— Помню, в универе мне чуть башку не проломили за длинные волосы… Месяц в больнице проторчал. — в его голосе прозвучала даже некая гордость, мол, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя.

— А всё-таки зачем ты на подножку полез?

— Хотел убедиться, что это точно туман.

— И как?

— Убедился. А знаешь, что это значит?

Ри пожала плечами, Дан тяжело вздохнул. Видимо, она попала по ушибленному месту.

— Значит, мы можем попробовать вызвать трамвай и играть в нём, пока едем через туман, понимаешь? Мы будем прямо внутри тумана — и в полной безопасности. Жаль, я гитару ребятам оставил. Можно было бы прямо сейчас проверить. — Тут Дан махнул больной рукой и снова охнул.

«Вот только этого мне и не хватало, — пронеслось в голове у Ри. — Вот счастье-то привалило! Он везде будет лезть, не думая о последствиях, а я буду бегать и везде его искать и спасать». Потом она подумала и вспомнила, что сама рассказала ему про заблудившийся трамвай и сама же потом чуть не осталась на заколдованной поляне и металась по ней в ужасе. «Да мы просто созданы друг для друга! Два идиота, готовых залезть в какую-нибудь задницу и посмотреть, что из этого получится», — подумала Ри, но вслух говорить ничего не стала.

— Кстати, я так и не понял, куда мы попали. Ну, то есть, Комсомольскую рощу я узнал…

— В моё детство мы попали, — вздохнула Ри. — В один очень счастливый день…

— Учти, второй раз я за тобой не полезу! Выбираться будешь сам, — сказала она, прибавив для убедительности пару крепких словечек.

— И не понадобится, — спокойно ответил Дан. Он стоял в дверях, здоровой рукой держась за кожаную петлю, свисавшую с поручня, и широко расставив ноги. Отстукивая ногой ритм песни, он собирался с духом.

Ри все эти эксперименты не нравились, ей хотелось поскорее вернуться домой, к Котлеру и недоделанному заказу, да ещё и в горле начало першить после прогулок по зимнему лесу, но заблудившийся трамвай мчал сквозь туман и не собирался останавливаться.

— Я созрел душой для светлых, светлых и прозрачных дней, — начал Дан. Слова, не искажённые туманом, звучали отчётливо, и на этот раз Ри узнала мелодию. Она уже слышала эту песню в той, прошлой жизни, задолго до того, как встретила Дана у дома Васильчиковых.

— Стал взор мой бел, как монашеская постель… — на последних словах он дал петуха и закашлялся.

Впрочем, даже четырёх строчек хватило для того, чтобы с туманом начало происходить что-то странное. Сначала он забурлил, закрутился сильнее обычного, и вдруг замер. Вытянутые щупальца, заплетённые причудливыми узлами, застыли, как морозные кружева на окне. А сверху на несколько секунд мелькнуло голубое небо.

Дан всё никак не мог прокашляться, и Ри побоялась, что он снова не удержит равновесие и упадёт. Трамвай, меж тем, затрясло, заскрежетали тормоза, и сноп искр промелькнул в окне. Ри с силой дёрнула Дана за руку и втащила в салон.

— Работает! Ты видела? Работает! — голос у Дана сел, и он говорил драматическим шёпотом.

Ри молча кивнула.

— Этой ночью попробуем с инструментами!

— А голос?

— Разберусь. Первый раз, что ли?

Трамвай замедлил ход. Замелькали за окном фонарные столбы и решётки Восточного моста. Ри не могла усидеть на месте, всё вертелась, пытаясь ухватить взглядом давно забытую панораму — берега с купами деревьев, широкую реку, здание Мелькомбината, давно поглощённое туманом.

Светило солнце, но по лужам на асфальте, по уходящим свинцовым тучам можно было догадаться, что дождь прошёл совсем недавно. Зелень на деревьях была ещё молодая, чистая, яркая; в жёлтых одуванчиках совсем не было видно травы. Майский день, именины сердца…

Трамвай остановился.

— Кажется, я понял, когда мы попали, — мрачно сказал Дан, и Ри показалось, что он опять постарел — не так сильно, как после концерта, конечно, — но лет на пять точно. — Может, ты просто подождёшь меня здесь?

— С чего бы? Там что-то плохое? Что-то отвратительное?

Дан замотал головой.

— Там мой самый счастливый день.

Ри почувствовала острый укол обиды в груди. И ещё немного — ревности.

— Ничего такого, правда. Я тебе потом всё расскажу. — На последних словах голос у Дана опять сел, и последние слова были сказаны шёпотом.

«Точно дело в какой-то бабе», — подумала Ри и тут же одёрнула себя. Причём тут чужие женщины, если ей пока ничего не предложили? Вот предложат, тогда и стоит ревновать.

— Хорошо, буду тут.

Дан спрыгнул с подножки на потрескавшийся асфальт и побрёл к лестнице, спускавшейся по насыпи. Ри провожала его взглядом. Вот оно идёт, чьё-то счастье — тощее, помятое, с наметившимся брюшком и сединой в длинных посечённых волосах.

Она растянулась на скамейке и несколько минут бесцельно разглядывала потолок. В горле снова запершило, Ри закашлялась, с тоской представляя, как будет простуженная и разбитая корпеть над несчастным амулетом, когда вернётся домой.

Когда она встала, Дан уже скрылся из виду. Ей было очень любопытно, куда и зачем он пошёл, но и нарушать обещание не хотелось.

«Я только немного разомнусь и ничего больше, — убеждала она саму себя. — Только прогуляюсь по мосту, спускаться не буду».

Сперва Ри так и поступила: обошла кругом трамвай, пересекла проезжую часть, перешагнула через бордюр, отделявший её от пешеходной дорожки, прогулялась до середины моста. Из ниоткуда на проезжей части возникли автомобили, всё больше старенькие ВАЗы и «Жигули», но мелькнула и пара иномарок. На реке появилась гружёная песком баржа. Мужчина в бейсболке задел Ри плечом и принялся извиняться. Как и тогда на поляне, окружающий мир быстро заполнялся статистами. Ри стало не по себе.

«И всё-таки где он там?» — подумала она и быстро зашагала к лестнице. Она уже успела узнать места — спуск к старому кладбищу, которое среди неформалов называли не иначе, как «Сиреневый садик».

Налетевший порыв ветра принёс с собой знакомый аромат — тяжёлый, густой, приторный. Ри спускалась по ступеням, периодически останавливалась, чтобы полюбоваться разворачивающейся перед ней картиной — жёлтым, сияющим на фоне грозового неба полем одуванчиков, окружающим островок сиреневых кустов. Она надеялась разглядеть где-нибудь там Дана, просто удостовериться, что с ним всё в порядке, но никого не увидела.

Пока Ри шла по тропинке, она успела снова намочить и испачкать джинсы до самого колена. Солнце припекало, в кардигане становилось жарко, но в горле растопырил иголки средних размеров ёж, и она не решалась раздеться до футболки.

Дана всё ещё нигде не было. Ри подумала, что ошиблась, когда решила, что он отправился на кладбище, и стоит поискать его в коттеджном посёлке, но до островка сирени оставались считанные метры, а к посёлку надо было возвращаться, сделав немалый крюк…

Тропинка вела её в самую гущу мокрых кустов. Перед тем, как нырнуть туда, Ри вздохнула поглубже, как перед прыжком в ледяную воду, наклонила ближайшую ветку, тряхнула как следует, и решительно шагнула вперёд.

На голову ей тут же обрушился поток воды, волосы сразу отяжелели, по шее и лицу потекли за шиворот холодные ручейки. Капли, которые попадали на заколдованный кардиган, с шипением испарялись, едва успев коснуться поверхности.

«Надо будет попросить Нюсик связать к нему капюшон, — подумала Ри. — Или схему взять».

Миновав плотную стену кустов, она очутилась на небольшой полянке, заросшей молодой, ещё невысокой травой. В нескольких местах из земли выступали старинные поваленные надгробия. На одном из них сидела девушка в длинной чёрной юбке и чёрной блузке с широкими рукавами.

Ри посмотрела на неё, моргнула, протёрла глаза, снова посмотрела… И попыталась вспомнить, не бывала ли она в этих краях когда-то давно, ещё в прошлой жизни.

Дан стоял рядом с девушкой, спиной к Ри, и в его позе было что-то робкое, жалкое. При этом — Ри могла поклясться — он опять помолодел лет на двадцать. Это чувствовалось в осанке, в наклоне головы, в том, как оживлённо он размахивал руками. Голоса она не слышала, но по всему было похоже, что Дан пытается в чём-то убедить девушку, а она смотрит перед собой грустно и отстранённо.