— В любом случае, мы рядом с концом нашего пути. Скоро — граница территории кентавров. Туда я не сунусь даже по приказу Дамблдора. Разве только *вместе* с ним.

— Хорошо, а то идём мы уже долго.

Гермиона помолчала.

— Знаешь, мне никогда не приходят в голову такие мысли, как у тебя. Но когда я их позже обдумываю, приходится со многим соглашаться. Но потом я всё равно… — Гермиона вздохнула. — А почему, кстати, ты не хочешь заходить на территорию…

Я резко остановился и сжал её плечо. Прикрыл глаза и до предела обострил второе зрение. Это не помогло. Впереди была тьма. Много Тьмы.

— Беги. Живо!

Урок вот-вот начнётся.

— А… а ты?

Да что за люди эти девчонки? Я сформировал обширный «Люмос Эклипсис» и послал его вперёд. Окрестности осветило, будто сверху включили десяток сценических прожекторов.

— Я сразу за тобой.

«Эклипсис» не помог. Тропинка впереди всё равно оставалась тёмной. И эта темнота начала приближаться.

— Ты врёшь, — спокойно сказала Гермиона, доставая палочку. — Говори, что делать.

На плечо безо всякого вызова опустилась Ночь. Урок начался.

Ночь повернулась ко мне — и в голове пронеслась серия образов. Ой-ёй… Как же опасно учит Хогвартс. Надеюсь, оно будет того стоить.

Стало холодать. Несмотря на тёплую одежду, меня начал пробирать мороз. А потом из тьмы выплыла большая фигура в тёмном балахоне, парящая над землёй. Лицо скрывал глубокий капюшон.

— Гарольд, кто это?

Я выставил Щит пустоты.

— Дементор. Гермиона, нужен твой Свет.

Навалилась неподъёмная, смертная тоска. Если где-то есть место, абсолютно лишённое надежды, здесь и сейчас открывался его филиал.

— Шт…

Гермиона начала оседать на землю. Ночь сорвалась с плеча и упала ей на голову. Охватила крыльями, накрыла своей головой… Из меня потекла энергия. Ничего, выдержим. И, пожалуй, эту тварь нужно отодвинуть.

Я выпустил на волю поток Пустоты. Тварь недовольно зашипела и начала удаляться. Правда… медленнее, чем должна была бы.

— Гар… что нужно…

Гермиона немного пришла в себя, но сильно дрожала.

— Не вставай. Гермиона, нужен твой свет. Ты полна Светом, это твоя стихия. Свет и Порядок.

Я усилил поток ещё больше. Почему дементор оттесняется так туго?

— Не думай, чему тебя учили. Вспомни свои сны. Вспомни, как на самом деле выглядит твоя магия. Загляни в себя, возьми весь Свет, что есть. Облеки в совершенный кристалл Порядка. Достань его.

Я присмотрелся внимательнее. Эта тварь жрала Пустоту! Червоточины Хаоса, да как можно жрать такое добровольно?

Где-то рядом отозвалось большое количество Света. Пока скрытого, но готового вырваться и выжечь лес на сотню метров вокруг. К сожалению, дементору это не нанесёт фатальных повреждений. Не понимаю, почему в данном случае Тьму нельзя нейтрализовать Светом, но это так.

— Что… дальше? Бросать в… это?

— Нет, не вздумай! — я подбросил твари ещё «доширака». — Зови его.

— К… кого?

— Своего защитника. Как мою сову, что сейчас тебя прикрывает, видишь? Только своего, собственного, светлого.

— Как?

— У каждого мага есть защитник. Он где-то далеко, в своём мире. Но он всегда поможет. Дозовись его, он услышит.

— К…как он выгл…

— Это знаешь только ты. Не думай, как он выглядит. Кричи, что тебе нужна помощь.

— А…

— А мы с Ночью поможем ему прорваться сюда. Ты только найди и дозовись его.

— Я…

— Ты маг, Гермиона. Не думай. Делай! — сказал я и добавил тише: — Или нас сожрут.

Кажется, я начал понимать, что происходит. Стихия этой твари — не первичная. Производная. «Голод». Внебрачный выродок Тьмы и Хаоса — вечный, всепоглощающий Голод. Тварь жрала Пустоту, но не могла нею насытиться ни на йоту. И это усиливало её голод ещё больше. Она обезумела и рвалась к источнику бесплодной пищи всё сильнее. А может, ей хотелось прорваться сквозь горы пустой еды к наполненным вкуснейшей амброзией сосудам наших душ.

Тварь постепенно распирало от поглощённой Пустоты. Но вместить в себя она могла ещё много. Наверное, я бы мог сейчас кое-что сделать и поставить точку в бою, ведь у меня есть ещё и Жизнь, но… у этой битвы имеется ещё одна цель.

Грань заколыхалась. К нам пытался прорваться кто-то… добрый.

— К…кажется…

— Вижу. Сейчас…

Похоже, тварь, даже если бы и захотела, уже не могла от нас оторваться. Инстинкты не позволят. Слишком много она съела, а ей давали ещё и ещё.

Открыть каналы. Взять немного этого света. Пожалуй, настал твой звёздный час, палочка: тот самый момент, когда с тобой лучше, чем без тебя.

— Exspectamus patronum!

Дохнуло незнакомым миром и чьей-то радостью. На тропинке стало очень светло.

— Весь свет — ему, Гермиона! Он знает, что делать!

Мне показалось, что наступил солнечный день. В тёмный балахон врезался какой-то ослепительный комок. Пролетел сквозь тварь, мгновенно развернулся, пролетел ещё раз — и начал раз за разом прошивать дементора тонкой световой паутинкой, будто игла швейной машины, прибивающая пуговицу к толстому ковру.

От поднявшегося визга закололо в ушах. Патронус обычно не убивает дементоров — не успевает, потому что у тварей хватает мозгов разорвать дистанцию и ретироваться. Но этот матёрый экземпляр слишком сильно присосался к халявной баланде. Однако, патронусу нужно помочь. Гермиона не железная, ей вообще рано было делать этот вызов.

Подняв палочку, я сформировал тончайшую иглу из сгущённой пустоты и вонзил её в бьющуюся в агонии фигуру, в последний момент немного закрутив стилет штопором, чтобы клиент не соскочил. Вонзил — и резко отпустил сгущение.

Накачанная пустотой и сильно подточенная светом, тварь взорвалась. Неожиданно легко, мгновенно, без вспышки и абсолютно беззвучно. Нематериальное тело дементора распылило по дальним земным орбитам. На дорожку медленно спланировали тлеющие обрывки балахона. В уши ударила наступившая тишина.

Урок окончен.

Я опустился на тропинку около Грэйнджер. С усилием достал две горячие кружки и передал одну Гермионе. Светящийся зверёк мгновенно оказался рядом и быстро заглянул в напиток. Успокаивающе посмотрел на хозяйку и присел у ног, между нею и мной.

— Что это?

— Шоколад. Горячий. Пей, он поможет согреться.

Я отхлебнул напиток и, наконец-то, внимательно посмотрел на зверушку. Быстрая, непоседливая, умная. Находиться в одном положении дольше секунды она, похоже, не умеет. Не вытерпела на скучной земле и перебралась по руке на плечо хозяйки.

— Куница, надо же… Ты полна сюрпризов, Грэйнджер.

— А *это*… оно уже…

— Уничтожено. Мы его порвали, других рядом нет.

— Нужно… искры послать, наверное…

— Ты уже отдохнула и готова к новым подвигам? Как только мы их позовём, нас немедленно поднимут, погонят и припашут к чему-нибудь ещё, — я вздохнул. — Ты пей шоколад, Гермиона. Он предписан после общения с… этими тварями. Пей, согревайся, а я буду портить тебе аппетит.

Предстоял долгий, непростой разговор.

— Что ты… Это по поводу него, да? — Гермиона посмотрела на куницу. — Что-то не так?

— Наоборот, с ним всё очень хорошо. Я рад, что он не такой… бесхитростный и доверчивый. Извини уж, говорю как есть.

— Ага… добавь ещё, что у нас теперь хоть одни мозги на двоих будут, — с горечью сказала Грэйнджер.

— Шутишь — значит, отогреваешься, — кивнул я. — Мозгов у тебя своих хватает. Я надеюсь, что он научит тебя критичности. Здоровому недоверию. Навыку думать своей головой.

Гермиона не ответила. Я помолчал.

— У меня опускаются руки, Гермиона. Честно говоря, я больше не знаю, чем помочь, и готов отойти в сторону. — Я кивнул на патронуса. — Это — последняя попытка.

— А…

— Ты вроде бы прислушиваешься к доводам, соглашаешься с анализом ситуации постфактум. Но потом приходит Уизли, плетёт тебе очередную чушь — и ты со всей своей инициативой вляпываешься в очередную вонючую историю. Тебя достаточно поманить сказкой о том, что Великое Дело Добра опять в тебе нуждается — и ты без оглядки кидаешься в огонь за очередными каштанами.