Дима сжимает мою руку, показывая, что он рядом и поддерживает меня.

— Увидела где-то вместе, наверное. Я никогда не спрашивала подробностей. В любом случае мама принеслась в тот день домой вся в слезах, у нее дрожали руки. Она заставила меня собирать свои вещи. Буквально заставила — я, конечно, никуда не хотела уходить, но она так кричала… Мама и сама быстро упаковала самое необходимое по сумкам, утащила их и меня к машине. Сейчас я понимаю, что ей нельзя было садиться за руль в таком состоянии. Она ходить-то едва могла, не то что управлять машиной.

Я замолкаю, собираясь с силами.

— Вы во что-то въехали? — спрашивает Дима, когда тишина становится слишком долгой.

— В кого-то, — поправляю я. — В школьницу. На пешеходном. Мама просто ее не заметила. До сих пор помню, как ее тело отлетело — как мешок с мусором.

— Она?..

— Выжила, — отвечаю на недосказанный вопрос. — Хотя в больнице пролежала много. Мне никто не рассказывал подробности, я и так была слишком испугана и шокирована. Но подозреваю, что у нее травмировался позвоночник или что-то такое. Маму таскали по судам, обложили то ли штрафами, то ли шантажом, чтобы она выплатила какие-то нереальные суммы родителям той девушки. Это общее горе сплотило маму и папу. Возможно, папа чувствовал себя виноватым за то, что это произошло. Я еще долго боялась садиться в любые виды транспорта, но со временем это прошло. Даже смогла как-то закончить курсы в автошколе. А вот с тобой почему-то эта старая фобия всплыла… Такая история.

— Мда… — тянет Дима. — Это многое объясняет. И твой страх, и твое… отношение к изменам.

Да, он прав. Я тоже задумывалась над этим раньше — откуда такое невероятное желание разоблачить всех мужчин-обманщиков, к числу которых я со временем перестала причислять папу. Он исправился и стал примерным семьянином, но вряд ли был с тех пор хоть раз счастлив. Как и мама, которая вряд ли об его поступке забыла, но с возрастом как будто бы простила. В любом случае они всё еще вместе, и я не уверена, насколько это для них хорошо.

— Извини, что оставил тебя в машине одну, — говорит зачем-то Дима, хотя его-то я нисколько не винила. Вполне могла ответить тому соседу, что у меня нет ключей, что я не умею водить и машину отгонять не собираюсь. Нет, зачем-то решила помочь, и фобия, злая карга, почувствовала мою слабость и долбанула по башке.

— Ты не виноват. Сама тупанула.

Дима мнется, будто собирается сказать что-то еще. Я чуть отстраняюсь от него и смотрю в глаза — он отводит взгляд.

— Что такое? — не понимаю я.

— Просто… Ник, давно собирался с тобой на эту тему поговорить, но теперь и не знаю, с какого края подступиться. Я о твоих проверках. Ты их не забросила, верно?

Теперь моя очередь отводить глаза. Ну да. Я тоже давно поняла, что он догадался.

— Теперь ведь ты понимаешь, как это для меня важно?

— А мне кажется, наоборот. Ты как мазохист. Однажды тебе сделали больно, и теперь ты постоянно ковыряешь ранку, проверяя: еще не зажила? А сейчас? А теперь? Только в итоге такие раны становятся всё больше.

— Я ведь уже говорила…

— А я тебе говорил, что не все мужчины такие. А если и все, нечего становиться причиной для их падения.

Я молча смотрю в окно на двор. Там гуляет девушка с собакой, и я концентрируюсь на дурацкой стрижке пёсика, чтобы не сорваться и не начать опять рассказывать Диме свою позицию. Это бесполезно, он меня переспорит, но ни в чем не убедит.

— Раз уж ты рассказала о своих родителях, давай и я немного скажу о своих. Мой отец никогда-никогда не изменял маме.

— Ты не можешь этого знать, — бурчу я, и Дима довольно жестко, хоть и не сильно, дергает меня за руку.

— Я знаю! — говорит он уверенно. — Он всегда любил только ее. Мы с ним много времени проводили вместе, и если бы отец захотел — он бы заполучил почти любую. Такой он был светлый человек.

«Был». Это слово Дима произносит с особой болью в голосе, и я не произношу свой аргумент, который мог бы очернить его папу.

— Он мне когда-то сказал: «вокруг полно прекрасных женщин, но самой прекрасной я однажды сделал предложение. После этого отпала нужда выбирать кого-то еще». Ника, мне действительно жаль, что ты в детстве увидела всё это, но в жизни бывают и другие ситуации. Бывают пары такие крепкие и верные, что их может разлучить только…

Теперь уже у него ком в горле. Нужно бы сменить тему.

— А мы с тобой — какая пара? — спрашиваю я.

— Я бы хотел сказать, что крепкая, — после короткой паузы отвечает Дима. — Но пока ты флиртуешь с другими мужчинами, ведешь с ними даже думать не хочу, какие откровенные разговоры… пока отправляешь им фотографии, пусть и «без лица», — он передразнивает сказанные когда-то мной слова, — пока всё это происходит, про крепкость отношений и говорить нечего.

— Вообще-то я рассчитывала услышать про твое отношение ко мне…

— А мне захотелось сказать вот это, — обрывает меня Дима. — Представь, если бы я делал то же самое?

— Девушки более верные.

Дима засмеялся так искренне, что даже напугал меня.

— Ты плохо знаешь девушек. Это я тебе с абсолютной уверенностью говорю. А вообще — не в поле дело, а в конкретных людях. Не нужно всех под одну гребенку грести. Раз уж так хочешь узнать про нас: я встречаюсь с тобой. Для меня это значит, что ни с кем другим я быть не могу и не буду, по крайней мере пока мы вместе. Долго ли это продлится? Еще пару недель или всю жизнь? Понятия не имею. Но если мы вместе, то должны хоть немного слышать друг друга. Я же не в первый раз пытаюсь тебе сказать свое мнение обо всех этих проверках и натыкаюсь на стену. Да, теперь я вижу, на каком фундаменте она построена, но все еще не вижу причин ее сохранять. Ника, завязывай с этим. Поднимать этот разговор в третий раз я не буду. Ты делаешь хуже не только своим «заказчицам», хуже всего, в первую очередь, ты делаешь себе!

Я аккуратно вытаскиваю ладонь из его руки. Как и ожидалось: Дима меня переспорил, но не убедил. Но всё равно есть над чем подумать.

— Дай мне время, — прошу я.

— Неделю, Ника. Не хочу быть тираном, но фраза «дай мне время» обычно означает, что думать об этом ты можешь сколько угодно, хоть сотню лет. Я не готов столько ждать, когда же в наших отношениях появится уважение.

Неделя. Ну, пусть так. Значит, через неделю я что-нибудь решу окончательно.

У каждого человека свои тараканы. Что Ника собирается делать со своими — не знаю. Как и я со своими. Да, я могу сколько угодно читать нотации и удивляться, как до нее не доходят простые вещи, типа таких, что раскручивать мужиков на секс специально — это подло и тупо. Но и у меня, если разобраться, есть темные стороны характера, которые я не собираюсь менять.

Зачем? Да, я слегка зависим от адреналина, но до сих пор это работало мне только на руку. Может, без этой тяги к приключениям я бы не познакомился с Андреем, не попал бы под его крепкую и заботливую, отеческую хватку. Может, без первого секса с Никой посреди улицы, я бы не запал на нее так сильно.

Сегодняшний вечер обещает быть невероятным. Пальцы приятно подрагивают на руле, когда я еду на полигон, забрать подготовленную машину. Ночные гонки — разумеется, нелегальные, но кое-каким способом согласованные с полицией, — это вроде тайного клуба, о котором трубят на каждом углу. Все в городе слышат рев моторов и глушителей по ночам, но никто и понятия не имеет, как попасть в число избранных — тех, кто в гонках принимает участие. Мне повезло однажды познакомиться с нужными людьми, выпить с ними несколько раз в бане, по-мужицки, а потом получить постоянный пропуск на тайное-нетайное мероприятие.

От это ночи зависело всё. Деньги, которые мне удалось стрясти с отца Оли, я вложил в новую тачку. О, что это был за скандал! Она приехала вместе с отцом ко мне на встречу, пыталась то опять изображать влюбленную дурочку, то сумасшедшую стерву, готовую забрать мои деньги и раскидать их по улице. Но отец властно остановил ее одной фразой: