о тебе. И это нормально, да. К тому же у меня впереди целая жизнь. Но мы стоим на неровной почве. У тебя всегда будет преимущество. Мы не равны.