— Мы с вами договаривались о пятнадцати сеансах, — говорила она, листая ежедневник, — если вы решите продолжить, придётся ездить на другой конец города. Вы живёте на Гарькавого. Вам это удобно? Думаю, нет. Я могу посоветовать другого специалиста. Хотите? Не сомневаюсь, когда-нибудь вы справитесь с вашим кошмаром, но помочь вам сможет лишь тот, кто вызовет доверие, и это не я. Так вам дать телефон другого специалиста?

Снежана отрицательно помотала головой. Она молча покинула кабинет, испытывая небывалую лёгкость, всё-таки встречи с психологом её подавляли. Теперь же она была свободна.

— Я справлюсь, — убеждала себя Снежана, направляясь к метро. — Когда-нибудь я обязательно стану целой.

Сидя в вагоне и пряча взгляд от пассажиров, она вспоминала о том, как у них с мужем всё начиналось. Думала ли она в тот миг, каким несчастьем обернётся согласие на всего один совместный ужин? Нет. Снежана не подозревала, сколько злобы и сумасшествия скрывается под непримечательной внешностью массажиста. ЕГО улыбка, глаза отвечали всем её желаниям: грели, радовали. Возбуждали.

Если бы Снежана предугадывала будущее, несомненно остереглась бы принимать от НЕГО цветы, но она их взяла и благодарно улыбнулась, тем самым подписав себе приговор.

Милана Георгиевна не знала даже об этом: отвлекаясь на радужные детские рассказы, Снежана умалчивала обо всём, что так или иначе приносило боль. Психологи из книг утверждали, что корень любой проблемы таится в детских воспоминаниях, и она без зазрения совести тратила сеансы на истории о семейных вечерах, проведённых под аккомпанемент материнской игры на фортепьяно и шелест отцовского судоку. Рассказывала о дипломатии в семье и быстро разрешающихся конфликтах; о самом вкусном в мире свекольнике и самых тёплых объятьях. За пятнадцать сеансов Снежана успела нарисовать едва ли не идеальную картину семьи, воплотив в словах ту модель отношений, которой стремилась достигнуть и с мужем. О том, что ОН видел счастье в кривом зеркале, естественно, умалчивала.

Все беды идут из детства? Снежана сомневалась. Отец никогда не унижал маму, не воспитывал кулаками, не заставлял глотать слёзы вместе с кровью.

— Не реви, Снежа. Это всего лишь разбитая губа, —  муж стоял, облокотившись о дверной косяк в кухне. — Ты сама виновата. Я просил не общаться с другими мужчинами, ты не послушалась.

— Это всего лишь… сын маминой подруги, — тихо отвечала Снежана. — Мы — соседи по даче. Просто… соседи… по даче.

— А это просто губа, Снежа, просто разбитая губа.

Вагон качался, а вместе с ним качалась и она: волны памяти несли новые и новые фрагменты, не желавшие открываться для Миланы Георгиевны и легко вступающие в контакт с душой Снежаны. Она берегла эти частички.

Даже сейчас — в период «после» — обрывки прошлого так и висели в сердце, надёжно спрятанные под ласковыми словами Марка и его заботливыми прикосновениями.

Невероятно красивый мужчина из метро шагнул навстречу Снежане, раз и навсегда проведя черту между «до» и «после».

Нередко ей казалось будто «до» происходило с кем-то другим, теперь же ей казалось, что и Марк нереален. Он понимал её как никто, чувствовал настроение, ни на чём не настаивал. Муж и Марк оказались абсолютными противоположностями. Первого она боялась, второго боялась потерять. Нет, она не зависела от его зелёных глаз и вполне могла бы жить без него. Могла бы даже никогда с ним не встречаться, не слышать голоса, не ловить по ночам дыхание.

Не зависимость и не страсть удерживали в мужских объятьях. Вера в то, что Марк сможет её излечить. Вернёт Снежане себя — вот, что лежало в основе желания быть рядом. И всё же, хотя она не слишком активно обдумывала эту мысль, ощущение страха рядом с Марком тоже возникало. Он был чересчур хорошим — настолько, что часто воспринимался обманом, и это настораживало. А тут это странное сообщение…

«И ты…»

Фраза, несущая тайну.

Марку нравилось присылать оборванные предложения, вроде «Я тебя лю…», «Ты у меня самая краси…», «А дома тебя ждёт сю…». И первое время такие послания вызывали лишь недоумение. Но пару дней назад Снежана начала слышать в них угрозу. Возможно, это ничего и не значило: сожитель дурачился, не более. Но в жизни Снежаны слишком многие вещи окрашивались алым и чёрным, и поэтому она не могла избавиться от напряжения. Тем более, что сегодня звонила Виталина и сообщила, что ЕГО выпустили досрочно. Как быстро летит время… Муж на свободе, а значит вместе с ним совсем скоро наружу выберутся и все фобии, приглушённые сладким «после» и поддержкой Марка.

Снежана вновь прочла текст и задумалась о столь удачном совпадении: ОН на свободе. Послание с неизвестного номера. Надо же! Она только сейчас заметила, что телефон не принадлежит Марку! Привыкшая к его «оборвышам», Снежана упустила самое главное — Марк ни при чём! И сразу стало легче, на сердце теплее. Страх моментально обрёл статус надуманности.

— Но… если это не Марк, — вслух рассуждала Снежана, — тогда кто прислал сообщение? И что оно значит?

В замке повернулся ключ. В комнату вошёл красивый мужчина. Она повернула голову, и невольная мысль, что стоящий в проходе человек — иллюзия, проникла в сознание, заставив сомневаться в реальности происходящего. Снежана ни за что бы не призналась ни себе, ни окружающим, но её самооценка валялась где-то там — в спальне, завёрнутая в ЕГО рубашку. В брачную ночь не было ласк, нежности, объятий, лишь квадраты на ткани мелькали перед глазами, пока муж хлестал Снежану, наказывая за невинный разговор с другом.

— Ты в порядке? Ничего не случилось? — Марк подошёл, присел рядом на диван. Не получив ответа, заглянул в телефон. Нахмурился. — Это от него? Я слышал этот подонок вышел из тюрьмы. Он тебя достаёт?

— Н-нет. Не знаю… — она отбросила телефон и прижалась к его груди. — Он не знает мой новый номер. Может… ошиблись?

Снежана не стала рассказывать о подозрениях относительно самого Марка — они были глупыми, совсем сумасшедшими. Возможно, и вправду кто-то перепутал телефон, а она тут уже возомнила себя героиней банального триллера. Улыбнулась.

— Ты точно в порядке?

— Да. Я подумала, как должно быть смешно выгляжу: какой-то тип ошибся номером, а я умираю от страха.

Он крепко обнял её, вдыхая запах травяного шампуня.

— Не бойся, Снежинка. Михаил тебя больше никогда не тронет.

Произнес ЕГО имя и будто усилил чувство опасности, наполнив воздух тем самым страшным «до».

— Я могу узнать, кому принадлежит номер. Это делается легко, — напомнил Марк, доставая из кармана куртки собственный мобильник.

— Да. Я… я была бы благодарна, — улыбнулась она. — Мне станет чуточку спокойнее, когда я пойму, что зря волновалась.

— Конечно, диктуй номер.

— Сейчас. — Она не успела сдвинуть экран.

Поступивший звонок иглой жуткого предчувствия кольнул сердце. Вверху высветилось имя «Вита», под ним фото улыбающейся подруги. Почему-то Снежана подумала, что сейчас услышит что-то плохое. Затаив дыхание, нажала «принять», и услышала плач.

— Сне… Сне…

Снежана тяжело сглотнула, прижала телефон к уху, закусила губу до крови.

— Сне… жана, — наконец сумел произнести охрипший голос. — Наша Ангелочек… Её… убили…

Если и было «после», то сейчас оно разбилось вдребезги, обволакивая настоящее ярко-алой дымкой. Медленно поворачивая голову, цепляясь взглядом за черты красивого лица, Снежана силилась понять, что всё это значит. Сегодня Марк пришёл позднее обычного, потому что встречался с Ангелом. Снежана сама попросила зайти к ней: у Ангела закончилась пряжа, а офис Марка располагался неподалёку от её дома. Ему нужно было передать нитки, всего лишь передать нитки. А теперь Ангел мертва. И это не укладывалось в голове.

— Снежана! Ты слышишь? Я… я… — в трубке всхлипнули. — Я вызвала полицию. Светлана Ильинична… едва держится на ногах. Думаю… придётся вызвать скорую, хотя… хотя она и отказывается. Снежана… Ты нужна нам.