Лития фыркнула.

— Сила, внутренняя сила, позволяющая поступать, как тебе хочется.

Она не сомневалась, что на самом деле учитель всё прекрасно помнит.

— Любопытно, что будет у него, — пробормотал Громалк.

Оба посмотрели в сторону носа, где сидел закутанный в плащ голем.

Артём продолжал тренировку. Но теперь он решил подойти к делу по-другому. Его заинтересовало, как вообще работает эта схема. В общих чертах всё было понятно, но вот на практике… Как она вообще запускается? По идее эйт памяти должен извлекать нужное содержание из этой самой памяти. Но как? Артём призадумался.

Вероятно, нужный эйт требуется поместить в собственное тело, точнее в разум. Хм. Сознание он уже визуализировал на посвящении. Опять, что ли красную точку представлять. Плохой внутренне поморщился, вспомнив про испытанную им боль. Хотя наверно во второй раз так больно не будет. Громалк говорил, что сознание быстро адаптируется.

Ну ладно, попробуем, — решился Артем, наконец. Закрыв глаза и сосредоточившись, он начал представлять себе ту самую точку в точке, как уже делал не так давно. Боль пришла, но была очень слабой. Скорее даже не боль, а воспоминание о ней и Артём мог продолжать, без особых усилий. Потом он поместил в эту красную двойную точку эйт памяти.

— Продолжай, продолжай, — прозвучал совсем рядом голос Громалка.

Караулит он меня, что ли, — подумал Артём. Хотя о чём это я, баржа небольшая и всё видно, как на ладони. Его вдруг охватило ощущение странного дежавю. Потом боль сделалась серьёзной, как и в прошлый раз, она началась в голове и начала распространяться по всему телу. Затем его словно ударили по голове.

— Соскочил, — коротко бросил он Громалку.

— Не беспокойся, с первого раза ни у кого не получается, — отозвался тот. — Ты и так достаточно далеко зашёл.

Ощущение дежавю усилилось. А ведь, что-то здесь не то, — подумал Плохой. — Сейчас он мне ещё опилки предложит поджечь.

— Ладно, — сказал мудрейший, — пора перейти от теории к практике.

И он поставил перед Артёмом уже знакомую тому сковородку.

Какого чёрта! — едва не заорал Плохой. И вообще, что я здесь делаю? Я же только что был на барже, сидел там с закрытыми глазами, медитировал на эйт памяти. Ну конечно, я и сейчас там. Чёртов эйт просто прокручивает воспоминания. Ничего себе, прямо виртуалка какая-то.

Артём открыл глаза. Он действительно находился на судне. Ближе к корме двое матросов, что-то делали с лежащим на палубе канатом. Однако видения прошлого не исчезли. Они по-прежнему проносились перед внутренним взором Артёма, став лишь немногим менее чёткими. Временная последовательность не соблюдалась. Видения менялись, подчиняясь неуловимым ассоциациям.

Память вновь вернулась назад, она снова воспроизводила процедуру инициации. Воспроизводила во всех подробностях, включая боль. Отключить воспроизведение не получалось и Артём в отчаянии попытался хотя бы переключиться на что-нибудь.

Воспроизведение, наконец, изменилось. Теперь двенадцатилетний Артём стоял перед шестнадцатилетним дылдой. Чуть позади находился его друг Антон. Ну, Плохой тогда считал его таковым.

— Ну, что гоните деньги, мелкие, — лениво произнёс дылда.

Говорить, что денег нет, было бессмысленно. Артём это понял сразу. Он узнал этого типа, тот видел, как они расплачивались в магазине. Вот и съездил в город, — мрачно подумал он, — вот и срезали путь через гаражи.

— Ну, чего ты привязался? — безнадёжно спросил Плохой.

Он и сам понимал, что толку от этой реплики не будет никакого.

— Заткнись, — безэмоцианально произнёс второй гопстопник, он загораживал путь к отступлению.

— Деньги, быстро — повторил первый и для острастки замахнулся.

А в следующий миг, Артём со всей силы врезал ему в ухо, одновременно ударяя ногой в коленную чашечку. Больше он ничего сделать не успел. Дылда покачнулся, скорее от неожиданности, чем от силы удара.

А вот на самого Плохого обрушился мощный удар сзади. Он, казалось, выдавил из лёгких весь воздух, а самого Артёма бросил на железную стенку гаража. Мир растворился в мгновенной вспышке, которую сменила кромешная тьма.

Друг навещал его в больнице. Плохой сразу заметил, что на нём не был ни царапинки.

— Ты не сражался, — не то спросил, ни то констатировал Плохой.

— Шутишь, не все такие бешенные как ты.

— Понятно.

Не точно бы они тогда внезапно поссорились, но что-то из их отношений безвозвратно ушло. А Артём, выписавшись из больницы, записался в секцию рукопашного боя. Почувствовав себя готовым, он принялся почти каждый выходной день ездить в город и целенаправленно ходить через эти самые гаражи.

На четвёртый или пятый раз он решил, что рэкетиры, скорее всего, были не местные, наскочили на них тогда случайно, и повстречать их снова, по всей вероятности, не получится. Но для очистки совести решил побывать там ещё разок. Если и в этот раз нет, то завязываю, — принял он окончательное решение.

Но именно в этот, последний раз он и наткнулся на дылду. Тот стоял за гаражами, покуривая. Память на лица у Плохого была хорошая, и он узнал врага сразу.

— Ну, здравствуй, — проговорил Артём подходя.

Дылда недоумённо на него покосился.

— Чего тебе, мелкий, — было видно, что Плохого он не узнаёт.

Но больше Плохой время на разговоры не тратил. Он ударил. Сперва в солнечное сплетение, затем по гениталиям. К чертям благородство, разве в прошлый раз оно было! И честный бой тоже к чертям! Слишком благородные и слишком честные обычно проигрывают. Это Плохой прекрасно понимал даже в этом возрасте. Это жизнь, а не кино про мушкетёров. В кулаке у Плохого был зажат камень.

— За что?! — успел прохрипеть упавший дылда?

— За грабёж!

В начале он хотел уйти не оборачиваясь, но потом всё-таки оглянулся. Зрелище было жалким.

Желание искать второго гопника и разбираться с ним у Артёма как-то сразу пропало. Несколько дней он размышлял, правильно ли поступил: он не был в этом теперь уверен. Но и какого либо сожаления не ощущал. В конце концов, он прекратил ломать голову: что сделано, то сделано. Какой либо жалости к рэкетиру у него точно не было.

А память уже переключилась на другой слой.

Поздравительный плакат на стене цеха с фотографией пухленького лысого личика. Вот только подпись под этим плакатом была весьма необычной для юбилея.

«Поздравляем Геннадия Копалкина с днем рождения. Наша администрация уже сделала ему подарок, подобрав место подальше от работы и поближе к её ушам.»

Перед плакатом стоит невысокий человек, тот самый с фотографии, и на лице его заметно некоторое недоумение: он словно не знает, должен ли он разозлиться или обратить всё в шутку. Наконец, он оборачивается к стоящему неподалёку Артёму, которой не смог удержаться от того, что бы не полюбоваться зрелищем.

— Зачем, ну зачем, право слово? — теперь недоумение проявляется уже в голосе. — Вы ведь раскалываете коллектив, сеете рознь.

— Было бы что раскалывать, — спокойно отвечает Плохой.

— Наш профсоюз помогает людям, — невнятно бормочет Копалкин.

— Кому и когда? — с интересом спрашивает Плохой.

Но бормотание становится ещё более невнятным. Похоже, профбосс пытается вспоминать конкретные имена, вот только никак не может. Тогда Копалкин вновь обращает внимание на Артёма.

— Никак не могу понять, зачем это вам, — произносит он даже с некоторым любопытством. — Вы очень способный человек, явно прирождённый лидер. Зачем же вы сеете рознь и мешаете людям жить. Неужели история со свалкой вас ничему не научила?

И Копалкин смотрит на Плохого с таким видом, словно действительно хочет его понять, вот только почему-то не в состоянии.

Артёму уже не интересен разговор, но он все-таки отвечает.

— Напротив, многому научила: например тому, что не следует ждать милости от властей. Их у них не бывает. Что же касается остального, то знаете, если вы действительно не понимаете, зачем мы, именно мы, а не я, всё это делаем, то, скорее всего уже никогда не поймёте.