— Плохой воздух? — наморщил лоб Семис.

— Да… Короче, — пустился я в объяснения. — Вдыхаешь ты… хороший воздух. Этим воздухом можно дышать. Э-э-э… А потом твоё тело отдаёт в воздух, который в лёгких, э-э-э… плохое… О! — пришла в голову метафора, — ты же ешь пищу?

— Да, — Семис удивлённо пожал плечами.

— Ну вот. Твоё тело забирает из неё всё… всю… короче — всю пользу. Для тела. А отдаёт… отдаёт…

Продукты жизнедеятельности, но как сказать то? Однако Семис и сам сообразил.

— А! То есть ты хочешь сказать, что плохой воздух из нас выходит так, как выходит моча и кал?

— Точно! — обрадовался я. — Так вот, смотри, когда ты живёшь лёгкой жизнью, то и пищи тебе надо меньше, и выходит из тебя меньше… всякого. А стоит заняться тяжёлым трудом, то и пищи тебе требуется больше, и отходов из тебя выходит больше. Это понятно?

Арииахов сын, словно ища поддержки, взглянул на Каналоа. Ответом был взгляд, в котором при желании можно было прочесть: не обращай внимания, я уже привык.

— П-понятно… — кивнул Семис.

— Вот и с воздухом. Чем больше ты двигаешься, под водой, тем чаще тебе надо дышать, и тем быстрее в твоих лёгких накапливается… ну, этот,… плохой воздух!

Ввести что ль уже в оборот термин «углекислый газ»? С каким-то внутренним смехом подумал я.

— А зачем терпеть?

— Что? — не сразу сообразил я.

— Плохой воздух? Ты сам только что сказал, что нужно его терпеть!

— Да потому что ты выдохнешь не только плохой, но и остатки хорошего… А-а-а, блин! Смотри, можешь попробовать… Только не на глубине! Лучше вообще на берегу, — на всякий, предупредил я. — Сначала вдохни, и засеки, сколько продержишься. В какой-то момент тебе захочется выдохнуть… ну, плохой воздух. Но ты терпи. И пусть тебе кто-нибудь посчитает. А потом пусть посчитает, сколько ты продержишься, если выдохнешь, когда появится такое желание и не будешь вдыхать… Поверь, — усмехнулся я, — лучше если лёгкие полны, даже таким воздухом, чем когда там вообще ничего не останется.

Потом я показал Семису «квадратное дыхание».

— А я помню! — в какой-то момент обрадовался парень, — Ты такое упражнение на рифе делал! Ты поэтому дольше всех мог под водой продержаться?

— Ну… Отчасти и из-за этого.

— Тогда так бы и сказал, — хмыкнул Семис, — это упражнение, чтоб дольше оставаться без воздуха!

— А я разве что-то другое сказал? — удивился я.

— Я, честно говоря, вообще ничего не понял из того, что ты тут только что рассказывал, — признался парень.

Ну вот, Скат, родилась внутри горькая усмешка, ты в очередной раз столкнулся с первобытным сознанием. И когда уже привыкнешь?

Каналоа я тоже припряг к дыхательным упражнениям.

— А мне это зачем? — хмуро покосился на меня бывший воин.

— А тебе надо! — не выдержав, припечатал я. Блин, как же с вами, ребята тяжело! — Просто делай, что я сказал и всё!

После, мы с Каналоа провели круговую тренировку, а одноногого я отправил плавать, наказав держаться возле берега.

— Плаваешь так, чтоб я тебя всё время видел, — наказал парню. — И чтоб не дальше от берега чем… ну, скажем бросок камня. Даже ближе. И если захочешь понырять — обязательно зови меня. Я должен тебя всё время видеть!

После завтрака, вдвоём с Каналоа отвезли Семиса домой. Сначала я боялся, что пацан начнёт возражать, он же вроде «помогать» приехал, но потом вдруг вспомнил себя в его возрасте. О чём я, вообще? Разве не был таким-же? Под любым предлогом выбраться к друзьям: на ту же рыбалку с ночёвкой. Вот так посидеть у костра… Поговорить о тех же девушках… Эх, молодость, молодость. Вздохнул — и вот дали, вроде как, второй шанс, и я даже пытался вести себя как подросток, но… Куда денешь груз прошедших десятилетий? Гормоны, плюс рюкзак лет за спиной и вон чего вышло!

Кстати, Семис подтвердил, что его отпустили лишь до утра.

На берегу у деревни я оставил Каналоа сторожить лодку — хоть Семис и сказал, что никто не возьмёт — и проводил парня до дома.

Арииаху не было, зато была не на шутку встревоженная мать Семиса.

— Слава духам, сынок, ты вернулся!

— А что могло случиться, мама?

— Говорят, со стороны заката видели большую лодку.

— Может запоздавший торговец, — пожал плечами Семис.

— Нет. Хаваки говорила, что это лодка людей войны!

— А ты верь больше этой сплетнице, — махнул рукой Семис. — Ну ладно, Скат, — обернулся он ко мне, — как только отец отпустит снова, я к тебе приплыву, можно?

— Конечно, — хлопнул я его по плечу. — Если вдруг не застанешь на пляже…

Задумался. А почему он может не застать меня на пляже? В лес мне вроде как нельзя…

— В общем, подожди там. Или я, или Каналоа скоро будем.

На том и расстались.

Была мысль на обратном пути нагарпунить рыбы у лягушатника. С лодки, наверно, это даже могло получиться быстрее, но мне не терпелось приступить к тренировкам.

Пока гребли назад подумал, что надо бы доработать лодку. Ну это ж дичь какая-то, работать поочерёдно с каждого борта, словно лопатой, когда можно сделать нормальные вёсла! Правда, для этого лодочка узковата. Но можно поставить выносные уключины, как на байдарках. На хорошем рычаге, да при почти байдарочных обводах можно такую скорость показать — местные обзавидуются!

— Кстати, боец, — пришла в голову ещё одна мысль, — нам же лук нельзя?

— Мы не воины, —ответил Каналоа, не оборачиваясь и не прекращая взмахивать гребком.

— А камни кидать нам можно?

— Камни? — в голосе послышалось пренебрежение. — Кто ж запретит? Любой мальчишка камнями кидается.

— Вот и хорошо, — не удержался от усмешки я. — А то что-то много последнее время каких-то непонятных лодок в округе развелось. Было бы хорошо их чем-нибудь ещё на подходе встретить. Пока на берег не высадились.

Обрезки каучуковых лент, что я оставил на воздухе, «поплыли» — размякли на солнце и превратились во что-то малопригодное. А два других жгута, помещённые в воду, отлично дожили до сего дня. Они по-прежнему упруго тянулись и, отпущенные, сжимались, словно настоящие резинки.

Ложе для арбалета я сделал почти метровой длины. Плюс то, что можно назвать рукояткой. Видел на картинках и более длинные подводные ружья под резинки, но делать оружие таким громоздким? Внутри поднялся настоящий протест — я же не снайперское «весло» делаю? Да и разворотистость под водой у длинного арбалета будет никакая.

Один из каучуковых жгутов примотал нитями к специальным «ушкам», что сделал с торца арбалета. По-хорошему бы каучук разрезать, и в место, куда будет приходиться хвостовик гарпуна, вставить прочную бечёвку… Но это потом.

Сейчас же, я упёр ложе одним концом в песок, вторым себе в живот, взялся обеими руками за «резинку» и медленно-медленно потянул на себя.

Честно говоря, с каждым сантиметром, с каждым килограммом натяжения, внутри всё сжималось — сейчас порвётся моя самоделка, не дав ни нормального натяжения, ни достаточного хода… И что тогда?

Хоть гнал такие мысли от себя, всё равно, когда петлю жгута зацепил за запорный штырь, подождал немного — вдруг жгут сейчас прям на глазах расползётся и лопнет? И только потом почувствовал, как всё тело закаменело от напряжения, а по лбу и спине стекают крупные капли пота.

Ну?…

Не веря себе, тронул пальцем натянутую струной «резинку». Сначала чуть-чуть, потом сильнее.

«Бам-м-м» басовито отозвался жгут.

Получилось?…

И сам же себе честно ответил — пока не знаю. Не думаю, что каучуковая самоделка выдержит много циклов растяжения-сжатия. По-любому, их тоже нужно делать много, но пока — держится.

А как работать будет?…

— Древки сделал? — внезапно охрипшим голосом спросил я «помощника».

Каналоа достал десяток бамбуковых палочек. Сантиметров по семьдесят длинной, толщиной в палец, ровные настолько, насколько это возможно.

— Давай наконечники, — попросил я.