Когда я подходил к бараку — то думал о камнях душ, работе системы, новой информации и вообще о том, что сегодняшний день оказался вполне неплох. Но когда я подошёл ближе — понял, что сегодняшний день ни сулит мне ничего хорошего. Около дверей стоял матон с вертикальным шрамом на губах.

— Магистрат приказывает явиться во Всеобщую Церковь. Ты должен обсудить долг со своим держателем долга, и получить причитающийся выигрыш после дуэли.

— А церковь здесь при чём?

— Мне не известно. Магистрат вчера вечером закончил инспекцию его имущества. Возможно, что-то из вещей проигравшего было получено из рук служителей церкви.

Клаус ушёл, оставив меня с двумя вещами: требованием явиться в церковь после обеденной службы, и желанием кричать, пытаясь унять скверное предчувствие. Оно не пропало, пока я обедал, отдыхал в комнате, или когда добрался во второе кольцо академии. Наоборот, гнилое чувство в груди лишь усилилось от вида каменного здания с длинными витражными окнами, практически от земли до самой крыши причудливого амбарного вида.

Прихожане успели разойтись, но старый служитель церкви и его ученик всё стояли около массивного кристалла. Они молча наблюдали, как я медленно взошёл на подиум и положил руку на гладкую поверхность. Процедуру в этот раз проводил Хубар. Когда всё закончилось, он молча проводил меня в подвальные помещения церкви. Я то же молчал, желая как можно быстрее разобраться с делами и уйти в барак.

Заговорил Хубар только когда мы зашли в отдельную комнату, где до этого я принял задание на исследование скверного места. В помещении нас дожидался нутон лет двадцати в церковной робе и красной накидке.

— Всеобщая церковь благодарит сулина Лик’Тулкиса за успешное проведение столь рискованной нуррасии Антанской макиры. Прошу, давайте закончим главное.

Хубар держался чинно, несвойственно самому себе. Показав на стол, где было расставлено всё необходимое для закрытия задания. Вскоре кристалл на подставке моргнул синим цветом, вместе с оповещением системы. Ещё одна тяжёлая ноша свалилась с моих плеч.

— Да благословят Всебоги нас за наши деяния, — торжественно произнёс Хубар, вытащив из-под кристалла небольшую карточку, только что покрывшуюся надписями.

— Да направят нас на верный путь слова Всебогов.

— Прежде чем мы перейдём к рассмотрению результатов нуррасии, сперва нужно передать твой долг, — Хубар показал на парня, тот коротко мне кивнул. — Меня вызывают обратно в собор Магласии. Я, так-то, всё ещё послушник всеобщего собора южного материка, а в академической церкви проходил практику.

— Надеюсь, она завершилась успешно? — я не скрывал сарказм в голосе.

— Да. Благодаря твоим стараниям, — Хубар мне добродушно улыбнулся, но в его голосе крошками стекла звучала насмешка.

Мой долг в двести пять тысяч золотых империи был переписан на нового церковника. Хубар представил нас, но я даже не удосужился запомнить имя нового служителя — зато прекрасно запомнил, что в церкви он пропишется на ближайшие пять лет. Проблем с оплатой долга не возникнет, а ничего другого в его персоне меня не интересовало.

Мы с Хубаром молча проводили нового церковника. Так же молча проследили, как он закрыл за собой дверь. И так же молча уставились друг на друга. После всего случившегося на арене нас сам случай обязывает сидеть с закрытыми ртами и ждать, когда оппонент заговорит первым — но именно сейчас я понимал, что белобрысый будет молчать даже в том случае, если я встану и уйду из церкви.

— Стало быть, мы с тобой больше не увидимся?

— Ты расстроен? — церковник осуждающе чуть прищурил глаза.

— Ты не поверишь, но — да. Когда я вернусь, а тебя не будет в академии — ты даже не можешь вообразить, насколько твоё отсутствие облегчит мою жизнь. Я даже не знаю, что мне делать.

— Не думаю, что ты будешь грустить, когда вернёшься… — нутон перестал скрывать чувства, маска наигранного благочестия спала, лицо исказила гримаса отвращения, а в глазах вспыхнул огонь презрения, —… погань.

— Что ты сказал? — я медленно потянулся к кинжалу на поясе. Хубар это заметил, но лишь усмехнулся.

— Я сказал именно то, чем ты являешься. Ответь, Ликус, насколько твои хозяева спланировали всё происходящее?

— У меня нет хозяев.

— Кому ты врёшь? Эти твои драконы послали тебя в академию, ведь только здесь ты мог защитить свою опороченную сущность.

— Услышать бы тебе со стороны бред, который ты несёшь, Хубар.

— Бред? — церковник оскалился. — Бред — это всё произошедшее недавно, Ликус. Только здесь, в академии, ты мог узнать границы сидящей в тебе порчи, и не бояться, что об этом узнают на всех свободных материках. Правила академии даже нас с наставником обязали принести клятву души. Мы даже не можем сообщить в соборы, что титул сулина носит подобная тебе погань. Кто ты, если можешь преспокойно есть то, что нормальных разумных развратит в ближайшие сутки или часы, или даже минуты? Кто ты, Ликус, ответь?

— Тот, кто сейчас заберёт причитающийся ему приз после дуэли, уйдёт из церкви, и больше с тобой не увидится. И грустить по этому поводу он не будет, Хубар. Он даже не опечалится, если на пути в собор ты угодишь в засаду разбойников.

— О нет, такого не случится. Даже они имеют толику благочестия не рисковать жизнями служителей церкви. И владеют достаточным благоразумием, не атаковать стражей и паладинов церкви. Что нельзя сказать о ксатах. Сам знаешь, договор действует только внутри городских стен и в поселениях. За ними вы равны остальным, Ликус.

— За всех ксатов говорить не буду, но мне неприятно, когда меня сравнивают с моральными отбросами, — я окинул церковника изучающим взглядом, с головы до ног и обратно. — А сейчас речи нет даже о ничтожных моральных рамках, Хубар.

— Да? — белобрысый прыснул, и коротко просмеялся. Церковник достал из шкафа деревянную шкатулку, поставив её на столе перед собой. Длиною в две ладони, а шириной и высотой в одну, её лакированная поверхность порождала скверное предчувствие. — О морали говорит ксат, надо же. Один из тех, кто увозит детей к себе на остров. Ты, Ликус, говорил сейчас о морали, но именно церковь порицает использование этих камней, хоть и создаёт их, — церковник постучал пальцем около коробки. — Мы поступаем так, потому что обязаны нести слово Всебогов разумным, трактовать, обучать, наставлять, оберегать их. И на это всё нужны деньги. Но вы, ксаты, зачем их покупаете у нас? И плевать на вас, но на твоих плечах параная академии, Ликус. Вы, маги, за такие камни готовы продать даже друга, лишь бы иметь один из лучших ингредиентов. И всё для того, чтобы быть чуточку сильнее остальных. Это сейчас маг говорил о морали? Вздор!

Хубар подоткнул ко мне шкатулку. И процедил сквозь зубы: — Не смей говорить о морали.

Я смотрел на Хубара исподлобья, сопротивляясь порыву плюнуть ему в рожу. Но ещё больше я сопротивлялся наисквернейшему чувству, сдавившему грудь от вида лакированной шкатулки. Я аккуратно откинул крышку. И на секунду забыл как дышать.

Шкатулка изнутри была обшита кристально белой тканью, её мягкой подушкой набивала овечья шерсть. Под крышкой была приколота небольшая бумага с надписями. А на мягкой подложке лежал кристалл правильной ромбовидной формы, как из скреплённых в основаниях двух четырёхгранных пирамидок. Его поверхность блестела глянцем, внутри будто клубился серый туман, а сам кристалл ярко светился синим цветом.

— Что это? — спросил я у Хубара, но ответ слышать не хотел.

— Это? — церковник, недоумевая, чуть наклонил голову вбок. — Это — Носок. Валдис Намат.

— Это был он? — этот вопрос я произнёс вслух случайно.

— Видел отвоз трупа? Да, это был он. Мы недавно закончили и сразу послали в магистрат. Оттуда уже вызвали тебя и забрали тело, — Хубар показал пальцем на кристалл. — Это единственное, что магистрат сказал передать тебе. Они сегодня закончили осмотр вещей Касуя и убедились, что все его конспекты, книги и прочее полученное в академии, пойдёт вразрез с условиями твоего обучения. Их передавать тебе нельзя. Но это предать можно.