— Я могу войти?

— Задумалась. Вы разговаривали с Резниковым?

— Недавно, — признался Гольцев. — Он просил извиниться за то, что сам не может приехать и просил меня…

— Так вы здесь по его просьбе.

— Изначально да, но потом я нашёл это, — поднял папку, — и решил поговорить с вами.

— Почему со мной? — спросила, закрывая дверь.

— Потому что Владимир Андреевич не пожелал меня выслушать, а мне кажется найденное важным.

— Давайте на кухню. Тапок нет. Не люблю, — сказала сразу. — Рваные вонючие носки не смущают, так что…

— Я живу с мамой, — смутился Гольцев.

— Помню. На всякий случай предупредила. Был у меня однажды клиент, потерявший жену. Явился не в агентство, а прямо сюда, снял обувь, а там… — махнула рукой. — Не будем портить аппетит. В жизни с мамой есть свои плюсы, как видите.

— И что клиент? — Гольцев снял ботинки и аккуратно поставил их в углу.

— Сам был так растерян из-за своих же носков, так смущался, что в итоге пришлось клещами вытягивать из него суть проблемы. И такое бывает. Хотя, вроде взрослые люди должны уметь держать себя в руках.

— Это непросто. По себе знаю. На кухню?

— На кухню. Только телефон выключите.

— Зачем?

— Хотите разговора — делайте.

— Ладно. Мама знает, где я, а сестра только утром вернётся.

— Отлично. Что в пакете?

— Да так, — пожал плечами, — пара салатов и пирог с вишней. Я знаю, вы любите бисквитные торты, но в магазине были несвежие и все какие-то… Я решил, пирог будет меньшей из зол. В нём хотя бы химии по минимуму.

— Заботитесь о здоровье?

— Мама с сестрой приучили, — вздохнул Гольцев. — Две женщины в доме — это проигрыш личных позиций. Без вариантов.

Александра засмеялась. Гольцев нравился ей всё больше и больше.

Аппетитный крабовый был съеден моментально. Салат оказался не только вкусным, но и свежим. Второй — с курицей и ананасом оставался нетронутым. Гость и вовсе посматривал лишь на коробку с пирогом.

— Давайте напьёмся чая и уже откроем папку, — предложила Александра. Любопытство любопытством, но голод никто не отменял, а она, когда пребывала в плачевном настроении, хотела есть.

— Хорошо. Только можно вас попросить?

— О серединке пирога? Нет. Извините. Это моя часть.

— Нет, — улыбнулся Гольцев. — Не обращайтесь ко мне на «вы». Мне как-то… неудобно.

— Обоюдная просьба. Я тоже не старушка. Переходим на «ты».

Затем был ароматный чай, заваренный до идеального вкуса, и сладкий воздушный пирог.

Отставив посуду, одновременно потянулись к папке, лежащей рядом, на подоконнике. 

— Что здесь? — спросила, первой коснувшись обложки.

— Биография Васильевой и её семьи. Есть пара моментов, которые могут помочь выйти на след маньяка.

— Да? Любопытно.

Александра изучала материалы, а Гольцев воодушевлённо вещал:

— Вы, ты знала, что Васильеву удочерили в возрасте трёх лет? Муж бросил её мать, и та спрыгнула с балкона. Она была ещё совсем молодой. Только закончила институт.

— Оправдываешь? — детектив подняла глаза на Гольцева.

— Не осуждаю. Беременность была по залёту. Отсутствие материнского инстинкта объяснимо.

— Оправдываешь.

— Хорошо. Оправдываю. Но для Ангелины так было лучше.

— Уверен?

— У меня сестра работает в больнице. Иногда от пациентов такого наслушается, что хочется в петлю лезть или дать запрещённый препарат страдальцу. Она держится. Ещё ни разу не пошла на поводу у своих чувств, потому что сильная и здравомыслящая. Но мы с ней часто обсуждаем её работу, и знаете… знаешь, иногда услышишь про какой-нибудь случай и понимаешь, лучше бы эта женщина на свет не появлялась. Или лучше бы её другим родителям отдали. Потому что хуже не любви в семье ничего быть не может. А ведь многим не везёт с этой любовью.

— И, если кому-то не повезло, нужно портить жизнь другим?

— Ангелине жизнь никто не портил. Её мать перед самоубийством позвонила двоюродной сестре и молила забрать дочь. У Светланы Ильиничны было бесплодие, а о детях она мечтала.

— Ты об этом здесь прочёл? — в голосе Александры звучало явное сомнение.

— Нет. Это мне сама Светлана Ильинична призналась, когда я ей звонил. Она ведь… совсем плоха. Врач говорит, если не случится чудо, ей не выкарабкаться. Семья была для неё всем. А без мужа и дочери жизнь потеряла всякий смысл. Знаешь, когда я за тёплой кофтой к ней домой ездил, в голову пришла одна мысль: а что, если Васильеву убили не из-за любви, а из-за её нехватки?

— Что ты имеешь в виду?

— Сердце там, сердце здесь. Даже коробка в форме сердца. Навязчиво как-то. Тебе так не кажется?

Под таким ракурсом она преступления ещё не рассматривала, но в словах Гольцева было зерно истины. Если подумать, то действительно, любви было слишком много. Настолько, словно ею прикрывались, будто ширмой.

— Твоё предположение надо проверить, — задумчиво сказала Александра, делая пометку неоново-зелёным на бумаге. Листы всегда были под рукой.

— И об этом же я задумался, читая биографию, — продолжал Гольцев. Взгляни на то место, где говорится о благотворительном вечере, проводимом Власовым.

— Власовым?

— Именно. Оказывается, он знал Арееву. Жену задержанного.

Александра не скрывала изумления:

— Откуда ты всё это знаешь?

— Пересекался с Лилией Власовой. Хорошая была, хотя и на понтах.

— Подробнее.

— Познакомились на сайте. Какое-то время переписывались. Ей не хватало общения: отец весь в делах, мать тоже занята. А Лиля иногда покуривала. Не сигареты, как ты понимаешь, и тогда её несло. Жизнь плохая, деньги зло, мужики только к отцу подбираются, а она никому не нужна. В общем, по сути, Лиля была несчастлива, как и Васильева. Ангелина же о том, что приёмная узнала, когда…

— Умер её отец, — догадалась Александра.

— Да. Так ты знакома с папкой?

— Нет. Я знакома с Васильевой. Мы учились в одном классе, но это неважно.

— Сочувствую.

— Не надо. Что там с Власовой?

Власов как-то устраивал благотворительный вечер, там была его дочь. Она пригласила свою знакомую, Арееву Маргариту. С Ареевой они пересекались на том же сайте знакомств.

— Подожди. Хочешь сказать, Лилия переписывалась с обоими полами?

— Нет. Власова приревновала к Рите своего парня Саньку Бурина. Прочла их переписку. Пригласила Арееву, чтобы…

— Показать, где чьё место.

— Скорее всего да. Но не менее важно здесь другое, — Гольцев сверкнул глазами, и детектив увидела в нём свою копию. — На вечер также были приглашены и три рукодельницы со своим эксклюзивом. Вещи только для богачей. Понимаешь, к чему я клоню?

— Там ВРАЧ присмотрел своих жертв? — Задумалась. — Надуманно выходит. Не знаю. Но информация, безусловно, любопытная. Только я тебе не верю, Андрей.

Лицо Гольцева выражало обиду:

— По-твоему, я притянул всё за уши?

— По-моему, этого нет в папке, — постучала указательным пальцем по обложке. Материалы закрылись с упоминанием рукодельниц, и взгляд Александры из одобрительного превратился в настороженный. Но увлечённый собственным рассказом, Гольцев не почувствовал надвигающейся грозы.

— Так, откуда информация, Андрей? — нахмурилась детектив.

— Из Управления. Власовыми занимался мой старший брат. Соколов Дмитрий. — Смущённо и виновато опустил глаза. Прошептал. — Прости.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ 

Череда частых ударов сотрясла сердце, непривычно громко отдаваясь в ушах. Мир закружил. Александра поняла, что ей не хватает воздуха.

— Тебе плохо? — Гольцев схватил её за руку. — Воды?

— Нет… — произнесла совсем тихо. Попыталась собрать себя, так внезапно расколовшуюся на сотни «почему» и «как», воедино. — Я в порядке. Но не понимаю, зачем ты лжёшь?

— Это правда. У нас с Димой разные отцы, но одна мать.

«А я даже этого не знала…» — с печалью подумала Александра, закрашивая в своей памяти неудачные отношения чёрным.