— Любопытно. Цифры я почти не использую.

— Это скорее лично моя теория, чем что-то действительно стоящее, но раз тебе нужен необычный подход, почему бы не попробовать.

Александра ждала продолжения.

Гольцев говорил воодушевлённо:

— Всю нашу жизнь, все действия можно разложить на числа, взяв за основу единицу. «1» — это ты. Задать конечное число — фаталь.

— Фаталь? — рассмеялась детектив.

Андрей смутился:

— Я в детстве так назвал эту конечную цифру, на которой заканчивается мой личный счёт. Вернее, назвала сестра, это она любительница всяких таких… названий. Она, вообще, любительница выдумывать или скорее коверкать слова.

— И так часто мелькает в наших разговорах, что пора бы уже с ней и познакомиться.

Гольцев покраснел, затараторил:

— Она очень занята, сильно устаёт и очень стеснительная. Она наслышана о вас, прости, что это я… Она наслышана о тебе и хочет познакомиться, но ей духу не хватит.

— Я в её глазах монстр? — усмехнулась Александра.

— Вы, ты в её глазах идеал, после нашей мамы, конечно. Она знает твои расследования. Она… следит за твоими успехами. Она немножко фанатеет. — Андрей окончательно впал в краску и опустил глаза.

Селивёрстова, не привыкшая к подобным признаниям, смутилась. Когда-то, ещё в детстве и долгие годы после, она мечтала, что кто-нибудь станет ею восхищаться, а сама она станет живой легендой. Но, по правде говоря, этот кто-то был конкретным человеком, точнее, людьми. И это были её родители. Для них она хотела стать легендой, особенной. Их восторг желала ощущать во взгляде, в словах и действиях. Но этого не случилось.

Столь сильная заинтересованность со стороны незнакомой девушки казалась странной и ничуть не радовала. Скорее, настораживала. Александра так и не стала самым крутым следователем или детективом, хотя, славой всё же обзавелась. Сомнительной. Так, откуда же взялась поклонница?

— Прости, ты сейчас не так подумаешь о сестре, — всполошился Андрей. — Она не безумная какая-нибудь. Ты для неё — современный пример Шерлока Холмса или парня из «Элементарно». Она вас ставит на одну ступень из-за любви к делу. Она ведь тоже обожает свою работу. Живёт ею. И поэтому ты ей близка. К тому же ты реальный человек, а не персонаж, она тебя уважает. А ещё ей нравятся твои взаимоотношения с цветом.

— А? — теперь детектив удивилась.

Гольцев не смел поднять глаз.

— Мы часто болтаем, и я ей рассказывал о тебе то, что слышал и то, что…

— Что?

— Что рассказывал Резников, — Андрей выдохнул. Сжал пальцы в замок.

Александра не знала, то ли радоваться, то ли злиться. По всему выходило, что Бризу она была до сих пор небезразлична, несмотря на его скрытность и даже некую отчуждённость. Но разве их встречи, беседы, обсуждения — не личное? Разве она не была с ним откровенна? И тут же поймала саму себя на вранье. Была откровенна, но далеко не всегда. А что он рассказывал о ней другим? Чем делился?

Захотелось срочно сменить сиреневые на серые носки, а лучше графитовые.

— Саш, — Андрей всё-таки поднял глаза, — Ваня ничего такого не рассказывал. Только о специфике вашей работы. Ты — главная, а он на подхвате. Ты раскрываешь дело, а он помогает по возможности. Ты учишь, он учится. Знаешь, он говорил, ты хороший учитель.

Селивёрстова вздохнула. Роль учителя — совсем не то, с чем можно поздравить.

— Саш. Ты на него сердишься? На сестру сердишься?

— На себя сержусь.

Гольцев захлопал ресницами, и Александра вновь подумала, как же сильно он похож на большого ребёнка. Как до боли напоминает Диму.

— На себя, Андрей. У нас труп не за горами, а мы болтаем. Так не работают специалисты, запомни.

— Запомню. Так ты… в норме?

— Я всегда в норме. Это тоже запомни.

— Ладно.

— Наивный.

— Почему?

— Потому, что веришь всему, что тебе говорят.

— Так ты злишься?

— Ты купился на незнакомого соседа. Из-за этого я злюсь. А мужские сплетни меня не волнуют. И интерес твоей сестры тоже. Но познакомиться с ней стоит.

— Не понимаю.

— Она много обо мне знает, и ВРАЧ, похоже, тоже.

Андрей побледнел:

— Не-е-т, Машка никак не может быть связана с маньяком. Это полный бред.

— Наконец-то познакомились. Маша, значит.

— Подожди, — вскочил Гольцев. — Ты же сейчас не серьёзно? Причём здесь моя сестра?

— Притом, что я проверяю всех, Андрей. И если Маше нечего скрывать, она обрадуется встрече, не так ли?

Неуверенно кивнул.

— Можешь прямо сейчас написать ей.

— Сейчас?

— Проблема?

— Нет. Конечно, нет. Я… я ей напишу прямо при тебе. Машка, она хорошая. Ты ошибаешься. Ты…

— Разочаровываю? — подсказала детектив. — Раздражаю подозрениями? Несу чушь?

Андрей не стал отвечать. Молча вытащил мобильный и набрал сестру.

Гольцев не сомневался в Маше.

Александра смотрела на Андрея и ловила себя на том, что сравнивает его с Димой.

И она злилась. Очень сильно злилась.

Она хотела бы сидеть рядом с Димой, обсуждать, спорить. Хотела бы любоваться им, а не его сводным братом.

— Маша не берёт. Но она сразу перезвонит или напишет, когда освободится. Зря ты о ней плохо. — Андрей отложил телефон.

— Ладно. Ждём. Вернёмся к работе? Или ты поедешь домой?

— А ты думаешь, я брошу дело из-за твоих подозрений?

— Я тебя не обидела?

Она видела, что обидела, но в его упрямстве и попытке быть сильнее, чем он есть, вновь улавливала схожесть с Димой. Чёртов Соколов… Он бы сейчас сказал гадость или раздул скандал, или сжал в объятьях до тошноты.

Она скучала.

— Мне неприятны твои выводы о сестре, — честно признался Гольцев. — Но ты скоро изменишь своё мнение. А маньяк не ждёт. Пробуем числа?

Андрей явно был не из робкого десятка, и ей это нравилось в людях, и в мужчинах, особенно. Это же ей нравилось в Диме.

Братья…

— Давай числа. Но сестре тоже достанется роль. Согласен?

— Хоть меня вписывай, — махнул рукой. — Мы оба ни причём.

Рукавица настоял на встрече с матерью Лилии, но не выяснил ничего стоящего. Та же информация, то же восприятие трагедии. Только, если Власов топил горе в стакане, его жена давила отчаяние сигаретами. Окурок за окурком. И ни единой слезы. Лишь дрожащие пальцы с идеальным маникюром — на ногти его Лиза приучила обращать внимание, а также тихий голос и потухший взгляд.

Сильная женщина держалась до последнего.

Но когда Рукавица упомянул Александра Бурина, её самообладание взорвалось тысячей матных слов, так не идущих женщине с холёной внешностью и сотнями тысяч долларов на банковском счёту.

— Это он виноват! Он её испортил! Он лишил жизни, света, ума! Она же ничего не видела рядом с ним! Совершенно ничего! Он на неё смотрел, как на расходный материал, а она… — Очередная затяжка. Долгая утомительная.

Рукавица вздохнул, придвинул кресло поближе. Коснулся руки, державшей сигарету. Этому трюку его тоже научила Лиза. Проявить понимание. Показать участие.

Холодная кожа.

Власова вздрогнула, отняла руку.

— Я не нуждаюсь в сочувствии, — солгала, поднимаясь из-за стола. Подошла к шкафу. Они находились в кабинете, в её загородном доме, расположенном в посёлке поскромнее и не с такой дурной славой.

Владимир Андреевич смотрел на Лизаветту Евгеньевну и ловил себя на мысли, что она ни капли не похожа на его Лизу. И тем не менее, женщину хотелось обнять. Утешить. Сбить маску сильной личности.

Увидеть мать, не скрывавшую горе.

Но он так её и не увидел.

Несколько минут жена Власова стояла у шкафа. Перебирала книги, переставляла. Какие-то отложила прямо на пол. Наклонилась, пошатнулась, выдавая трагедию. Мигом взяла себя в руки, взяла ещё один том.

— Это Лиличкины книги, фэнтези, — произнесла, отвечая на незаданный вопрос. Не оборачиваясь. Натянутая, как струна. — Раздам их её подругам. Пусть, у них останется хоть что-то на память. Надеюсь, не выбросят. Они перестали общаться, как только Лиля встретила Бурина. Чтоб его разнесло на куски… Мразь.